Ранним воскресным утром нашему зигзагообразному пробегу был дан старт. Водитель вывел семиместный «кадиллак» на автостраду, ведущую через Бронкс за пределы Нью-Йорка. Мы выехали так рано, что город еще только просыпался. Утренняя тишина и пустынность улиц казались неестественными в перенаселенном, вечно забитом тысячами машин городе.

Миновав окраины Бронкса, «кадиллак» покатил прямо на север по шоссе, тянувшемся вдоль Гудзона. Дорога шла через графство Вестчестер, мимо загородных имений нью-йоркских богачей. Роскошные поместья раскинулись по обоим берегам живописной реки и уходили далеко в стороны. Одно за другим проехали мы небольшие пригородные местечки, одинокие усадьбы фермеров. Изредка попадались и поселки, дымящие заводскими трубами, но они быстро терялись среди лесов, полей и парков. Типично сельская местность начинала, по мере удаления от Нью-Йорка, обрастать отлогими холмами. Постепенно они становились все выше и выше, поднимаясь над рекою и как бы сжимая ее своими плечами. Тем не менее полноводный Гудзон все так же спокойно катил свои воды к океану. Когда дорога подходила близко к берегу, мы могли различить пароходы и буксиры, сновавшие вверх и вниз по течению.

От Доббз-Ферри река расширилась до нескольких километров, напоминая собою вытянутое в длину озеро. Суживаться снова она начала возле Пикскилла. Когда мы проезжали через этот полусонный городишко, едва насчитывавший двадцать тысяч жителей, его название нам ничего не говорило. Но с 1949 года Пикскилл зошел в историю прогрессивного движения США как место, где был дан энергичный отпор фашистским погромщикам, пытавшимся разогнать митинг с участием Поля Робсона.

Наша первая остановка намечена в Гайд-парке – имении покойного президента Франклина Рузвельта, ставшем после его смерти государственным историческим музеем.

Ровно в десять часов, к открытию музея, наш «кадиллак» остановился у ворот Гайд-парка. Оставив машину на стоянке, отправляемся к главному зданию. Это большой двухэтажный дом, покрытый темной штукатуркой, с балюстрадой перед, небольшим портиком из четырех колонн. Стены во многих местах густо обросли каким-то вьющимся растением. Это придает дому уютный гид. Дом расположен на поосторной лужайке над крутым спуском к реке.

Вместе с другими посетителями мы образуем группу, которую тотчас берет под свое покровительство служитель музея. Он рассказывает нам, что в этом доме Рузвельт родился и вырос. Здесь же покойный президент прожил и большую часть жизни, не переставая наезжать в Гайд-парк даже тогда, когда дела требовали его присутствия в другом месте. С 1921 года, когда он заболел детским параличом, он стал особенно частым гостем в Гайд-парке. Не поддаваясь тяжелой болезни, мешавшей ему работать и стеснявшей его передвижения, Рузвельт не покидал политической арены. В 1928 году он был избран губернатором штата Нью-Йорк, а с 1933 года бессменно находился на посту президента США вплоть до своей смерти. Он похоронен тут же, на территории имения.

Гид ведет нас по внутренним покоям, объясняя назначение каждой комнаты. Вся обстановка н утварь дома оставлены в том виде, в каком они были при жизни Рузвельта.

Из усадьбы мы проходим в библиотеку, в помещениях которой под наблюдением архивных работников хранятся книги и бумаги Рузвельта, исторические документы и акты, обязанные ему своим происхождением, документы конференций, в которых он участвовал.

Из библиотеки направляемся к могиле Рузвельта.

Место для могилы было выбрано самим президентом. Она находится посреди лужайки, окруженной высокой живой изгородью из подстриженного кустарника. Традиционного могильного холмика нет, и о местонахождении могилы можно узнать только по грядке цветов. Рядом на низком мраморном постаменте стоит скромный надгробный монумент – полированный кусок белого мрамора всего восемь футов в длину, четыре в ширину и три в высоту. Крайняя простота и скромность монумента предусмотрены самим Рузвельтом.

