Крофт приводит примеры таких попыток. Гарольд Икес, бывший при президенте Рузвельте министром внутренних дел, уроженец Чикаго, в своей книге «Американская палата лордов» приподнял завесу над преступным прошлым двух газетных магнатов США, являющихся в то же время видными фашистскими главарями.

– В начале нынешнего столетия они, пожалуй, первыми Организовали гангстерские шайки, которые физически уничтожали агентуру «противника», то-есть конкурирующей газеты. «На перекрестках, где лучше всего распространяются газеты, – пишет Икес, – стояла машина «Чикаго трибюн» (газета Мак-Кормика – Н.В.), поджидая продавцов херстовского «Экзаминера». Как только последние показывались, они попадали под обстрел… Херстовские молодчики отстреливались под защитой фургона для перевозки газет. Не успевшие укрыться гибли под пулями.

Вместе с ними гибли и пешеходы. Эта красочная чикагская сценка относится к 1910 году.

Крофт приводит и другие факты, характеризующие уголовную деятельность полковника Мак-Кормика и Херста. Они совершили многие убийства. Мак-Кормик убивал – конечно, не собственными руками – не только агентов конкурировавших с ним газет, но и лиц, разоблачавших его темные дела. Так, например, в 1893 году одним из продавцов «Чикаго трибюн» был убит председатель чикагского муниципалитета Гаррисон. Любопытно, что «на вооружении» у этой «американской газеты для американцев» (так именует Мак-Кормик свою бульварную газету), помимо холодного и легкого огнестрельного оружия, были даже пулеметы. Нередко они пускались в ход.

Подручные Мак-Кормика по редакции «Чикаго трибюн», достойные соратники своего шефа, являлись по совместительству содержателями публичных и игорных домов, а в годы «сухого закона» занимались «бутлегерством» – контрабандной торговлей спиртными напитками.

– Деятельность чикагских представителей «свободной прессы» всегда была, как видите, широкой и разнообразной, – саркастически замечает Крофт. – Впрочем, и сейчас нравы чикагской прессы – да и не только чикагской – не изменились к лучшему.

На другое утро мы с Крофтом отправляемся в поездку по городу. Машина медленно идет по широкой автостраде, проложенной вдоль озера. Прибрежная часть Чикаго красива: здесь расположены парки, музеи, яхтклубы, пляжи.

На Мичиган-авеню – главной артерии Чикаго – высятся небоскребы. Рядом находится деловой центр Чикаго – крупнейший в стране филиал нью-йоркского Уолл-стрита. Его называют «Луп», что в переводе означает «петля». Линия составляющих его небоскребов имеет сходство с затянутой петлей. В этом названии содержится глубокий символический смысл: «Луп» – действительно петля, накинутая хищными чикагскими монополистами на шею простого человека.

Улицы «Лупа» кажутся узкими расщелинами. Над ними проходит надземная железная дорога, занимающая все пространство улицы между первыми тремя этажами. Это типичный американский «даун-таун». Банки, конторы трестов, универмаги расположены на Стэйт-стрит и Лассаль-стрит. Здесь чикагская Фондовая биржа, Америкэн нэшнл бэнк, Сити нэшнл бэнк и другие крупнейшие банки. Рядом – на Рандольф-стрит – кино, кафе-шантаны, кабаки; поближе к центру – дорогие, подальше – низкопробные. На каждом шагу аптеки и лавчонки, торгующие галантереей, дешевыми сувенирами и порнографическими открытками. В южной части «Лупа» находится Торговая палата самая большая в мире биржа, спекулирующая зерном. Здешние в пятьсот футов высотой увенчано тридцатифутовой статуей греческой богини Деметры, покровительницы земледелия. Символ выбран заведомо фальшивый – ведь хорошо известно, что в монополистической Америке зерновые биржи не покровительствуют, а препятствуют земледелию, подрывая его экономические основы, разоряя и грабя фермеров. Куда более уместно было бы поставить на здание биржи статую Гермеса, считавшегося у древних греков покровителем торговцев и грабителей. Эти профессии как нельзя лучше объединяются в деятельности современных американских бизнесменов. Кстати, статуя Гермеса неплохо отражала бы и гангстерскую репутацию Чикаго.

