— Вашего мнения, сьерры, я не спрашивал!

— Это не наше мнение — это приговор суда, одобренный герцогом Давингтонским!

— Как новый правитель этого города я отменяю приговор, и сам вынесу решение в соответствии с виной этих людей!

— Вы не имеете на это права!

— Ты еретик, мятежник и сатанинское отродие! — завопил аббат, выкатив глаза. — Хватайте его!

Я выхватил меч–бастард и без замаха, продолжая движение, вспорол горло аббата. Захлебываясь кровью, он повалился на помост, пытаясь обеими руками зажать рану.

Барон Рамсей только успел положить руку на рукоять своего меча. Острие моего меча уже было под его подбородком.

— Вынимайте меч, любезный барон! На турнире наша схватка не была проведена — закончим дело здесь!

— Из‑за этого говнюка Червелла я не готов сегодня умирать… — процедил сквозь зубы барон, не меняясь в лице и убирая руку с меча. — Но вы сегодня убили священника на глазах у всего города, и это обойдется вам очень дорого! Вы — глупец!

— Где ваш господин?

— Герцог два дня назад выехал в Гвинденхолл. Король собирает большой королевский совет, и ждите теперь большую армию на своих землях, лорд Грегори!

— КорольГрегори!

— Я не признаю вашей смешной коронации — вы самозванец!

Вспышка злобы молнией ударила мне в голову, и я воткнул меч прямо ему в рот и с хрустом повернул, пока он падал навзничь. Звон железа, крики и ржание коней.

Он бился в агонии, а я повернулся к своим людям.

Мои горцы сгрудились у ступеней, ведущих на помост, и рубились с офицерами барона Рамсея. Но офицеры быстро кончились. Я не успел поучаствовать.

Стража и жители разбегались во все стороны. Я увидел вокруг только спины. Палач с помощникам спрыгнул с помоста и исчез в толпе. Я обнажил кинжал и перерезал веревки на руках Молли и четверых мужчин. Они бросились целовать мои руки. Я грубо отстранил их. Приказал ближайшим горцам:

— Эгей, парни, возьмите этих людей в седла, и уходим!

Один из приговоренных, молодой парень, почти совсем мальчик, худенький и глазастый воскликнул:

— Я знаю короткую дорогу к городским воротам! Позвольте, милорд, я проведу?!

— Гвен, возьми его к себе и езжай вперед!

Через несколько мгновений наш отряд уже скакал прочь от вонючего и кровавого места.

Мы благополучно выбрались из города через северные ворота. Паника и суматоха сюда еще не добрались, и стража пропустила нас.

В аббатстве Святого Патрика мои люди дремали после обеда, когда туда явился мой маленький отряд.

Я занял помещение по соседству с часовней и потребовал обед.

Молли из Гартунга я приказал привести ко мне.

Она вошла и сразу же опустилась на колени.

— Так ты поешь песни, Молли?

— Пою, государь, а также играю на арфе, лютне и свирели….

— Что за песня, оскорбляющая короля, привела тебя на эшафот? И кто те четверо мужчин?

— Эти люди, государь, музыканты, менестрели. Они пришли в Гартунг и уговорили меня ездить с ними по королевству и зарабатывать пением. Они сказали, что у меня чистый и звучный голос. В Гартунге я играла на свирели для миледи и ваших людей.

— Много ли ты заработала своим голосом, Молли?

Она потупилась.

— Откровенно говоря, государь, хватало только на хлеб и эль…

— Твои родители живы?

— Я сирота, государь.

— Садись рядом, Молли, сейчас принесут обед. Ты проголодалась, я полагаю?

— Последние два дня, после оглашения приговора нас совсем не кормили, государь.

— Так ты не споешь мне песенку про короля?

Голубые глаза сверкнули исподлобья.

— Это не песня, государь, а так… короткий куплет…

— Прошу!

Молли откашлялась в кулак, прочищая горло и вполголоса напела:

Я усмехнулся.

