— Джон Комбер объявляется «Королем стрелков» и получает главный приз, а также должность сержанта!

Зрители встретили мое объявление одобрительным ревом.

Я вернулся в палатку, что была разбита рядом с построенным домом. Бернадетта отправилась в свою палатку, видимо, опять сплетничать с Молли и играть на ее лютне. Баронесса легко сошлась с девчонкой-певичкой из Гартунга, и они много времени проводили вместе, к моему облегчению.

Перед ужином я планировал перечитать Военные анналы графа де Вилье, что прихватил с собой из Корнхолла. Свежее издание заинтересовало меня. Мемуары полководцев превратились в мое любимое чтение…

Но мои планы были нарушены. Вошел Говард и доложил о том, что ко мне прибыл посланник из Давингтона. В палатке появился нежданный гость — барон Хэрри Эльсинер.

В черненом полудоспехе, но без поножей и шлема, в красном большом берете с перьями, заколотыми золотой брошью.

Он как всегда элегантно мне поклонился. Я поднялся ему навстречу.

— Приветствую вас!

Он не назвал меня никак, ни «государь», ни «милорд».

— Приветствую вас, мой друг! Вы опоздали, только что закончились состязания стрелков, было довольно забавно!

Мы присели напротив друг друга в походные мягкие кресла.

— Говард, пусть принесут вина! Прошу извинить меня, мой друг, но вина из монастыря Святой Жильберты не имеется!

Лицо барона было напряженным.

— Говорите, Хэрри, я не думаю, что вы просто проезжали мимо и решили заглянуть на огонек к старым знакомым!

— Меня послал король Руперт! Мост заблокирован вашими людьми, и они стреляют в каждого, кто приближается!

— Они выполняют мой приказ, Хэрри!

— Поэтому я переплыл Шелл на баркасе в Давингтон и уже из города прибыл сюда.

Я последний вестник мира, Грегори… Король приказывает тебе, как своему вассалу, отвести войска за Клайв, а захваченные города и замки вернуть их хозяевам. Ты должен отречься от короны Севера….В случае отказа ты будешь лишен графского титула и пожалованных короной земель. Армия короля придет, чтобы наказать тебя и твоих людей за мятеж и беззакония…

Хэрри говорил, но не смотрел мне в лицо. Он боялся меня? Или это королевское поручение было тягостным для него?

— Архиепископ готовит послание об отлучении вас от церкви… Вам лично грозит анафема и интердикт всем вашим землям, включая Корнхолл.

Это было уже серьезно. До анафемы мне не было никакого дела, но интердикт грозил опасными и непредсказуемыми последствиями. На территории, находящейся под интердиктом, не работали храмы, не проводились религиозные праздники, не отправлялись обряды — крещение, отпевание, венчание….

— Хэрри, я не вассал короля Руперта! Ни мой отец, ни я не давали вассальную клятву какому-либо государю или сеньору! Я король севера, Хэрри! Руперт или признает это или погибнет! А указ о графском титуле не имеет никакого смысла — я король по праву рождения! Драконы были повелителями этого мира без всяких грамот и вассальных клятв!

Я — дракон и я беру то, что принадлежало моим предкам!

Хэрри наконец поднял голову и посмотрел в мои глаза.

— Я видел дракона… в ту ночь, когда вы исчезли с королевского приема…

Вы ведь обратились драконом?

— Ты сомневался в этом?

— Да… я сомневался… архиепископ сказал, что это было дьявольское наваждение, морок магия…что человек не может превратиться в огромное крылатое существо…

— А сейчас ты продолжаешь сомневаться? Ты веришь священнику, а не своим глазам?

— У дракона были ваши глаза, Грегори…

— Что с королевой-матерью?

— Она отправилась в замок Иглвуд, по велению его величества.

— Ты видел ее после турнира?

— Нет, королева не появлялась на приемах, и ее отъезд был внезапен.

— Переходите ко мне, Хэрри! В моем королевстве ты сможешь занять достойное место!

— Я не могу, Грегори! Я дал вассальную клятву герцогу Лонгфордскому, как и мой отец и как мой дед. Герцог привел своих рыцарей к королю. Сейчас под стенами Гвинденхолла собралось около десяти тысяч копий. Мои люди там тоже. Мы обязаны повиноваться королю. Поднять на вас меч — страшно и горько! Но отказаться повиноваться королю — позорно.

