– А это тоже не наша с вами забота, – снова перебивает Вейцзеккера командующий охранными войсками. – Этим занимаются органы СС. А они в проверке благонадежности смыслят больше нас с вами.

– Не осмелюсь возражать вам, господин генерал. У них бесспорно большой опыт по этой части. Однако мои личные наблюдения привели меня к выводу, что расчеты их не всегда оправдываются. Ставка же на добровольцев из военнопленных, по–моему, вообще порочна. Эти «добровольцы» лишь ищут способа снова вернуться к своим, несмотря на всю нашу пропаганду об ожидающей их расплате…

– А вы, значит, нашли иной способ заставить их честно служить нам? – иронически усмехается генерал.

– Как вы знаете, господин генерал, я не один год провел в свое время в России, выполняя там задание абвера, – с достоинством замечает майор Вейцзеккер. – И если бы не состояние здоровья, я бы и по сей день работал в нашей разведке. Меня там…

– Ну хорошо, хорошо, – соглашается генерал. – Я вовсе не хотел вас обидеть. У вас есть какой–нибудь план?

– Да, есть конкретный план действий, господин генерал, – твердо заявляет Вейцзеккер и достает из своей полевой сумки несколько листов бумаги. – Вот тут все подробно изложено, господин генерал. Мы должны предложить командованию группой армий «Центр» взять на себя подготовку диверсантов для заброски их в район советских прифронтовых железных дорог. Пусть даже будет это пока только экспериментом. А готовить их мы будем по методу партизанской «рельсовой войны». Их же оружием, так сказать. Ну, а что такое «рельсовая война», кому же лучше знать, как не вам, командующему охранными войсками группы армий «Центр»?

«Да, действительно заманчиво все это, – размышляет генерал. – В самом деле, я лучше, чем кто–либо иной, знаю подлинный эффект их «рельсовой войны»… Не меньшим, а, пожалуй, еще большим будет он в тылах русских войск. Никто ведь так постоянно не опирался еще на железные дороги, как русские. Благодаря этому и проявляют они свою поразительную маневренность, перебрасывая крупные воинские части и соединения на самые ответственные участки фронта. Похоже, что майор Вейцзеккер неглуп. Над его предложением стоит подумать».

– И у вас есть русские люди, которые пострадали от Советской власти или уже достаточно себя скомпрометировали на оккупированной нами территории? – спрашивает генерал Вейцзеккера.

– Да, господин генерал. Например, бывший дорожный мастер Куличев, должностное лицо в системе советского железнодорожного хозяйства, возглавляющее путевой околоток. Теперь он бургомистр городка Овражков. И именно тут, в этом «заштатном», как говорят русские, городишке следует нам организовать школу железнодорожных диверсантов. Ее и возглавят бывший дорожный мастер и его племянник, бывший лейтенант инженерных войск, дезертировавший из Красной Армии в самом начале войны.

Пробежав глазами план Вейцзеккера, генерал делает на нем несколько пометок синим карандашом и кладет в свою папку.

– Я подумаю над вашим предложением, майор Вейцзеккер. А вы не забывайте о главных своих обязанностях – борьбе с саботажем и диверсиями.

– Но ведь борьбу с диверсиями…

– Да, этим ведает полковник Кресс, но разве вам не ясно, что саботаж и диверсии – дело одних и тех же рук. Во всяком случае, руководят этим одни и те же лица. Для меня лично в этом вопросе нет ни малейших сомнении.

– Да, господин генерал, это так. Однако…

– Все, майор Вейцзеккер! Вы свободны.

Отпустив Вейцзеккера, генерал приказывает своему адъютанту соединить его с полковником Крессом. А спустя несколько минут кричит в трубку:

– Что у вас там опять, Кресс? Партизаны взорвали мост?.. Надеюсь, не тот, что на реке Бурной? Ах, вы считаете его абсолютно неприступным! А вот партизаны, судя по всему, этого не считают. Во всяком случае, они не прекращают своих попыток взорвать его. Что значит для нас этот мост, надеюсь, вы понимаете, полковник? В таком случае не забывайте, что вы отвечаете за него своей головой.

