Толстая сталь под натиском конунга глухо загудела, точно бил он литую болванку: удары, способные расколоть самый крепкий доспех, оставляли на теле голема лишь неглубокие щербины и вмятины.

— Мьёлнир, Мьёлнир!!!

Чудовище замедлилось, но не остановилось.

Раскачиваясь, как пьяное, оно протянуло громадные руки к неистово барахтающимся на полу людям, и тут Олаф, взбешенный и униженный презрением к своей персоне, получил доступ к голове.

С хриплым ревом он подскочил, и всей массой литых мускулов[102] обрушился на склоненный шлем, вкладывая в удар не только свой вес, но и раскаляющуюся не по минутам — по секундам ярость, от которой шарахнулись бы даже мухоморщики.

Под натиском монстр покачнулся, теряя равновесие, и стал стремительно крениться. Силясь удержаться, он уцепился огромной, как ковш экскаватора, пятерней за ограждение, попытался другой схватить отряга, лишь сшибая того с ног — и грохнулся на спину, сотрясая землю и выламывая кусок барьера.

Руки его рефлекторно дернулись, и каменный фрагмент весом с трех Олафов отправился на другой конец зрительного зала, корежа и плюща опустевшие[103] чугунные скамьи.

— Аос, Аос, Аос!!! — ликующе взревел рыжий конунг, мангустом скакнул ему на грудь, размахивая топорами, и снова принялся долбить поверженного противника, норовя отделить его голову от всего остального[104].

Искры полетели из-под лезвий — и из глаз отряга, когда стальная лапища в попытке сцапать наглеца задела его по макушке, сшибая шлем.

— Аос, Аос!!!.. — не прекращая ни на мгновение усилий и не обращая внимания на плавающую перед глазами черно-красную муть, конунг рычал и бешено молотил топорами по тому месту, где у всех существ — из мяса или железа — должна была быть шея.

Если бы перед ним была обычная стальная болванка, не говоря уже про живую тварь, она уже лежала бы на багровом песке Арены печальной горкой разрозненной анатомии.

Но это был голем.

С утробным мычанием монстр сел рывком, опираясь на одну руку и пытаясь другой прихлопнуть приставшего к нему человека.

Олаф, едва — но не совсем — успев увернуться, скатился с него как с горки.

Башка чудовища повернулась вслед за противником, и треугольные прорези глаз вспыхнули, точно все огни горячего Хела.

Исполинская лапа выбросилась вперед, и оглушенный конунг, не вставая, метнулся в сторону. Голем перевернулся набок и, точно играющий котенок, грохнул растопыренной пятерней там, где долю секунды назад был отряг, и рядом, и еще, и снова… там же… точно слепой…

Конунг вскочил на ноги, смахивая с лица одним стремительным жестом кровь и налипший песок, последний топор стиснут в руке, готовый умереть, сражаясь…

И согнулся пополам, роняя оружие.

Да, трехметровые стальные громады с человекоубийственными инстинктами и розовыми в голубой цветочек подъюбниками на голове иногда производят такой эффект на неподготовленных людей.

— Дуй отсюда, пока он не очухался!!! — проорала теперь уже Сенька с плеч Убийцы, затягивая сзади на шее голема запчасти придворного туалета Эссельте морским узлом[105].

Монстр отчаянно махал руками, пытаясь сорвать нечто, лишившее его видимости не хуже любого тумана, но огромные железные лапы, способные держать оружие весом в десятки килограмм, были бессильны перед эфемерным облаком муслина.

— Ну, нет!!! — торжествующе проорал рыжий воин и бросился за отлетевшим топором.

— Уходим, говорю!!! — соскочила на песок перед ним царевна, перекатываясь и едва не сшибая с ног. — Если бы големов можно было раздолбать руками, Олеандр покупал бы новых после каждой схватки!!!

— Отряги не бегут!!! — опьяненный боем, Олаф думал уже не головой, а лезвием топора.

Легким движением руки он смёл Серафиму с пути, словно соломенную куклу, рванулся вперед…

Справа от нее что-то сверкнуло ослепительно белым.

— Тогда ложись!!!..

И, не дожидаясь реакции, Сенька кинулась на него, валя наземь.

