Неизвестно, сколько прошло времени, до того как Костя вновь услышал чье то приближение к своей камере. Это оказался мужчина лет пятидесяти, с глубоким шрамом на левой щеке, говорившем о его репутации даже больше, чем здоровенный боевой нож, висящий на ремне.
Незнакомец взял стоявший неподалеку дряхленький стул, поставил его перед клеткой и сел.
— Ну что ж, Давай знакомиться- издевательски начал он. — Как зовут, чипчик?-
Костя не ответил.
— Хм… крутой, обычно Ганзейские сразу все выкладывают, если не вояки конечно… выходит ты не с Ганзы… а шмотки откуда? — изобразив задумчивость в итоге выдал незнакомец.
Костя вновь не ответил.
— Молчишь? Ну хотя бы не врешь. Запомни щенок, никогда не стоит врать мне- Приблизившись к арматуре, служившей здесь своеобразной перегородкой, четко, выговаривая каждое слово, сказал мужчина.
— Похоже наше знакомство немного не так началось- отпрянув, сказал он. — Попробуем еще раз- чуть проще сказал незнакомец. — Пойми дружок, твой единственный шанс выбраться отсюда- он взглядом обвел станцию — это сейчас мне все что я хочу рассказать- он выдержал вполне артистичную паузу. — С какой ты станции? И очень не советую молчать- Проговорил бандит, демонстративно кладя ладонь на рукоятку своего внушительного оружия. Костя понял, что в этот раз отмолчатся не получится. Все знания о человеческой природе, которыми он располагал, говорили о том, что ответить придется, потому что этот человек сейчас способен на все.
— Речной вокзал — Сухо ответил Костя. Сказать это стоило больших усилий чем можно было подумать. Чего стоило лишь, превозмогая боль, разлепить губы, слепленные ссохшейся кровью. Взгляд незнакомца резко переменился.
— Врешь щенок! Врешь! — гаркнул незнакомец. — Думаешь если на юге находимся, то о той стороне метро не сном ни духом!? — Взревел он, вскакивая со стула и на ходу вытаскивая нож. — Я же предупредил, что ненавижу вранье и врунов! — повторил он, демонстративно проводя лезвием по арматуре. — Зря ты соврал, уродец- Сказал он на прощание сплюнул на каменный пол, и сильно шарахнул стул ногой, и тот пролетя несколько метров упал на кладку станции, прокатившись еще некоторое расстояние — лезвие моего ножа будет последнее, что ты увидишь в своей жизни- гаркнул он, и быстрым шагом скрылся в глубине станции.
Сколько прошло времени, Костя не знал, в последний раз, и когда он смотрел на часы, они показали половину двенадцатого ночи. Не хотелось смотреть на них, чтобы не разочаровываться, лучше уж совсем не смотреть. Поневоле в голову стали взбредать разные мысли и воспоминания. Поначалу страшась их, как и все неизвестное, Костя пытался не пускать их в сознание, не давать им ход. Но вскоре от скуки они все же возымели свое. Первым и самым ярким в его сознание вторглись воспоминания о той зеленоглазке, которую он увидел на Октябрьской. Приятное воспоминание, не больше к сожалению. Но вспоминая этот ясный хризолитовый отблеск, на душе стало немного теплее, на мгновение даже забылись эти бандиты, эта безжизненная станция и вообще все человеческие недостатки, которыми изобиловал и сам Костя. На лице заиграла тень улыбки. Посмотрев на него со стороны кто-нибудь обязательно решил бы что парень сходит с ума: он изранен, помят, сидит в плену у нелюдей, запросто способных убить его, из-за того что он будет им мешать, в дали от своего дома, от своего мира, сидит и улыбается, глазами уставившись в одну точку.
Его мысленные бдения прервал тихий шорох со стороны сторожа, сквозь негромкий храп, который Костя услышал только сейчас, прокрадывались звуки тихо идущего человека. Затем все стихло. Мгновение спустя ушей пленного коснулся противный булькающий звук. Тело грохнулось на пол, и костя увидел мягко упавшую на камень расслабленную кисть сторожа. Тут из-за стены появился Олег с кучей ржавый ключей, болтающихся на металлическом кольце в одной руке и окровавленным ножом в другой. Он молча открыл дверь и помог заключенному подняться.
— Ты? как? — недоумевал Костя — Ты что на станцию пробрался один что ли? — изумлению освобожденного Кости не было предела.
— Тихо, выберемся, тогда и поговорим- отрезал сержант. Он взял под руку еле идущего освобожденного и уверенно направился к правому тоннелю. У кости даже мелькнула мысль, а не бывал ли его попутчик здесь раньше?
