Некто извинился, объяснил, что по их правилам он обязан проверить, нет ли у герра Скарбека при себе оружия.

— Я сам боюсь таких игрушек, не говоря уже о моей жене — по лицу Скарбека и в самом деле прошла тень испуга. — В жизни к ним не притрагивался!

Некто вышел на улицу, огляделся и тихо свистнул. Как из–под земли вырос другой агент, он приподнял котелок и смущенно сообщил, что автомобиля нет, нужно ждать, пока его пришлют с другого конца города.

Скарбек услышал это и остановил таксомотор. Некто не сразу согласился сесть в него.

— Поймите, это прежде всего в моих интересах, — сказал Скарбек. — Не вы, а я должен как можно скорей уехать из Вены, я — в Гамбург, а жена с сыном — в Прагу, к родственникам.

— Вы сами уплатите шоферу?

— Вот это как раз неудобно, — возразил Скарбек и сунул деньги, которые Некто взял в нерешительности. — Вам еще придется поколесить по городу, чтобы выяснить всю эту глупую историю.

Скарбек и Некто устроились на заднем сиденье, агент в котелке сел рядом с шофером. Поехали по Рингу — мимо здания ратуши, мимо оперного театра на той стороне бульвара. Вот и полицейпрезидиум.

Поднялись на третий этаж, там сидел чиновник, который занимается делами фальшивомонетчиков и фальшивыми документами. Чиновник был занят, и, чтобы не терять времени, Некто снял со Скарбека короткий допрос и куда–то ушел. Подошел агент в котелке, а с ним еще один, тучный и лысый, которого Скарбек прежде не видел.

Сыщики из коридора вполглаза наблюдали за Скарбеком и вполголоса разговаривали между собой. Скарбек не был похож на человека, который нервничал, — не рвал судорожно бумажек, как это бывает с неопытными, не ломал спичек, не разминал дрожащими пальцами сигарету, не шарил без толку у себя в карманах — сохранял полное спокойствие.

Агенты полагали, что задержанный плохо знает немецкий, а Скарбек слышал обрывки их разговора.

— По–моему, он за кем–то гонится…

— А по–моему, он от кого–то убегает…

— Какое нам до этого дело? — лысый пожал тучными плечами. Иностранец должен ответить за фальшивку по австрийским законам.

— Если он нашкодил в Германии, пусть его там и наказывают. Зачем нам руки пачкать?

— Иностранец обязан уважать законы нашей страны.

— Но преступление карается по законам страны, где оно совершено, а не там, где оно раскрыто!

Агент в котелке и тучный, лысый продолжали спорить и, подойдя к Скарбеку, как бы пригласили его принять участие в своем споре.

— Надеюсь, вы согласны, что иностранцы должны подчиняться нашим законам? — воинственно спросил лысый–тучный.

— Не согласен! В Китае на мою фабрику и в мой дом не смел войти ни один китайский полицейский, — возразил Скарбек на достаточно скверном немецком языке. — Он мог явиться только с консулом или с представителем посольства.

— Может быть, в колониальной стране другие порядки, — пожал плечами лысый, тучный.

— В Венской полицейской школе сейчас стажируются китайцы, присланные Чан Кай–ши. У нашей полиции есть чему поучиться! — сказал с гордостью агент в котелке.

— Интересно, китайские полицейские такие же грязные, как в Китае? рассмеялся Скарбек. — Или они здесь, в Вене, каждый день принимают ванну?

Агент в котелке охотно рассмеялся:

— Во всяком случае, они еще не успели отмыться добела.

Тучный, лысый неожиданно заговорил на ломаном итальянском языке, он хотел помочь Скарбеку, который очень натурально мучился, подбирая в разговоре недостающие ему немецкие слова, и с трудом понимал своих собеседников.

— Знаете ли вы в Риме синьора Пичелли? Он тоже, как вы, занимается большой коммерцией.

— А где он живет? — Скарбек изобразил искреннюю заинтересованность. В каком районе?

— Где–то возле рынка на площади Наполеона, рядом с главным вокзалом.

— Откуда же мне его знать, вашего синьора Пичелли? — высокомерно удивился Скарбек. — Это же не аристократический район! Моя вилла в том районе, где живет сам дуче. От меня до виллы Торлонья совсем близко. А на рынке у вокзала мне делать совершенно нечего…

Перед дверью чиновника, который все еще был занят, снова появился Некто. Скарбек протянул ему пачку гаванских сигар, угостил обоих агентов; сам он только что выбросил не докуренную сигару.