Открывая в ознаменование первой годовщины со дня смерти Рузвельта музей, посвященный его памяти, преемник президента Гарри Трумэн произнес выспреннюю речь, в которой дал торжественное обещание итти по стопам своего предшественника.

– Прогрессивные и гуманные принципы его политики олицетворяли великую надежду, которую президент Рузвельт принес американскому народу в час ужасного кризиса… Они были признанием той основной истины, что наше правительство существует не для привилегированного меньшинства, а для благосостояния всего народа… Пусть всемогущий бог дарует нам мудрость продолжать дело Франклина Делано Рузвельта…

Так говорил Трумэн. Но то ли всемогущий бог не даровал ему просимой мудрости, то ли эта речь была лишь очередным предвыборным посулом. Так или иначе, Трумэн своего слова не сдержал и по пути Рузвельта не пошел.

Мы покидаем Гайд-парк, невольно сопоставляя слова и дела человека, родившегося в этой уютной усадьбе, со словами и делами того, кто сменил его в Белом Доме.

От Гайд-парка недалеко до Олбэни, административного центра штата Нью-Йорк. Никто из нас гам ни разу не был, но никто и не изъявил желания туда попасть. Как город, Олбэни не представляет ничего интересного. Он примечателен разве лишь тем, что является резиденцией ставленника злейшей реакции губернатора Томаса Дьюи с его кликой из республиканской партии.

Переправившись по мосту на другую сторону реки Гудзон, мы берем направление на запад. В справочнике я обнаруживаю, что мост носит имя Рип-Ван-Винкля. Как гласит народное предание, беллетризованное затем писателем Вашингтоном Ирвингом, голландец Рип-Ван-Винкль жил некогда в деревушке, приютившейся у подножия Катскильских гор. Охотясь в горах, он однажды наткнулся на людей, носивших одежду старомодного покроя. Вожак странных людей напоил Рип-Ван-Винкля таким крепким вином, что он проспал целых двадцать лет и, вернувшись в свою деревню, не нашел там уже ни родных, ни знакомых. Только потом он узнал, что загадочные люди, встреченные им в горах, были членами экипажа судна «Полумесяц», на котором первый исследователь этих краев Генри Гудзон, английский мореплаватель, находившийся на службе голландской Ост-индской компании, совершил свое путешествие по реке, впоследствии названной его именем. По преданию, милостивое небо даровало Генри Гудзону и его команде возможность раз в двадцать лет снова появляться в тех местах, которые они когда-то открыли и исследовали.

– Интересно, продолжает ли он до сих пор свои вылазки из потустороннего мира в нашу земную юдоль? – спрашивает один из моих спутников.

– А вот мы сами сейчас это проверим, – в тон ему отвечает другой. – Мы поедем по двадцать восьмой дороге, а она ведет как раз через Катскильские горы, где имеет привычку разгуливать Гудзон…

Горы начинались от самой реки. Через несколько минут мы въехали на территорию государственного Катскильского заповедника, учрежденного для того, чтобы сохранить в неприкосновенности природную красоту Катскильских гор, их флору и фауну. Эта предосторожность бы»а вполне уместной, если принять во внимание, что Нью-Йорк является наиболее густо населенным из всех штатов и что хищническое хозяйничанье частного капитала, связанное с вырубкой леса и уничтожением животного мира, быстро меняет его ландшафт.

Катскильские горы не высоки, самая большая из их вершин не превышает тысячи пятисот метров. Густой лес, подымающийся вверх по склонам, придает им очень живописный вид. Местами склоны переходят в крутые обрывы, и тогда кажется, что скалы вот-вот обрушатся на дорогу.

Дорога через горы оказалась далеко не первоклассной. Плохой покров, требующий серьезного ремонта, и частые повороты замедляли наше движение. За пределами заповедника рельеф местности принял более спокойный характер, но дорога попрежнему оставляла желать лучшего. От Гайд-парка мы ехали по маршруту, который не считался магистральным и потому не поддерживался в хорошем состоянии. На его трассе не лежало ни одного крупного города. Кругом были только фермерские усадьбы и небольшие местечки, живущие за счет окрестного сельского хозяйства. В одном из них, носившем экзотическое название Дели, мы сделали остановку.