Возле одной из колонн сержант (или все же лейтенант?) неожиданно остановился и достал пистолет. Увесистый револьвер лежал в его руке как влитой. Сержант замер, прислушиваясь. Костя тоже напряг слух. Где-то на грани слышимости звучали торопливые шаги. Звук усиливался, уже через несколько секунд можно было свободно различать интервалы между шагами. Сержант навел пистолет на арочный проем, из которого вот-вот должен был кто-то выйти. Беглецы замерли в ожидании. Когда все произошло, Костя даже не успел увидеть лицо так неудачно оказавшемся не в том месте не в то время человека. Незнакомец появился из-за арки и даже не успев повернуть головы, с пулей в груди отлетел, и, упав на пол, распростерся на его холодных камнях. По росту он был скорее похож на карлика, или… на ребенка? Страшная мысль пронзила сознание. Убили ребенка. Он вырвался от сержанта, и как мог быстро, проковылял к бездыханному телу. Он взглянул в, еще недавно бывшими живыми, глаза. Ребенок. Это ребенок! Они убили ребенка! Костя в ужасе попятился от тела, и лишь преодолев некоторое расстояние, уставился на сержанта. Тот стоял, опустив пистолет. По нему было видно, как он напряжен: желваки вздулись, глаза смотрели прямиком на бездвижное тело, и даже долголетняя военная выдержка не помогла скрыть той неописуемой горечи, которая накатила не него в данный момент.
— Надо уходить- в итоге тихо, но резко сказал сержант. Он подошел, и снова взяв под руку, повел еще не пришедшего в себя Костю к тоннелю. Вдали уже слышались крики разбуженных в этот поздний час громким выстрелом.
Они двигались к тоннелю. Когда они уже почти скрылись в тени черного зева, сзади послышались тяжелые шаги.
— Эй! Ты кто? — крикнул кто то. Резко развернувшись, Сержант ответил несколькими выстрелами из револьвера, но тот мужик был явно не промах, перед смертью успел разрядить небольшую очередь, попав Косте в спину. Вскрикнув, ужаленный, навзничь свалился на землю. Хриплый рык вырвался у него из груди. Кровь лилась из проделанных пулями дыр сильно сочилась.
Сказав что-то непонятное, похожее на «мистштюк» Сержант поднял лежавшего на полу Костю, взвалил на спину и двинулся вглубь тоннеля.
— Нельзя сейчас перевязывать, терпи-
В ответ ему раздался лишь гневный полурык сильной боли, который тут же эхом разнесся по спящей станции.
Куда они шли, Костя не знал, но было лучше идти вперед, чем сидеть в клетке, в тягостном ожидании этих зверей. Из головы никак не выходило лицо того мальчика, который сейчас лежит на станции. Скорее всего, его уже нашли, и разъяренные, кинулись в погоню за дерзкими убийцами. Костя их понимал. В страшном сне, как говорится, ему не могло присниться убийство ребенка. Тем временем, снова скрывшийся под своей железной маской сержант, чуть ли не нес его по тоннелю. Похоже он куда то спешил. Но куда можно спешить? Куда бы они не пошли, их все равно догонят. Среди них нет раненых… Кровь сочилась из раны, перекрашивая камуфляж в багряные оттенки, перевязать ее не было времени. Они не пощадят беглецов, Костя был в этом уверен.
Тем временем они шли, ботинками считая шпалы, в изобилии лежащие на земле. Они шли, пока впереди не засветил спасительный свет какой-то станции. К этому времени сержант уже весь вспотел, дыханье его было неровное, тяжелое, было видно, как он вот-вот выбьется из сил.
— Эй! — хрипло крикнул он, и свалился на на рельсы. В след за ним на землю упал Костя.
Где то спереди кто-то зашевелился. Хороший знак, подумал Костя, пока его сознание не отключилось.
Глава 5. Никаких вопросов
Вокруг темно. Не видно даже пола, по которому идешь. Неожиданно из темноты выходит невысокая фигура. Грани размыты, но все равно можно уже понять, что это ребенок… Фигура медленно приближалась и стали различаться черты одежды, пальцы на руках. Наконец лицо выныривает из мрака, и свет озаряет спокойное лицо мальчика лет 13. В груди виднелся след от крупнокалиберной пули пистолета, а глаза были белые, без зрачков. Но почему-то видевший сон понимал, что ребенок смотрит ему в глаза. Ребенок подходит ближе, в конце концов, подходя в упор к главному герою сна.