Я подумал, что, заметив взгляды, которыми обменялись женщины, Лера совсем стушуется, но, совершенно неожиданно, произошло обратное. Уже безо всякой оглядки на соседок по столу она помогла Ольге Алексеевне сменить посуду. Игорь, на правах младшего сына, принес блюдо с горячим. Честно сказать, обстановка за столом стала живее. Лидия Петровна отпустила Ольгу Алексеевну, несмотря на ее возражения.

  К этому времени Данька, наевшись, видимо, занудился сидеть на одном месте. Он жалобно поднял глаза на Леру:

  -Мама, я помню, что нельзя вставать из-за стола первым, но я там еще не все досмотрел. Может быть, это не будет страшным нарушением правил, если я тихо пойду и тихо посмотрю ружья? Если честно, я таких никогда не видел!

  Лидия Петровна подняла брови:

  -А десерт?

  Неожиданно Владимир Георгиевич, почти не прикоснувшийся к еде, поддержал Даньку:

  -Конечно, иди. - Он обернулся к Лидии Петровне с улыбкой: - Надеюсь, Лида, ты простишь такую вольность и мне.

  Лидия Петровна встревожилась:

  -Опять твой бок?

  Он успокоил ее:

  -Нет, нет! Просто мы с молодым человеком еще не договорили.

  Он сложил салфетку, легко поднялся, и они с Данилой покинули нас, провожаемые растерянным взглядом Лидии Петровны.

  Неугомонная Ольга Алексеевна накрыла чай в садовой беседке. Мы с мужчинами присоединились к хозяину дома и его маленькому гостю, а женщины остались в саду.

  Алла демонстративно закурила. От чая она отказалась.

  Я с сочувствием глянул на Андрея, и вдруг заметил странно тяжелый взгляд, которым он смотрел на отца и Даньку, склонившихся над огромным томом справочника по стрелковому оружию. Я подумал, что внешнее сходство Владимира Георгиевича и Данилы привлекает уже не только мое внимание.

  Я оглянулся. Лера и Лика, тетка братьев, тихо разговаривали за столом, накрытым белоснежной скатертью. Лера поставила чашку на блюдце, глаза ее сияли, щеки раскраснелись.

  Я постоял у окна, наблюдая за ними, поэтому хорошо видел, как Лидия Петровна отвернулась в сторону и мстительная улыбка исказила ее красивое гордое лицо, и как она, мгновенно справившись с собой, вернула на него обычное холодновато-снисходительное выражение.

  Я все не мог забыть эту ее гримасу. Уже дома, перед сном, я вышел на веранду с сигаретой. Соседний дом был погружен в темноту, за исключением кабинета отца. Я подумал, что какие бы тайны не хранили члены семьи Тобольцевых, ко мне и Лере они отношения не имеют. Через пару недель мы расстанемся и не факт, что встретимся в скором времени. Надо сказать, это обстоятельство меня мало огорчило.

  Лера выглянула на веранду:

  -Не спишь?

  Я поднялся:

  -Уже иду. - Поколебавшись пару секунд, все-таки спросил: - О чем вы беседовали за чаем?

  Она подняла ко мне печальное лицо:

  -О маме, о моем отце. Они погибли, когда мне не было трех лет. Знаешь, почему-то ни бабушка, ни дед не рассказывали мне о них. А Лика Георгиевна была маминой институтской подругой. Оказывается, она как-то привезла сюда мою маму после практики, здесь она и познакомилась с моим отцом. Моя мама была очень красивая, и он сразу влюбился.

  Я кивнул:

  -Ты очень на нее похожа. В комнате, где я сплю, висит большая фотография, девушка - вылитая ты. Только прическа другая.

  Лера подтвердила:

  -Это они фотографировались, чтобы послать карточку маминой родне, еще до свадьбы. Потом они поженились, и папа сразу ушел в плавание, потом родилась я, а потом они разбились. То ли дорога была скользкая после дождя, то ли просто папа не справился с управлением, а только он погиб сразу, а маму еще пытались довезти до больницы. Отец служил офицером на подводной лодке, они часто расставались. Кто же знал, что им так мало отпущено времени на то, чтобы быть вместе?

  Она опустила голову.

  Заметив, что ее глаза заблестели, я взял ее за руку:

  -Вот, всегда нужно думать о том, что времени отпущено мало.

