Изменить стиль страницы

Мосли говорит:

«У Жана Тодта много талантов, но его самый большой талант – это способность выстраивать отношения между людьми. В том случае, если кто-то сдержан или стеснителен, как я, действия Тодта оказывают весьма позитивное влияние. Я бы не стал звонить Михаэлю и говорить: «Я буду в Женеве, ты не хочешь заехать и поужинать со мной?» – потому что не люблю беспокоить людей. Но Тодт сказал мне: «Хочешь пригласить его, просто позвони; если у него нет желания, он не поедет». Так и получилось, что мы с Михаэлем очень мило поужинали. И это очень помогло мне, так как, когда мне хочется поговорить, например, об электронных помощниках [трекшн-контроль, АБС и так далее] или об ощущениях пилота за рулем болида, Михаэль может дать осмысленный и эрудированный ответ. Я понимаю, что он гонщик и хочет побеждать в чемпионатах, поэтому он преследует свои цели. Много узнаешь от действительно эрудированного и посвященного человека, который хорошо разбирается в том, что он делает».

Некоторые оппоненты считали связь Мосли и Шумахера клубом по интересам, из которого они были исключены. Марк Уэббер был тесно завязан с Шумахером в Ассоциации гонщиков Гран-при. И у него была возможность наблюдать за работой Михаэля. Австралиец был удручен тем, до какой степени великий чемпион прорабатывал систему, или так ему казалось…

Марк полагает, что пора рассказать историю так, как ее видят остальные гонщики, пытающиеся бороться с Шумахером.

«Когда я только начал выступать в Формуле-Ford в 1994 году, он уже выиграл первый титул чемпиона мира. В нашей семье Шумахера считали человеком с большой буквы. Мой отец любил его, я любил его. Эдакая лиса в курятнике. Всем великим парням, Просту, Сенне, Мэнселлу, – им всем от него досталось. Он с самого начала показывал впечатляющие результаты. И на подиуме на него было приятно посмотреть, на его неподдельную радость. Было здорово наблюдать за ним.

Мне всегда казалось, что он нереально крут. Я пришел в Формулу-1 в 2002 году и финишировал пятым в дебютной гонке за команду Minardi в Гран-при Австралии. Довольно быстро я понял, как умен Михаэль и как умна вся команда Ferrari. Тогда он выиграл гонку, но знал, что вся слава досталась мне и Minardi, поэтому подошел ко мне, и нас сфотографировали вместе. Я подумал: «Черт побери, я совершенно не знаю этого человека». Он вел себя искренне или нет?

Через пару гонок, в Бразилии, мы занимались в тренажерном зале, и Михаэль подошел ко мне и начал расспрашивать о том, какими мне показались первые несколько гонок. Когда он с вами разговаривает, он хочет выудить из вас по возможности больше информации. А сам не выдает ничего. Если соотношение десять к пяти в его пользу – вы хорошо справились. Он умеет вести диалог себе на руку. Когда я был в Jaguar, у нас с ним сложились вполне нормальные отношения. А затем он попросил меня вступить в Ассоциацию гонщиков Гран-при.

Чем лучше вы узнаёте Михаэля, тем яснее понимаете, что им движет и как управляется вся махина Ferrari. Это просто удивительно. Я был наивен, когда только пришел в гонки. Ferrari долго не могла добиться успеха, а затем пришел Михаэль, и они стали тотально доминировать в этом спорте. Казалось, он мог управлять болидом одной рукой и все равно выигрывать в Гран-при. Именно тогда я начал задумываться о том, правда ли то, что, согласно распространенному мнению, у FIA и Ferrari особые взаимоотношения. Такой расклад не укладывался у меня в голове, как поклонника Формулы-1 и пуриста, если хотите.

Я был разочарован едва заметными манипуляциями, тем, как вырастали барьеры перед оппонентами, и это меня бесило и других гонщиков тоже. Как вам запрет ставить шины Michelin на переднюю ось в 2003 году? [В критический Момент сезона, когда до его завершения оставалось три гонки, FIA постановило, что передние шины Michelin, которые команды использовали больше года, нелегальны, потому что по мере износа покрышек пятно контакта становилось шире, чем допускалось правилами. В Michelin настаивали, что до гонки покрышки абсолютно легальны, но, по мнению FIA, достаточно было того, что они становились не соответствующими регламенту в гоночных условиях.]