НЕПОДАЛЕКУ ОТ «НЕПРИСТУПНОГО»

Майор Огинский и лейтенант Азаров вот уже второе утро ведут наблюдение за железнодорожным мостом через реку Бурную. Замаскировавшись в густых кустах на опушке леса в трех километрах от моста, они подолгу смотрят в бинокли, внимательно изучают каждый метр местности.

– Похоже, что наши ребята не зря окрестили его «неприступным», – чуть слышно произносит Азаров.

Не отвечая лейтенанту, Огинский продолжает изучать подступы к мосту. Что и говорить, к нему не подберешься незаметно. На левом низком и открытом берегу к нему примыкает высокая насыпь. Она позволяет охране просматривать и простреливать все подступы к мосту с дальней дистанции. На высоком правом берегу вырублен не только лес, но и кустарник, подходивший почти вплотную к реке. Ближние подступы к мосту по обоим берегам реки ограждены несколькими рядами колючей проволоки.

– А перед проволокой, конечно, минные поля? – спрашивает Огинский Азарова.

– На прошлой неделе подорвался там Константин Малышкин. Но не столько минные поля нам страшны, сколько собаки.

– Как, и собаки там тоже?

– Да, сторожевые овчарки. Днем немцы держат их в дзотах.

– Численность охраны, судя по всему, не менее двух взводов, – продолжает рассуждать Огинский. – И вооружены они не только автоматами, но и пулеметами, конечно.

– В том числе еще и крупнокалиберными зенитными, – добавляет Азаров.

Отложив бинокль в сторону, Огинский дает отдохнуть глазам. Потом снова прикладывает к ним окуляры и всматривается в сквозные фермы моста и пространство между поверхностью воды и нижним поясом ферм.

– Какова, по–вашему, высота нижней кромки моста над уровнем воды? – спрашивает Огинский Азарова, прикидывая эту величину по делениям угломера бинокля.

– Примерно семь метров.

– Значит, сплавной миной тут не воспользуешься.

– Мы уж думали об этом. Слишком высоко.

– В самом деле, значит, неприступен?

– Я никогда этого не утверждал.

– Ну, а каков же выход?

– Нужно подумать.

– А есть для этого время? Штаб партизанского движения нас торопит. Да и сколько же можно думать? Задача эта не сегодня перед нами поставлена. Партизаны уже пытались ведь его взорвать.

– Для меня ясно пока лишь одно – лобовой атакой его не взять!

– А я бы добавил: при наших средствах никакой атакой вообще. Вот и выходит, что в самом деле неприступен, – усмехается майор Огинский.

– Нужно бы его как–то изнутри… – задумчиво произносит Азаров.

– То есть?

– Может быть, с помощью местных железнодорожников.

– Вы имеете в виду бригадира пути, путевых рабочих и обходчиков? Но ведь все они подчинены дорожному мастеру Куличеву.

– Куличев теперь не дорожный мастер, а бургомистр Овражкова.

– Но подбирал и бригадира пути, и путевых рабочих, вне всяких сомнений, он сам, себе под стать.

– Быть, однако, не может, чтобы все оказались такими же мерзавцами, как он.

– Будем надеяться, что найдутся и порядочные, – вздыхает Огинский, доставая блокнот из полевой сумки. – А теперь давайте набросаем схему моста и систему его охраны. А что касается способа его подрывания, придется, видимо, ограничиться пока лишь вашими соображениями.

– Весьма туманными притом, – замечает Азаров.

БУРГОМИСТР КУЛИЧЕВ ПОЛУЧАЕТ ЗАДАНИЕ

Всякий раз, когда майор Вейцзеккер поднимает глаза на Куличева, душа бургомистра уходит в пятки. Хотя майор и не сказал еще ничего существенного, нет сомнений, что на сей раз вызвал к себе неспроста. Куличев давно уже догадывается, что немцы не случайно обходят стороной Овражков, не располагая в нем ни гарнизонов, ни комендатур. Вокруг ведь, даже во многих селах, есть не только комендатуры, но и отделения гестапо с зондеркомандами, только в Овражкове ни одного немца. Такого так просто не бывает…

И лишь когда Вейцзеккер сообщает ему свой план создания в Овражкове школы железнодорожных диверсантов, Куличеву кое–что становится понятным. Особенно расспросы майора о племяннике его Тимофее, дезертировавшем из армии в начале сорок второго.