От Торговой палаты мы направляемся на улицу Де-Ковен, вошедшую в историю Чикаго в связи с грандиозным пожаром 1871 года. В городе было тогда семьдесят семь тысяч жителей. Пожар оставил без крова семьдесят тысяч и причинил убытки на сотни миллионов долларов. На улице Де-Ковен в хлеву миссис О'Лири и возник пожар, причиной которого, согласно местной легенде, было то, что корова опрокинула на солому зажженный фонарь. Теперь на месте хлева стоит небольшой жилой дом, и лишь едва заметная мемориальная доска напоминает о катастрофе 1871 года.

Хотя от этого района всего несколько минут ходьбы до Мичиган-авеню, здесь на каждом шагу попадаются «сламс». На углу улицы Де-Ковен кое-как держатся полуразрушенные, но еще обитаемые дома и хижины. Они сколочены из разнокалиберных досок и листов ржавого кровельного железа. На заброшенном пустыре в пыли и мусоре играют оборванные ребятишки. Все это очень похоже на временное поселение погорельцев 1871 года. Но перед нами один из «обыкновенных» рабочих кварталов. «Сламс» занимают в Чикаго – этом втором по величине городе Соединенных Штатов – площадь около пятнадцати квадратных миль.

Обитатели трущоб живут в такой ужасающей бедности, что часто не имеют возможности покупать самые необходимые продукты питания и вынуждены раздобывать себе «пищу» на городских свалках. Местная газета «Чикаго сан энд таймс», выражая таким людям лицемерное сочувствие, писала: «В нашем Чикаго старожилы насчитывают семь городских достопримечательностей, включая в число этих «достопримечательностей» мясные бойни, гангстеров и трущобы, протянувшиеся на много миль. Однако каждый раз оставляют без внимания городские свалки и «комиссию по помойным ямам», которая установила, что многие жители города питаются отбросами».

В тот же день, присоединившись к экскурсионной группе, мы осматриваем скотобойни Чикаго. Здесь властвуют мясные короли Америки – Свифт, Армур и другие. Наша группа попадает на мясокомбинат фирмы Свифта. Чудовищная эксплоатация рабочих и немыслимая грязь в свое время сделали чикагские мясоконсервные предприятия печально известными во всем мире. С тех пор в них стало несколько чище, но и сейчас они еще совершенно не удовлетворяют элементарным требованиям, которые должны быть предъявлены к предприятиям, изготовляющим продукты питания.

Что же касается эксплоатации рабочих, то она стала еще более чудовищной. В тех цехах, где выполняется наиболее тяжелая и грязная работа, мы видим почти исключительно негров. В большинстве своем они не являются членами профсоюзов и, следовательно, не имеют возможности организованно бороться за улучшение условий своего труда. Характерно, что администрация мясокомбината запрещает экскурсантам что бы то ни было фотографировать и тем более разговаривать с рабочими. Весь процесс производства, начиная от убоя скота и кончая упаковкой мясопродуктов, демонстрируется только со специальных галерей, проходящих через особые, так сказать «образцово-показательные», цехи предприятия.

Со скотобоен мы возвращаемся через «Чайна-таун», состоящий из кварталов с узкими улочками. Здесь живут китайцы. Нам рассказывают, что в этих кварталах до сих пор процветает торговля опиумом. Завсегдатаями курилен являются не только представители преступного мира, но и просто опустившиеся люди, вынужденные ютиться в «сламс» и искать в опиуме утехи от жизненных невзгод.

Затем мы проезжаем по Максуэлл-стриту, на котором находится рынок типа «толкучки». Тут идет торговля всевозможной рухлядью и с рук и с лотков. Самые крупные торговые «предприятия» Максуэлл-стрита помещаются в тесных лавчонках. В них едва можно повернуться. У входа обычно стоит хозяин, назойливо зазывающий покупателей. Рынок напоминает восточный базар. Мостовая Максуэлл-стрита настолько загромождена лотками, ящиками и корзинами, что, когда наша машина встречается с другой, нам приходится долго и искусно маневрировать. Рынок Максуэлл-стрита – это универмаг бедноты, которая не в состоянии ходить в пышные многоэтажные магазины чикагского торгового монополиста Маршалла Филда.