— Подсудимому слова не давали, — строго прогундосила царевна. — Минус двадцать процентов. Итого, с суммой сто пятьдесят процентов голосов Яфья и Абуджалиль оправданы…

— Я не согласен!!!

— С чем?

— Сто десять минус двадцать не равно ста пятидесяти!

— Минус на минус дает плюс, это каждому школяру известно, — философски пожала плечами Серафима. — И пятьдесят туда — пятьдесят сюда — какая тебе теперь разница? Апелляция отклоняется.

— Что… это значит?.. — Ахмет неуверенно посмотрел на надменно задравшую обгоревший на сулейманском солнце нос царевну.

— Что — что?

— Что значит… эпиляция… отклоняется?

— Это значит, что кто старое помянет, тому все волосы повыдерут, — любезно пояснила Серафима. — Пучками и по одному.

— И что же нам теперь с ними делать? — растерянно оглядел сначала притихшую сладкую парочку, усердно не смотрящую друг на друга, а потом и гостей, в несколько минут превративших его прибежище уюта и покоя в сумасшедший дом, и робко уточнил Амн-аль-Хасс.

— Конечно, наказать, — убежденно заявила Сенька.

— Но… ты же только что… сама… Как?

— Выдай Яфью замуж за мага. И наказание твое падет на их головы неотвратимо и справедливо: они будут маяться друг с другом каждый день в течение всей жизни.

— А если не будут? — жалобно спросил Ахмет Гийядин.

— Ваше величество, — мягко положила ему руку на плечо и ласково улыбнулась Эссельте. — Неужели возможность устроить счастье всей жизни для двух людей не перевесит в вашей душе любые обиды?

— Счастье?.. Обиды?.. Устроить?.. — растерянно моргнул и растаял от супероружия принцессы калиф. — Если прекрасная гурия из далеких краев, чья кожа подобна весеннему цветку с головоломным названием, первым выглядывающим из-под снега… чьи глаза напоминают два колодца среди пустыни… чьи волосы нежнее паутины… а щеки розовее элитного узамбарского мрамора по сто золотых динаров за кубометр…

— Хорошо, что Аос его не знает, — ухмыльнувшись, шепнул Олаф на ухо Ивану.

— И Кэмель тоже, — нервно хмыкнул в ответ лукоморец.

— …если такая дивная пэри и впрямь полагает, что они этого достойны… — то ли запутавшись в комплименте, то ли исчерпав заготовленные метафоры, перешел к делу Ахмет, — тогда… пожалуй… мы согласны. Да увлечет за собой пыль обид в пустыню забвения вечерний ветерок милосердия и рассеет ее над барханами прощения!

— Поцелуйтесь, дети мои, — ибн Садык улыбнулся потерянно таращащим на калифа глаза влюбленным. — Наконец-то. И пусть назначенное вам его величеством и судьбой свершится, к добру ли, к худу ли. Вы сами этого хотели, а, значит, ни хвалить, ни винить больше некого.

— С-спасибо… ваше сиятельное величество…

— Благодарим…

— Займитесь уже делом, — подмигнул ошалелому от поворотов фортуны коллеге Агафон. — Мы отвернемся.

— А нам пока можно, наконец, спокойно сесть и всё-таки поговорить, — ворчливо заметил Кириан.

— О чем? И с кем еще? — с усталой покорностью оглядел шальных визитеров Амн-аль-Хасс.

— С нами, ваше величество, — почтительно приподнялся со своих подушек Иванушка. — С наследниками Пяти Родов…

Когда развернутое до определенных пределов повествование о событиях последних нескольких дней подошло к концу, пораженный калиф некоторое время сидел молча, озадаченно уставясь куда-то вглубь своего беспощадно перевернутого кообом вверх тормашками внутреннего мира.

Наконец он словно очнулся от гипноза и поднял на гостей черные глаза, полные решимости.

— Значит, Гаурдак восстанет именно в этом году и в этот раз.

— Да, — торжественно кивнул Агафон.

— И времени у нас осталось немного.

— Да, — озабоченно подтвердил Иванушка.

— Поэтому вылетать надо как можно скорее.

— Да, — вздохнула Эссельте.

— А к чему эта грусть в бездонных как две океанские впадины очах, о дивная гурия северных льдов? — снова растаял взгляд калифа.

