— Нет, не мог, — перебивая Уралова, заключает Шахов и поднимает руки. — Я капитулирую и готов принять версию капитана Уралова. Однако теперь мне хотелось бы услышать, как он ее аргументирует. О его точке зрения мне известно пока лишь со слов полковника Астахова.

Заметив, что победитель не злорадствует и не торжествует, Шахов смотрит на него уже без предубеждения. Сам бы он не упустил случая поддеть капитана.

Все теперь поворачиваются к Уралову, который мелкими глоточками не спеша пьет чай.

— Аргументы? — спрашивает он, ставя свою чашку на блюдце. — Разве и без того не очевидно, что имеем мы дело с каким–то электронным устройством?

— Это догадки или есть конкретные доказательства? — щурится инженер–полковник Шахов.

— А помните таинственный взрыв на полигоне у Загорского?

— Это когда погиб ефрейтор?

— Да, ефрейтор Чукреев.

— Но ведь это когда было! — пренебрежительно машет рукой Шахов. — Почти полгода назад.

— Зачем же полгода — всего три месяца. Но то, что тогда было непонятно, теперь предстает совсем в другом свете. Помните кристаллики кремния, найденные майором Васиным на месте взрыва таинственной мины?

— Вы полагаете, следовательно…

— Вот именно! У меня нет никаких сомнений в том, что тогда взорвалось электронное устройство, которое вело передачи с нашего полигона. А о том, что было оно электронным, свидетельствуют крупинки чистейшего кремния.

— Допустим, что это действительно так, — не очень охотно соглашается инженер–полковник. — А каков, по–вашему, его внешний вид?

Капитан задумчиво смотрит некоторое время в темный прямоугольник окна, потом берет синий карандаш из деревянного стакана, стоящего на письменном столе Астахова, и торопливо набрасывает на листе бумаги какие–то эскизы.

— Внешний вид его может быть какой угодно. Такая вот танкетка, например. Или подобие приплюснутого шара — сфероида. Весьма возможно даже, что эта штука сама, автоматически, так сказать, окрашивается под цвет окружающей местности.

— Обладает своеобразной мимикрией?

— Да, нечто в этом роде, — утвердительно кивает капитан.

«Принципиально это, конечно, возможно» — мысленно соглашается с ним Шахов. Вслух он спрашивает:

— Ну хорошо, допустим, что такая управляемая на расстоянии закамуфлированная танкетка действительно вкатилась на один из наших полигонов. А как же она передает изображение? Вы, конечно, ответите: с помощью телевидения. Допускаю и это, но как? Размеры ее не могут быть велики. Где же она берет энергию для передач? Ведь телепередачи требуют огромных затрат энергии…

Шахов задал Уралову вопрос, который интересует всех. И эксперты, давне уже забывшие о своем чае, и полковник Астахов — все выжидательно смотрят на капитана. Этот пункт его гипотезы кажется им особенно уязвимым.

— Я не думаю, что «электронный шпион» ведет обычную телепередачу, — задумчиво произносит капитан. — На это действительно потребовалось бы слишком много энергии. Видимо, тут найдено какое–то иное решение. Современная теория информации дает возможность выработать очень простые, экономные коды. С помощью таких кодов любую информацию, в том числе телевизионную, можно передать в сжатом виде в течение нескольких секунд. А телевизионные приемники, расшифровав ее, воспроизведут затем на своих электронно–лучевых трубках в натуральных масштабах времени.

— Дело тут, значит, в статистическом составе информации? — спрашивает Астахов, имеющий некоторое представление о теории связи.

— Да, конечно, — кивает Уралов и наливает себе еще чашку чая. — Несмотря на необычайную сложность статистического состава телевизионной информации, она все же поддается исследованию методами общей теории связи. Информацию эту можно измерить и установить наименьшее количество единиц для ее передачи.

— М–да, — задумчиво произносит Шахов, отодвигая пустую чашку. — Не очень конкретно, конечно, но вполне вероятно.

— Можно, значит, начинать поиски «электронного шпиона»? спрашивает Астахов.

