«Так вот что значит — „злачные места“…» — про себя усмехнулась Сенька.

— Во имя Рагнарока!!!.. — дружным ревом отозвались отряги, с глухим стуком сдвинули кружки, расплескивая эль на себя, кушанья и собак, и пиршество длиною в ночь началось.

— Он где-то справа, — решительно ткнул пальцем в заявленном направлении чародей, едва улеглось последнее эхо раскатистого голоса Светоносного. — Полетели. В конце концов, время ужинать, а нас тоже приглашали.

— Его приглашали, — педантично уточнил Иванушка, вежливо качнув головой в сторону зачарованно глазеющего на происходящее внизу королевича, но маг отмахнулся:

— Где один, там и четверо…

— Не четверо, а пятеро… — поправил его ворчливо шерстяной голос. — Надеюсь, в меню павших героев Отрягии входит мята, выбивалка и печка…

— Вперед!

И они полетели направо.

Искать долго источник тостов не пришлось — в самом конце холла возвышался монументальный каменный помост в рост человека. На нем стоял длинный стол, точно такой же, как и его собратья внизу, а за столом сидели трое.

Вернее, двое сидели, а третий стоял между ними и увлеченно что-то говорил, преувеличенно-оживленно жестикулируя.

— Если один из них — не Рагнарок, то я — ученик свинопаса, — довольно изрек Адалет и самодовольно похлопал Масдая по спине:

— Рули туда, старина. Ты когда-нибудь видел богов?.. — выспренно вопросил он исполнительное транспортное средство. — Ну, так узришь сей…

— Ну, видел. А что? — скучающим пыльным голосом отозвался ковер, послушно ложась на указанный курс.

— Кхм… Да?.. — разочаровано отозвался волшебник и как будто стал на два размера меньше. — Ничего. Просто интересно. А ты, Иван? Серафима?

Иванушка ответил коротко «да», Сенька же задумалась, демонстративно задрала голову вверх и стала медленно загибать пальцы.

— Раз… два… три… Ну, штук пять как минимум, — наконец сообщила она и перевела невинный взор на чародея. — А ты?

— Эй, любезный, можно побыстрее? — недовольно постучал по Масдаю вместо ответа маг.

Но торопиться было некуда — президиум банкета был уже метрах в двадцати от них и быстро приближался.

Сенька окинула любопытным взглядом погруженную в беседу троицу.

Слева сидел чисто выбритый молодой мужчина с распущенными по плечам и тщательно расчесанными и завитыми темно-рыжими волосами. Полуприкрыв глаза, он почтительно прислушивался к тому, что говорил его сосед слева.

А слева от него, небрежно облокотясь о край стола и повернувшись в пол-оборота к собеседнику, расположился обритый налысо старик с бородой, заплетенной в длинную тонкую косичку — продолжение подбородка. На лице его застыло выражение человека, заучившего наизусть за ночь всё содержимое сборника «В мире мудрых мыслей»: заторможенный, слегка изумленный, слегка расфокусированный взгляд в подсознание, озадачено склоненная набок под тяжестью огромности мироздания голова, медленно шевелящиеся в непрерывном диалоге с вечно меняющейся Вселенной губы. В такт своим словам он дирижировал толстым коротким куском колбасы, зажатым в облитых жиром пальцах.

Длинноволосый отрешенно, словно в экстазе, кивал.

Между двумя сотрапезниками, скрестив руки на груди, возвышался еще один, замотанный в шкуры, как шарпей. Из-за копны густых спутанных волос и бороды, которых хватило бы с лихвой на обоих его соседей по столу, да еще на пару отрягов внизу, ни возраста, ни выражения лица его было не разобрать. Но Серафима почему-то казалось, что дегустация хеймдаллского эля началась для него сегодня задолго до наступления темноты. Единственным украшением его персоны был тонкий сыромятный ремешок, стягивающий на уровне левой щеки прядь толщиной с палец.

Масдай остановился в метре над столом и завис.

Президиум визитеров не заметил.

Если опергруппа рассчитывала на юного отряга по части протокола, надлежащих приветствий и прочих процедур, приличествующих двору верховного божества его страны, то она крупно просчитались. Едва завидя помост, стол и беседующих о чем-то небожителей, Олаф бухнулся на колени, прижался лбом к недовольно ощетинившимся ворсинкам ковра, да так и замер, бормоча: «Рагнарок… Рагнарок… во имя Рагнарока…».