— Так… просто… хотелось погулять на свадьбе Яфьи и Абуджалиля…

— Ну, а в чем проблема? — непонимающе наморщил чумазый лоб его сиятельное величество.

— Но мы же улетаем!..

— Улетим после свадьбы, — пожал плечами калиф.

— Но когда она еще будет!..

— Сегодня вечером.

— Что?! — в голос вскричали жених и невеста.

— Но у меня нет платья!..

— Но мои родственники не знают!..

— Платье купим, родственников предупредим, не смогут прийти — доставим под конвоем ужин приготовим, палаты украсим, — деловито принялся загибать пальцы Амн-аль-Хасс. — Апартаменты для проживания выделим новые, побольше. Фейерверк… Ну, насчет фейерверка тебе придется позаботиться самому, Абу.

— Ваше величество слишком добры к недостойным такой щедрости…

— Ерунда, Абу, — величественно отмахнулся калиф. — За то, что ты претерпел от нашего… самозваного «я», да еще после этого столько усилий приложил для изгнания гнусного порождения преисподней… или где у него там прописка… что бы мы ни сделали для тебя — всё будет мало.

— Благодарим… я и Яфья… невеста моя… да продлит премудрый Сулейман дни добрейшего правителя Белого Света до бесконечности… — склонились до пола стремительно приближающиеся от обручения к молодоженству влюбленные.

— С нашим удовольствием, — благодушно улыбнулся Ахмет. — А тебе, отважный и находчивый Селим, чего бы хотелось получить из наших рук в такой удивительный день? Наложниц у меня еще человек восемьдесят будет… если не больше… А хочешь три? Или пять? Пожалуйста?..

— Спасибо, ваше сиятельное величество, да пребудет на вас благословение Сулеймана в веках и тысячелетиях, — почтительно поклонился Охотник, не скрывая сочувствия. — Но я уже не так молод… Это только в семнадцать лет я говорил:

— …но к закату жизни понял, что главное — не количество, но качество. И теперь у меня добрая жена, почтительные дети и веселые внуки. Есть и дом, и служба…

— А, служба! — озарилось идеей лицо Ахмета. — Служба в охране! Разве достойна она такого выдающегося покорителя рифм, как ты? С сегодняшнего дня мы назначаем тебя нашим придворным поэтом!

— Благодарю вас, о щедрейший из щедрых правителей Белого Света… но…

— Никаких «но»! — вскинул в энергичном протесте мягкие ладони Ахмет. — Неужели тебе покажутся обременительным или непосильным заданием несколько рубаи к нашим праздникам и юбилеям после покорения гильдии ассасинов за два часа?

— О, нет, но я — простой служака…

— Не говори нелепицу, Селим! Простые служаки не оседлывают крылатых верблюдов Судьбы! Может, мы и не слишком разбираемся в стихах, но зато мы хорошо разбираемся в поэтах! Не говоря уже о Кэмеле — уж он-то точно знает, кто ему хозяин. Такие таланты как ты не должны пропадать втуне! Страна должна слышать и читать своих героев!

— Благодарю, о премудрый из наимудрейших, — поклонился Селим.

— А теперь мы обращаем наш взор на премудрого Маарифа ибн Садыка, — нашел взглядом за спинами компаньонов старого мага Ахмет Гийядин. — Чего желаешь ты, почтенный старец? Почестей? Домов? Наложниц? Денег? Всё, что мы найдем в нашем распоряжении, будет твоим!

— Почтенный старец желает прожить оставшиеся ему дни в мире и покое, — едва заметно склонил голову последний Великий. — И если великолепный калиф отыщет в городе какую-нибудь халупу, хозяева которой не будут слишком строги к коротающему свой истекший век старикану…

Ахмет задумчиво сложил губы трубочкой, поморгал, наклонил голову в одну сторону, в другую…

— Кажется, мы знаем одну такую халупу. И хозяина ее, кстати, не будет дома некоторое время. Так что, о премудрый чародей, наш дворец в полном твоем распоряжении в известных пределах. Ты — наш гость, пока Хозяин заоблачного Кэмеля не вспомнит про тебя. Но мы очень надеемся застать тебя, когда вернемся: даже одна беседа с мудрецом дает вдумчивому человеку больше, чем сто лет, проведенные в компании глупца.