— Полагаю, что можно, — отвечает Шахов.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Казалось бы, кроме капитана Уралова, некого было послать на такое задание, и все–таки полковник Астахов не очень уверен, правильно ли он поступил, послав именно его. Капитану придется ведь иметь дело не только с техникой. За этой техникой люди, опытные разведчики врага. Как–то он справится с этим? А тут еще Шахов смотрит весь день укоризненным взглядом. Надо поговорить с ним, пожалуй…

— А вы бы кого послали? — безо всяких предисловий спрашивает Астахов инженер–полковника.

Шахов молчит, раздумывая. Кроме Уралова, послать на такое дело действительно некого…

— Я, собственно, не против Уралова, — говорит он наконец. — Но надо бы не одного. Я бы вместе с ним обязательно кого–нибудь из опытных оперативных работников послал. Одному ему трудно будет. Он ведь неопытен в делах оперативного характера. Да и точка зрения у него слишком уж…

Не закончив мысли, Шахов широко разводит руками и замолкает.

— А вы, значит, все еще не разделяете этой точки зрения?

— Не вполне, — признается Шахов. — Она отрывает его от сегодняшнего дня, от повседневной практики нашей работы, хотя и выглядит весьма прогрессивной. Но вы не думайте, что я совсем уж погряз в будничной работе. Я слежу за всем новым. Допускаю даже теоретическую возможность телеграфной передачи человеческого тела, высказанную Норбертом Винером.

Он произносит это без улыбки, и нелегко понять, шутит он или говорит серьезно.

— Представляю себе,, как усложнится работа контрразведок, — усмехается Астахов, — если тайных агентов начнут забрасывать таким способом. К счастью, сам же Винер опровергает такую возможность. Любое «развертывание» организма должно ведь представлять собой процесс прохождения электронного луча через все его клетки. А это неизбежно разрушит живые ткани, и, если кому–нибудь удастся «протелеграфировать» в наш адрес тайного агента, мы получим лишь труп его. А мертвый агент не так уж страшен.

Оба смеются. Потом Шахов замечает задумчиво:

— Может быть, и к лучшему, что Уралов поехал один. Это приучит его к самостоятельности.

— А в существование «электронного шпиона» вы верите?

— Весьма возможно, что он и существует, — уклончиво отвечает инженер–полковник. — Во всяком случае, современная техника дает возможность осуществить разведку подобным образом. Но даже если это и не так, не сомневаюсь, что это всего лишь эксперимент. Основные методы разведки, конечно, все те же. Они себя еще не изжили.

— Согласен с вами. Но согласитесь и вы, что прежними методами агентурной разведки работать становится все труднее и труднее. Секреты современных лабораторий и испытательных полигонов уже не получишь так просто, как получала их в свое время «Филд информейшн эдженси текникал».

— О, эту офис я хорошо помню! — смеется Шахов. — Ее руководитель полковник Путт еще в сорок шестом хвастался, что ему было доставлено из Германии двести тридцать тонн документов и около трех тысяч тонн оборудования.

Мог бы и Астахов рассказать кое о чем, с чем сталкивался за время своей долгой работы в контрразведке. О том, например, что директор Американского национального фонда Уотерман проговорился как–то, что усовершенствование радара, атомной бомбы, реактивных самолетов и пенициллина осуществлялось в Соединенных Штатах на основе иностранных открытий и исследований, к которым американцы имели легкий доступ. Но не Шахову же сообщать об этом! Его такими фактами не удивишь. Он знает их побольше, пожалуй, чем сам Астахов.

— Научно–технической разведке, — продолжает между тем инженер–полковник, медленно прохаживаясь перед Астаховым, — и сейчас предписывается уделять наибольшее внимание сбору информации в области ядерной физики, электроники, аэродинамики сверхзвуковых скоростей и ракетной техники. Добывать эти сведения будут они, конечно, всеми методами — и новыми, и старыми, так что работы хватит даже таким консерваторам, как я, — заключает он с усмешкой.