В плечо Стального Убийцы ударился огненный шар, срикошетил, промчался с визгом у них над головами и зарылся, оплавляя песок, в нескольких сантиметрах от колена отряга.

— Реньи гады?!.. — отпрянул конунг.

— Хуже! Агафон разбушевался! — выкрикнула царевна. — Бежим отсюда!!!

Против голема, может, даже против двух, Олаф выстоять бы собрался.

Против Агафона — даже одного — он не стал бы сражаться даже в шахматы[106].

Без дальнейших уговоров парень сгреб Сеньку в охапку, подхватил топор и, пригибаясь, устремился прочь — туда, где маневрируя по опустевшим скамьям, скакал Иван, не столько отбиваясь, сколько убегая от исступленно, но бестолково размахивающего кулаками Гранитного Демона. Тонкое чугунное литье мялось и рвалось под исполинскими ножищами и остервенелыми ударами кулаков, но лукоморец всегда умудрялся уворачиваться и наносить ответные удары прежде, чем огромная лапа впечатала бы в каменный пол и его.

Волшебный меч царевича давно искрошил как колбасу каменную дубину монстра, но против его пропитанной магией каменной плоти был почти бесполезен. Мелкие осколки отлетали от гранитных мышц после каждого удара, но разбушевавшегося голема это только раззадоривало и он, тяжело и неуклюже перебираясь с яруса на ярус, ломился на врага как пьяный гиперпотам, молотя ручищами направо и налево, пытаясь добраться то ли до Ивана, то ли до Агафона, которого тот прикрывал.

После того, как огненные шары и прочий импровизаторский набор не причинили вреда ни Убийце, ни Демону, маг взбежал на самый верхний ярус, заставляя толпу зевак отшатнуться, трясущимися руками нервно вырвал что-то из рукава и уставился на это, не мигая.

Из медитации над куском пергамента его вырвал кусок скамьи, просвистевший над макушкой, врезавшийся в стену и там застрявший.

— Ваня, Агаша, уходим!!! — провопила царевна, мчась по проходу вверх. — Сеанс кончился!!!

— Но мы… не можем… оставить… их так!!! — прорычал сквозь зубы Иванушка, принимая удары каменных кулаков на иссиня-черный клинок — и медленно отступая. — Они… представляют… угрозу… для общества…

— Вань, убери его от меня, он мне мешает!!! — крикнул чародей, закрыл глаза и принялся стремительно выписывать в воздухе свободной рукой светящиеся ультрамарином вензеля.

Пальцы другой вцепились в посох, вызывая к жизни по всей его длине крошечные васильковые искорки.

В попытке отвести чудовище от волшебника, Иванушка рубанул мечом по предплечью голема — безрезультатно, как всегда — и отскочил влево, делая вид, что удирает.

Гранитный Демон пер вперед, даже не повернув яблока-головы на дезертирующего противника.

— Агафон, он к тебе!!! — растерянно выкрикнул лукоморец.

— Я тоже очень рад… — процедил маг, не прерывая пассов.

— Беги!!!

— Маги не бегут…

— Мьёлнир, Мьёлнир!!! — уже домчавшийся до выхода Олаф не удержался от соблазна, вернулся и очертя голову налетел на каменного монстра, выдирающего вторую скамью для нового удара.

Частички камня брызнули из-под лезвия, но голем, не замечая ни повреждений, ни нового неприятеля, упрямо ломился к магу.

— Я… не могу… его… удержать!.. — лупя изо всех сил мечом по тянущимся к нему гранитным лапищам и уворачиваясь, проорал Иванушка. — Беги на улицу!!!

— Не надо его держать!!! — глаза чародея пылали азартным огнем. — Сделай так, чтобы он был рядом с тем!!!

— Тебе того сюда доставить, или этого вниз отнести?! — возмущенно выкрикнула Сенька.

— Лучше этого вниз! — радостно закивал волшебник, и синие искры оторвались от посоха и весело заметались вокруг его головы.

Стальной Убийца, словно услышав дискуссию и решив из врожденной поперечности сделать всё наоборот, продрал, наконец, дыру в наброшенной ткани, повел башкой, впился горящим взором в улизнувшую добычу и неповоротливо полез вверх.