Не полагаясь более на охваченного и выхваченного религиозным экстазом из окружающей действительности рыжего королевича, маг-хранитель решил взять бразды правления в свои руки и со всей мочи, чтобы наверняка перекрыть шум и гам пиршественного зала, гаркнул: «Приветствую!!!».

Совершенно случайно аналогичные идеи пришли одновременно еще в две головы, и Серафима громко и четко, хоть и не совсем одобрительно, рявкнула «Здрассьте!!!», а Иванушка — не менее громко и четко, стараясь перекричать тысячи еще почти трезвых героев, Адалета и Серафиму — «Приятного аппетита!!!».

Борода косицей закашлялся, подавившись куском кровяной колбасы, борода без прикрас пролил на грудь, бороду и всё и всех, что было ниже, свой эль, а бритый кудрявый подпрыгнул и прикусил язык[32].

— И-извините… — смутился Иван. — Я… то есть, мы… не хотели вас напугать…

— Напугать?!.. — пришел в себя, побагровел и вскочил на ноги борода косичкой, яростно смахивая липкое пиво с бритого шишковатого черепа себе на плечи.

Незримая сила опустила отчаянно протестующего Масдая почти вровень со столом, и поздние гости оказались глаза в глаза с горними повелителями Отрягии.

— Да знаешь ли ты, с кем говоришь, смертный?!

Иван забыл, что риторические вопросы ответов не имеют, и честно мотнул головой:

— Нет. Но мы ищем Рагнарока, верховного бога отрягов. Не могли бы вы подсказать…

— Рагнарока?.. — вытаращил мутные от эля глаза и утробно расхохотался борода метлой. — Рагнарока?!.. Ну, так вы его нашли!

— Очень приятно, ваше всемогущество, — протянул говорящему короткую пухлую ручку чародей. — Адалет, маг-хранитель…

По произведенному эффекту рука вполне могла быть невидимой.

— Рагнарок — это я, — скрестил руки на груди борода косицей и тяжелым хмурым взглядом пригвоздил прибывших к месту. — По какому праву простые смертные незваными гостями врываются в мой дом?

— Незваными гостями нас не назовешь, ваше всемогущество, — оскорблено покраснев, убрал на посох не замечаемую никем руку волшебник. — Сегодня вы призвали к себе некоего Олафа, сына конунга Гуннара…

— Ну, и кто из вас сын Гуннара? — пьяно хихикнул борода метлой и толкнул локтем в ухо кудрявого, чтобы тот посмеялся его шутке.

Кудрявый почему-то изменился в лице и юмора не понял.

— Ты, старик? Ты, дылда белобрысая? — стал тыкать поочередно пальцем в визитеров борода. — Ты, короты… Да ты девчонка!!! Что баба делает в царстве героев?!

— Достань свой меч, и мы посмотрим, кто из нас герой, а кто баба! — ощетинилась как дикая кошка Сенька.

— Немедленно извинись перед моей женой!.. — подскочил Иван.

— Да я тебя!.. — взмахнул опустевшей, но всё еще увесистой кружкой лохматый.

— ТИХО!!! — рыкнул борода косицей, и в мгновение ока на помосте и во всем холле воцарилась тишина — даже дрова в очагах замокли на полутреске. — Где он? Где сын конунга?

— Я здесь, у ног твоих, о великий и вечный, о всемогущий и всесильный, о затмевающий солнце и попирающий луну, о мудрейший из мудрых… — донеслось приглушенное из-за мешков с припасами.

Отряд Адалета разинул рты — в таком красноречии заподозрить отпрыска злосчастного предводителя отрягов еще минуту назад не мог никто.

Но, похоже, впечатлены были не они одни.

— Поднимись, смертный, — слегка умиротворенный, Рагнарок милостиво повел рукой, и трепещущий, как дуб в землетрясение, отряг выпрямился во весь рост. — Значит, это и есть сын старого рубаки Гуннара? Яблоня от яблока недалеко падает… Хм, хм, хм… А ну-ка, поворотись-ка, сынку…

Повинуясь желанию Светоносного, бело-красный до корней рыжих волос королевич[33] поднялся в воздух на полметра над ровной спиной ковра и сделал два полных оборота вокруг своей оси — сначала вертикальной, потом — горизонтальной.