Убийцу скрутили горцы и прижали к земле. Правая рука онемела. Я левой рукой нащупал рукоять кинжала и выдернул из предплечья. Потом зажал обильно кровоточащую рану ладонью. Иголки пробежали по кончикам пальцев и боль ушла.

— Огня!

Принесли ближе факелы.

Я присел на корточки, окровавленной рукой схватил несостоявшегося убийцу за волосы, повернул лицом к себе.

Молодой, лет двадцати. Черная бородка. Растрепанные волосы.

— Кто ты? Кто тебя послал?

Он молчал.

— Отведите его в палатку охраны и свяжите. Утром я поговорю с ним. Думаю, вылазка сделана незначительными силами только чтобы подвести этого молодца ко мне ближе.

Бледный горец встал рядом со мной.

— Я виноват, государь, накажите меня!

— Полно, Кайл, просто подумай как не допустить такое в будущем.

Я вернулся в палатку. Испуганная Грета помогла мне снять камзол с окровавленным рукавом и отмыть кровь.

Глава 7

Убийцу прислал ко мне не граф Честширский, а его супруга, урожденная графиня Джаспер. Ее слуга Джон присоединился к вылазке, целью которой было убить бомбардиров и сжечь запасы пороха. В темноте он вышел к моему лагерю и дождавшись начала атаки явился, назвав себя сержантом из полка Макалистера. На нем был бордовый камзол, в какие одели горцев в Корнхолле, и он не вызвал подозрений. От Фостера я знал теперь многое про молодого граф Честширского. Ему двадцать лет. Он унаследовал титул от отца. Женат два года на Элизе Джаспер, дочери лорда ДжаспераУ них есть годовалая дочь, в которой молодой граф души не чает.

Граф бредит рыцарскими подвигами и периодически устраивает в Честфильде рыцарские турниры, щедро выплачивая призы победителям. На Гвинденхоллский турнир не приехал потому что жена была на сностях. Что говорит о теплоте их чувств. Передо мной счастливая семейная пара и мои враги… Я должен сломать их волю или убить. Уйти дальше и оставить непокоренный Честшир за спиной я не могу. Допросив беднягу Джона, я приказал его повесить вместе с прочими пленниками, захваченными ночью. Повредить моим бомбардам честширцы не смогли.

К графу Честширскому я направил герольда с вызовом на бой, на копьях и на мечах до первой крови. Через час герольд привез ответ. Граф согласился скрестить со мной оружие завтра на прибрежном лугу. Герольд, преклонив колено, передал мне ответ графа. Мои офицеры выразили различные эмоции. Жасс удивлен. Гринвуд был спокоен, но видно что одобрял мое рыцарское поведение.

— Каково настроение графа?

— Государь, он светился от счастья, принимая ваш вызов!

Жасс вздохнул и покачал головой.

— Неужели он рассчитывает победить?!

На прибрежном лугу все было обустроено как для малого турнира. Вот только бойцов двое — я и граф Честширский.

Квадрат огорожен жердями.

Две палатки на противоположных концах за изгородью.

Только нет трибуны для зрителей, прекрасных дам и судей. Впрочем, судьи есть — это два герольда, мой и графа. Сейчас они обговаривают последние вопросы.

Восходящее солнце ослепляет мой левый глаз, а графу правый.

Мой Малыш, снаряженный в броню, стоит спокойно. На мне не турнирные доспехи, а боевые. Копье в руке моего оруженосца Ричарда не с затупленным острием. Двуручный меч в петле у седла и узкий длинный кинжал–мезерикордия на поясе слева, а меч–бастард справа. Железный щит мал, но тяжел, и я опираю его о высокую луку седла. Граф Честширский также готов. Он в седле и смотрит на меня с дальнего конца ристалища. Его доспехи в отличие от моих не чернены и блестят на солнце. Его оруженосец держит шлем. Издалека видно как блестит золотая графская корона на шлеме. Конный знаменосец держит знамя пеннон графа — синее полотнище с черным грифоном.

На моем черном шлеме золоченый дракон разинул зубастую пасть. Томас, мой бывший паж, а теперь оруженосец, держит шлем с благоговением и нескрываемой гордостью. Я наклоняюсь, протягиваю руку в латной рукавице и легонько стукаю стальным пальцем Томаса по носу. Мальчишка вздрагивает и улыбается мне.

Герольды пролезают под жердями и занимают место в центре, рядом трубач.