— Никогда не выкуриваю сигару до конца. Правда, когда заключаешь крупные сделки, когда волнуешься — жадно глотаешь дым. А когда нет поводов для волнения, я себя ограничиваю. Больше всего никотина в окурках…

— Хорошо, что вы обладаете такой силой воли, — сказал Некто. — Не каждый умеет…

— Не знаю, как у людей вашей профессии, но чтобы заниматься коммерцией, нужно вести умеренный образ жизни. Никто из нас не откажется пропустить рюмку–другую коньяку после обеда или ужина. Но, например, я ложусь спать не позже одиннадцати вечера. Хотел бы и сегодня в это время лежать в спальном вагоне.

— Сейчас доктор Штрауб освободится, и недоразумение будет выяснено, обещал Некто.

— Конечно, если бы я был знаменитостью, я бы уже уехал, — вздохнул Скарбек. — Осенью тысяча девятьсот тридцать второго года произошел любопытный случай с Джильи. Он сам рассказывал мне, когда мы сидели с ним в Риме в кафе «Эксцельсиор». Джильи ехал на гастроли в Германию, а на границе вдруг обнаружил, что забыл паспорт. Не отменять же из–за этого завтрашний спектакль в берлинской опере и послезавтрашний концерт в филармонии! Чтобы у пограничных властей не было сомнений, что он на самом деле Джильи, он спел им арию «Сердце красавицы». И что вы думаете? Пропустили!

— Тогда были другие времена, — напомнил Некто.

Открылась тяжелая дубовая дверь, и доктор Штрауб пригласил их к себе. Скарбек увидел на дубовом столе свой паспорт, к нему была пришпилена какая–то препроводительная бумага на немецком языке.

— И печать и подпись под печатью фальшивые, — сказал доктор Штрауб и отложил лупу. — Кому вы сдавали в августе паспорт?

— Здесь, в Вене, в райзебюро «Вагон ли». Кто бы мог подумать, что мой паспорт попадет в руки жулика, а меня, по его милости, ждет что–то вроде ареста? Меня сегодня впервые в жизни допрашивают в полиции.

Скарбек принялся рассказывать подробную историю о том, как в Америке у него когда–то пропала посылка с образцами товаров. Он понял, что имеет дело с одним нечестным человеком, знал, кто этот жулик, все улики были налицо. И все–таки в суд не подал, не хотел оказаться в суде даже истцом.

Выслушать столь подробный рассказ при таком знании немецкого, как у Скарбека, — нелегкая задача.

— Выражаю сочувствие по поводу той посылки с образцами товаров. Полагаю, что у нас, в Австрии, этого не случилось бы, — сказал доктор Штрауб язвительно. — И все–таки не могу вернуть паспорт, пока не будет выяснено, кто поставил фальшивую визу. Поэтому возвращайтесь в райзебюро, — он подал знак агенту, — выясните все до конца.

Пока ждали приема и беседовали с доктором юриспруденции, таксомотор стоял у подъезда.

По дороге Некто доверительно сообщил Скарбеку, что на августовской визе стоит подпись бывшего сотрудника германского консульства, некоего Гофмана. А сейчас Гофман снова в Вене, он приехал сюда уже как инспектор. Проверял паспорта, присланные на визу, и заявил, что его подпись на паспорте Скарбека поддельная.

— Боюсь, тут действовал какой–то опытный жулик и вам сразу не удастся его поймать, — сказал Скарбек. — Боюсь, мы сегодня не уедем. Я должен сообщить обо всем жене.

Некто разрешил позвонить в отель, но попросил вести разговор по–немецки. Скарбек, войдя в будку телефона–автомата, нарочно оставил дверь открытой, чтобы Некто слышал разговор.

Анка сразу поняла, что Скарбек говорит при свидетеле, и затараторила без умолку: так легче будет выявить все, что нужно.

— Прошу не волноваться, — уговаривал Скарбек на ломаном немецком языке. — Понимаешь, какой–то жулик испачкал мне паспорт… Нет, в прошлый раз… Какая ты непонятливая!.. Да, в августе. Ну, когда мы жили в отеле «Виндзор»… Почему? Если бы ты терпеливо слушала… В том же самом райзебюро… «Вагон ли»… Кто же так шутит? Нет, нет, нет… пожалуйста, не спорь! Не шутник, а жулик!