— Ты знаешь, каков мой ответ Руперту?

— Скажите мне его…

— Ответ очень простой — нет! Если Руперт не признает мое королевство к северу от Шелл, то я перенесу войну на юг, и мы проверим, смогут ли остановить дракона десять тысяч копий!

Хэрри встал. Виноватый взгляд. Руки теребят толстые перчатки.

— Берегитесь, Грегори! На вас объявили охоту и попытаются убить в облике человека.

Прощайте!

Я вышел из палатки следом и молча смотрел, как он садится в седло и в сопровождении трубача и пажа с белым платком на конце копья покидает мой лагерь.

— Грегори, это был Хэрри? Почему ты не оставил его на ужин?

Бернадетта уже была рядом. Обиженное лицо и поджатые губы.

— Хэрри привез мне требования короля Руперта.

— Ты их принял?

— Конечно, нет.

— Будет война….

— Она уже началась, дорогая моя! Оглянись вокруг! Я взял один город и теперь подошел к другому. Воины гибнут, селяне разбегаются… Война уже идет, просто на ее шахматной доске появились новые фигуры….

Пропустить мимо ушей предупреждение Хэрри я не решился, и нашим конным прогулкам по окрестностям пришел конец. Бернадетта быстро нашла себе развлечение.

Она на следующее утро потребовала для себя и для Молли по арбалету.

Девушки принялись расстреливать мишени. Мои пажи, Дуган и Томас, были отряжены взводить арбалеты, но кроме них нашлось много желающих помочь дамам. Мои латники толпились вокруг девушек, расточая комплименты и восхищаясь их успехами. Желающих натянуть тетиву было более чем достаточно. На четырех пиках был растянут из сукна навес от солнца, и стрельба продолжалась до обеда.

— Мои руки отваливаются! — стонала Бернадетта за обедом в моей палатке. — Я, кажется, обзавелась мозолью на пальце от этого противного тугого спуска!

Я помалкивал. Обмакнув в соус куриную ножку, я держал ее у рта моей подруги, а она, закатывая глаза, жаловалась мне на неудобный тяжелый арбалет, на слепящее солнце, на боль в коленях и руках. При этом она не забывал кушать из моих рук, откусывая маленькие кусочки, поминутно вздыхая.

— Ты совсем меня не жалеешь!

— Жалею, и больше не позволю тебе браться за арбалет, чтобы ты не портила свои крохотные пальчики.

Распахнутые зеленые глаза, обиженное лицо.

— Мы с Молли после обеда продолжим занятия! И ты нам не сможешь запретить!

— Но твои больные руки?

— Они в полном порядке, Грегори! Ты… ты… ты просто толстокожий горец!

Девочка решительно забрала из моей руки куриную ногу и быстро обработала своими белыми зубками.

После обеда обе подруги явились к мишеням. Пажи с печальной миной несли следом арбалеты и пучок стрел.

— Они делают успехи, Грегори!

Жасс стоял рядом со мной. Бернадетта наводила оружие на мишень, но косилась при этом на меня.

— Кто из них более точен?

— У Молли более твердая рука…

Всадник проскакал по лагерю, до самой моей палатки. Фостер спешился.

— Ваше величество, с южного берега Шелл в Давингтон переправляются воины!

— На лодках они много не переправят!

— Они наладили три паромных переправы! Войска идут потоком!

— Остроумно! Жасс, поднимай армию! Пусть все наденут доспехи!

В Давингтоне звонили колокола. Королевская армия пришла на помощь беднягам.

В сопровождении роты арбалетчиков, я вдоль берега Шелл проехал максимально близко к Давингтону. Паромные переправы было хорошо видно. Паромы набиты войсками под завязку и движутся еле-еле. На южном берегу огромное скопление конницы и пехоты.

Сегодня они переправятся в город, а завтра с утра выйдут в поле.

Но здесь не было десять тысяч копий. Может быть, треть…

Каждое копье — это рыцарь, оруженосец и от пяти до десяти вооруженных слуг.

Тем не менее, в Давингтон переправлялось 10–15 тысяч воинов.