Я не оборачиваюсь, но знаю, что позади на валах лагеря вся моя армия выбралась посмотреть на наш поединок. На стенах Честфильда также множество зрителей. Где то среди них и графиня, что послала мне убийцу.

Трубач трубит. Мне надевают шлем. Я выбрал салад без забрала. В нем лицо открыто, зато все видно. Вешаю копье на крюк справа, так его легче держать.

Вторая труба. Черт побери, я все же нервничаю! Что бы сказала Адель увидев меня сейчас? Я говорил ей, что больше не выйду на турнирное поле. Я ей солгал…

Третья труба.

Шпоры врезаются в бока коня. Малыш устремляется вперед, все набирая и набирая скорость.

Граф, также убыстряясь, мчится мне навстречу. У него закрытый шлем и лица не вижу. Мы сближаемся. Мурашки по спине…

«Какого черта я это затеял?!»

Копье графа поднимается… Он целится мне в лицо?!

В последний момент я поднимаю щит… И промахиваюсь…

Удар такой силы, что перехватило дыхание и чернеет в глазах…

Я улетаю во мрак…

Вот, дьявол, выбил меня из седла!

Я на земле и солнце светит в лицо. Болит голова и спина и дышать тяжело… Ноет левая рука… да и щита на ней нет. Я поднимаюсь на правом локте, стискиваю челюсти, чтобы не кряхтеть от боли.

Граф приближается ко мне пешим с мечом-бастардом в руках. Забрало поднято.

Он чертовски счастлив! Ишь, улыбка какая, словно я долгожданный, любимый и богатый дядюшка! Он расквитался со мной за поражение под Лонгфордом!

Я поднимаюсь на ноги и вытягиваю меч из ножен. Левая рука словно не моя, я ее почти не чувствую. А времени излечиться нет!

— Король Грегори, вы признаете себя побежденным?

Зеленые глаза графа сияют. На безволосых губах улыбка. Меч в ход не пускает, ишь, чтит рыцарский кодекс! Вот скаж,у что не признаю себя побежденным — он меня и рубанет от души с разворота, а прыти во мне как в беременной корове…

— Вы слышите меня?

Я сплевываю кровь на свой же панцирь и отвечаю шепотом заклятием истинной правды. Делаю шаг и всем весом бью неподвижного графа правым плечом в грудь.

Он падает на землю на спину, не выпуская меча из рук, а я валюсь на него с грохотом и лязгом. Мгновение мы лежим нос к носу.

Зеленые глаза остекленели. Ждешь вопроса, рыцарь? У меня нет для тебя вопроса!

Выкручиваю из рук графа меч и отбрасываю в сторону. Потом становлюсь коленями ему на грудь. Острием меча подпираю подбородок противника, не прокалывая кожу и произношу заклинание наоборот. Огромные удивленные глаза графа меня веселят, если бы так не болело все тело, засмеялся бы! Но я только закряхтел и спросил:

— Сдаетесь, граф?

— Это колдовство! Вы победили колдовством!

— Не кричите, у меня и так голова болит по вашей милости. Сдавайтесь, и закончим на этом, или мне пустить вам кровь? Одно движение — и острие воткнется вам в макушку, только изнутри…

— Вы колдун, и я погублю свою душу если сдамся вам!

— Я убью вас, и ваша молодая жена станет вдовой, а дочь сиротой. Потом мои люди вырежут город, а вашу вдову пустят по кругу. Ее будут насиловать, пока она не умрет, а может даже и после смерти… Простолюдины, знаете, неразборчивы…

Граф задергался подо мной, пытаясь столкнуть с себя. Но с мечом под подбородком это не сделать… В глазах его я вижу ужас. Но, презирая себя, я продолжаю:

— А ваша дочь? Кому нужна малютка, которую нельзя отыметь? Таких берут за ножки и разбивают голову об угол …всмятку… как яйцо!

— Вы… вы… не посмеете!

— Я сам делать это не буду! Боже упаси! Это сделают мои люди, а я даже этого не увижу! Так вы выбираете смерть?

Бессильные слезы выступают в глазах графа.

— Будьте вы прокляты! Я сдаюсь!

Я поднимаюсь на ноги. Воды бы мне похолоднее, да мягкую постель…

Наконец я забрался в деревянный чан с водой по горло и блаженствую, постепенно залечивал раны и ушибы, даже голова болит меньше…