  Лера чутко уловила то, о чем я не решился сказать вслух. Она виновато глянула на меня.

  Я вздохнул:

  -Лера, ты иди. Обещание свое помню, не беспокойся.

  Она кивнула и зашла в дом, а я еще долго сидел в темноте. Мне показалось, что я заметил какое-то движение на веранде у соседей, но, сколько ни вглядывался, больше ничего не увидел.

  ГОША ТОБОЛЬЦЕВ

  Я-то думал, что прошедшие восемь лет защищают меня, но все оказалось куда сложнее. Умом я понимал, что Лера не одна, что она ни словом, ни намеком не давала мне понять, что может быть иначе, и все же...

  Я постоял в темноте. Видел, как Лера ушла в дом. Сергей остался на веранде, мне был заметен огонек его сигареты.

  Я заглянул в кабинет отца, на полке нашарил бутылочку с ружейным маслом, спустился в сад. Тихо смазал петли калитки, разделяющей наши участки.

  Я прошел знакомой дорогой. Стараясь производить как можно меньше шума, поднялся по металлической лестнице к окну мансарды. Придерживаясь за ветки плюща, пробрался по узкому карнизу. Мелкие камешки хрустели под ногами, и я замер, прислушиваясь. Все было тихо.

  К моему счастью, окно было распахнуто. Я уселся на подоконник, негромко позвал:

  -Лера, ты спишь?

  В комнате послышалось движение, и босые ноги прошлепали к окну.

  -Конечно, спит. Ночь на дворе, - пробурчал недовольный и сонный Данька.

  Вот черт! Почему я решил, что Лера спит в своей старой комнате?

  Я виновато сказал ему:

  -Ты, парень, извини, что разбудил. - Я спустился на карниз, кивнул ему: - Ну, я пошел?

  Данька потер глаза и сонно пробурчал что-то неодобрительное мне вслед.

  В своей комнате я нашарил, не зажигая свет, сигареты, распахнул окно. Мне не спалось.

  О чем я хотел поговорить с Лерой? О том, что так и не смог забыть худенькую серьезную девочку с загорелыми ногами, исцарапанными в малиннике, помню, как подростком ночью ввалился к ней, и она бинтовала мне рану на руке, жалостливо дуя на нее и приговаривая что-то сочувственное, помню, как неожиданно в одно лето она превратилась в красавицу с огромными глазами и пышными волосами, о том, что по-прежнему влюблен в нее, что не могу дышать одним воздухом с ней.

  Я поморщился. Вот только ничего этого ей не надо. И никогда не было нужно. Из всех знакомых девчонок она не только была самой красивой, но и просто была единственной, кто хорошо, хотя и только по-дружески, ко мне относился.

  Я всегда был толстым и неуклюжим мальчиком, да еще носил очки. А тут еще эти дурацкие танцы! Я тогда отдал бы всю свою будущую жизнь, чтобы так ловко, как Андрей, держать ее за талию, чтобы это мне она улыбалась, встречаясь взглядами, покрываясь нежным румянцем и сияя глазищами.

  Нет, конечно, мне она тоже улыбалась. Она виновато отстранялась и охала, когда я наступал ей на носки туфель, и улыбалась, чтобы я не думал, что оттоптал ей все ноги. Иногда она улыбалась поощрительно, если мне удавалось попасть в такт. Впрочем, учитывая мою неуклюжесть, это редко удавалось. Но, чудное дело, она на меня никогда не сердилась, единственная из моих знакомых женского пола.

  Впрочем, за те годы, что мы не виделись, я изменился: похудел, вырос, сменил очки на контактные линзы. Я выучился, работаю в хорошей клинике. Честно могу сказать о себе, что я - неплохой врач. В общем, от отсутствия женского внимания я не страдаю. Особенно от внимания охотниц за обеспеченными женихами. Вот уж, действительно, откуда их развелось везде в таком количестве? Впрочем, меркантильность в людях я, слава богу, чувствую сразу. Если честно, мне это качество в женщинах отвратительно. Правда, когда я дома об этом как-то заговорил, мама сердито упрекнула меня в том, что я отрицаю элементарный расчет в браке. Как говорит мама, любовь любовью, но надо же и присмотреться к предмету любви внимательней.