— Твоя шутка, Молли опоздала на целый месяц! Король Руперт уже не безумен, к сожалению, и я этому причина…

— А чем же ты оскорбила церковь?

— Государь, вы не будите сердиться на меня?

— Спой, девочка, не бойся, я не аббат и не епископ!

Молли улыбнулась и также вполголоса пропела:

— Жирный епископ, имеет толстый лоб,

И обширное жирное пузо!

Не увидит член он свой

Коль нет зеркала под рукой!

— И за это вас осудили?

— Не только, государь… Еще я пела песни о море и драконах…

— О драконах?

— Я осмелилась петь песни миледи Сью…

Дверь отворилась. Вошли мои пажи с блюдами. Жареная курица в окружении ломтей жареного бекона. Ломти хлеба. Копченый окорок нарезан тонкими ломтиками. В кувшине что‑то плескалось весьма зазывно.

— Дуган, принеси прибор для нашей гостьи!

Молли сидела, сжав руки между колен обтянутых юбкой, и смотрела на еду не отрываясь.

Непосредственная и не трусливая певичка мне понравилась.

В кувшине оказалось белое монастырское вино.

Я отпустил пажей, и сам налил вино для девушки.

Она покраснела и робко взяла кубок в руку.

— За твое спасение, Молли!

— За ваше здоровье, государь и ваше доброе сердце!

А после вина мы набросились на еду. Голодная Молли уже не стеснялась. И пару раз мы одновременно брались с двух сторон за один и тот же кусок мяса.

Я смотрел на мою гостью и думал о том, почему церковь так жестока к женщинам. Почему для церкви женщина — человек второго сорта и при этом очень опасное создание, готовое броситься в бездну порока и объятия сатаны? Почему так свирепо преследуют ведуний, и почему королевские маги всегда были мужчинами?

Насытившись, Молли отодвинулась от стола, аккуратно облизнув замаслившиеся пальцы. К ножу и вилке она не коснулась и ела руками — видимо, не имела опыта работы с такими «инструментами».

— Я предлагаю тебе и твоим менестрелям остаться в моем лагере. Благодарных слушателей вы здесь найдете много. Свое покровительство я вам обеспечу. Потом поедем в Корнхолл. Там на севере мало хороших музыкантов, и мне при дворе пора бы завести своих менестрелей.

— Мы счастливы вам повиноваться, государь… Вот только инструменты у нас отняли…

— Я найду вам новые. Иди отдыхай, Молли.

— Вы спасли меня от ужасной участи, государь, и я никогда этого не забуду!

Постучав, ко мне вошел барон Гринвуд и остановился у двери, скрестив руки на груди.

— Ваше величество, я услышал о происшедшем в Давингтоне…

— Что тебя встревожило?

— Вы совершили ошибку, государь, прилюдно убив аббата и барона!

— Майлз, я — король, и я решаю кому и когда умереть!

— Государь, недостойно убивать безоружного и не обнажившего оружие…

— Они оскорбили меня прилюдно, Майлз, и за это умерли!

— Я ваш вассал, государь и любое бесчестие ложится также и на меня…

Подойдя к своему вассалу, я заглянул в его глаза. Его взгляд был тверд.

— Недостойно рыцаря обманывать своего господина и лгать о болезни отца, из‑за которой он не в состоянии принести вассальную клятву… Ваш отец по–прежнему вассал герцогини Бронкасл, Майлз! Я не хотел этого говорить, но ваши упреки меня рассердили!

Я не только ваш господин, но я ваш друг, Майлз. И никогда не покрою ваше имя позором!

Поверьте — я поступил в Давингтоне правильно, и нет бесчестия в том, чтобы раздавить ядовитую гадину, готовую укусить тебя в следующий миг… Довольно об этом!

Даю час на сборы, и выходим в направлении Хагерти. Там присоединимся к нашим основным силам и начнем большую настоящую войну. Король Руперт нам в этом поможет!

Хагерти не открыл мне ворота. Другого, собственно, и не ждали.