Если все эти предположения о взаимодействиях Ferrari и FIA – правда, то эти манипуляции – блестяще продуманный ход, вносящий смуту. Да, это большой бизнес, да, это политика, но давайте же попытаемся играть честно!

Разумеется, впечатление сложилось такое, что у Williams и McLaren не такие взаимоотношения с FIA, как у Ferrari. Это было знаком для всех остальных, и мы подумали: «С чем мы здесь боремся?» Когда я посмотрел на происходящее с этой точки зрения, Михаэль много потерял в моих глазах».

Макс Мосли категорически отрицает гипотезу о сговоре против остальных команд:

«Люди склонны видеть несправедливость в этом бизнесе. Но все это неправда. Наказания и решения – жизненные ситуации. Я считаю, что Михаэлю просто завидуют. Это все нонсенс. Мы бы никогда не стали кому-то покровительствовать. Вернемся в 2004 год – если бы мы могли найти способ придержать Михаэля, остановить его, мы бы это сделали.

Тодт заставил их [Ferrari] работать сообща. То единение, командный дух, которого ему удалось достичь, – экстраординарный результат. Куда бы Жан ни пришел, он побеждал, и это потому, что он абсолютно уникальный менеджер. Я думаю, что в последние пять лет вы могли привести Тодта в любую из пяти топ-команд, и результат был бы таким же».

«Конечно, FIA всегда будет отрицать это, но Михаэль был «любимым учеником в классе», — говорит Уэббер. — И с этим невозможно было бороться. Это многим казалось несправедливым, и именно поэтому гонщики были разочарованы его поведением».

Макс Мосли только смеется над словами о том, что Шумахер был «любимчиком».

«Я могу это понять, но послушайте, некоторые команды заявляют мне: «Ты слишком много общаешься с Ferrari. Но ведь это потому, что Ferrari идет на контакт. Я всегда беру трубку, если мне звонит гонщик, а если занят, то обязательно перезваниваю позже. То же самое касается боссов команд. Если они не контактируют со мной, значит, им это не надо. Жану Тодту надо. Со многими я общаюсь уже очень давно. Я познакомился с ди Монтедземоло (президент Ferrari) в начале 1970-х годов. Фрэнка Уильямса я знал еще раньше. Первую сделку с ним я заключил в 1960-х. Я не очень хорошо знаком с Рои ом Дэннисом, но вопреки общему мнению мы хорошо ладим. Но он не берет трубку, а я не считаю нужным бегать за ним. Алонсо, к примеру, меньше всего хочет, чтобы я позвонил ему и пригласил на чашечку кофе. Но если бы Алонсо или любой другой пилот позвонил мне и спросил: «Можно мне зайти?» – моя дверь всегда открыта».

Другой пример, который приводит Уэббер и который, по его словам, объясняет многие подозрения, — это перекладка дорожного покрытия трассы в Монце в 2006 году, что застало врасплох все команды Michelin. поскольку их об этом не проинформировали. Гудронированное покрытие – его абразивность и уровень сцепления – является основным в выборе покрышек, которые шинная компания привозит на гонку. Bridgestone, поставщики Ferrari, заявили, что им также не было известно о перекладке покрытия, но Уэббер тем не менее заподозрил неладное. Это дало бы Bridgestone небольшую фору в начале гонки, а все команды на Michelin вынуждены бы были играть в догонялки. «Я бы удивился, если бы Ferrari не знала об изменениях в покрытии трассы еще за несколько недель до Гран-при, — смеется Уэббер. — Вы хотите сказать, что в Италии могут переложить асфальт, a Ferrari об этом не узнает? Michelin приезжает со своим составом и бах! Это мелочь, но в тоже время это имеет значение. Ловко? Находчиво? Возможно. Но разве это честно?»

Тема протежирования очень щекотлива в нашем спорте, для Ferrari в частности. Нет сомнений, что исторически команда всегда выступала на стороне руководящих органов, поддерживая их в крупных решениях. И никогда не боялась делать то, что в ее интересах, а не в интересах спорта в целом. Тем более что последние годы Шумахера в Ferrari совпали с политической и коммерческой борьбой за власть в кулуарах между производителями, с одной стороны, и руководящими органами и Берни Экклстоуном – с другой. Производители были намерены, объединив силы и пользуясь своим влиянием, изменить весь механизм управления. Они считали, что Экклстоун должен дать командам больший процент прибыли и что руководящий орган должен быть прозрачнее в своих методах управления. Изначально Ferrari заняла в этом споре сторону промышленников.