«Славно как!» — шепнул Чайкин, вздыхая полною грудью, и встал, чтобы идти в гостиницу «Юг», к капитану Блэку.

Полисмен, к которому обратился Чайкин, указал на высокое, ярко освещенное здание, бывшее в нескольких шагах.

Чайкин вошел в подъезд пятиэтажного отеля.

В большом, ярко освещенном вестибюле, сквозь стеклянные двери которого, против входа, темнела листва большого сада, на большом кресле, за барьером, важно восседал старый негр швейцар в красной ливрее и в обшитой галунами красной высокой шляпе-цилиндре.

Чайкин решил обратиться к негру и спросил:

— Позвольте узнать, капитан Блэк дома?

Негр посмотрел на Чайкина, потом на доску, висевшую на стене, покрытой объявлениями, и ответил:

— Ключа третьего номера нет. Верно, третий номер дома. Если вы войдете в первый этаж и повернете в левый коридор, то, постучавшись в дверь, узнаете, дома ли третий номер и захочет ли он вас видеть.

— Благодарю вас.

— Вы, конечно, иностранец?

— Я русский.

— И с «Диноры»?

— С «Диноры».

— Нехороший груз привезла «Динора», нехороший! — тихо проговорил старик негр.

Чайкин поднялся в первый этаж и постучал в двери третьего номера.

— Войдите!

Капитан Блэк полулежал на диване в большой, роскошно убранной комнате, покрытой ковром. На столе перед диваном стояло несколько графинов, бутылка и стаканы. Чайкин заметил, что Блэк был мрачен. Тигр воркнул, но тотчас же смолк.

— Здравствуйте, Чайк. Очень рад вас видеть! Вы — молодцом! — сказал капитан, крепко пожимая матросу руку и оглядывая его костюм. — Совсем джентльмен. Садитесь! Чего хотите? Содовой воды с коньяком? Бренди? Шерри-коблера? Наливайте себе!

— Благодарю, капитан. Я ничего не хочу.

— Как знаете. Ну, куда решили ехать?

— В Сан-Франциско, капитан! — ответил Чайкин, осторожно присаживаясь на кресло, обитое бархатом.

— Значит, остались при прежнем намерении поступить на ферму?

— Да, капитан.

— А Гаук хотел предложить вам быть боцманом на бриге. Пятьдесят долларов в месяц. Он только что был у меня и хотел завтра утром переговорить с вами. Вы где остановились?

— В «Матросе».

— Напрасно. Это скверная гостиница. Там вас могут обчистить. Перебирайтесь сюда и будьте моим гостем. Не отказывайтесь и не благодарите. Мне хочется быть полезным вам, Чайк!

С этими словами капитан Блэк позвонил и, когда вошел слуга, приказал ему приготовить номер в этом же коридоре для Чайкина и немедленно послать в «Матроса» за вещами джентльмена.

— Напишите на моей карточке свою фамилию. И приложите доллар за уплату за номер. Вот так. Ну, теперь все в порядке. Садитесь, Чайк, и выпейте шерри-коблера… Он не крепок.

И Блэк налил из графина в стакан питье, полное мелкого льда, и, подавая соломинку, проговорил:

— Опустите ее в стакан и тяните. Очень вкусно.

Чайкин покорно исполнил приказание капитана и нашел, что это питье действительно вкусно. А за что с ним так ласков этот странный человек, он этого решительно не понимал.

— Так подумайте, Чайк, о предложении Гаука. А рекомендательные письма вам готовы. Вот они!

Блэк вынул из бумажника два письма и подал их Чайкину.

— Вас охотно возьмут на ферму. Вы — добросовестный работник, Чайк. Я это видел. И боцман были бы недурной, если только экипаж на бриге будет не такой, какой был при мне. Гауку таких и не нужно. Он не будет возить рискованного груза…

— Я в боцмана не пойду, капитан! — решительно заявил Чайкин.

— Почему?

— Не по мне. Надо быть строгим с людьми. А я не умею. Жалко людей…

Блэк удивленно посмотрел на Чайкина.

— Вы говорите: жалко… А вас самих разве жалели?

— Может быть, от этого и жалко! — промолвил Чайкин.

— Чудак вы, Чайк, большой. Редкий экземпляр человеческой породы. Еще стакан шерри-коблера?

— Благодарю. Довольно.

— И, пожалуй, вы правы, что в боцмана не идете… Поезжайте лучше во Фриски и поступайте на ферму. Осмотритесь и, конечно, свою ферму заведете. Хотели бы?

— Чего лучше?

И лицо Чайкина просияло. Недавний мужик, еще чувствовавший над собою власть земли, сказался в нем и на чужбине.

Блэк видел это радостное сияние. Оно, казалось, производило на него успокаивающее впечатление.

— Ну, хорошо. Положим, Чайк, вы купили земли и построили дом. А потом что?

— Чего ж еще мне, капитан?

— И у вас нет других, больших желаний, Чайк? — удивленно и с видимым любопытством ожидая ответа, допрашивал Блэк, потягивая через соломинку шерри-коблер.

— Мало ли чего человек хочет, капитан.

— Например? Чего бы вы еще хотели, Чайк?

— Мать выписать бы из России, если уж самому нельзя на родину. Только едва ли мать поедет.

— Отчего?

— Побоится. Далеко очень.

— А больше у вас нет желаний?..

— Прожить хорошо.

— Что вы называете: хорошо?

— По совести. Людей не обижать, злого не делать.

— И только?.. А разбогатеть разве не хотите?

— Я и так богат, — добродушно промолвил матрос. — И никогда не забуду как вы наградили меня, капитан! — с чувством прибавил Чайкин.

— Я говорю: разбогатеть по-настоящему, иметь много-много денег.

— Бог с ними, с деньгами. Что с ними делать? Я в бедности вырос и никогда не думал о богатстве.

— Я первого встречаю, как вы, Чайк. Счастливый и хороший вы человек! — с необыкновенною задушевностью проговорил капитан Блэк и примолк.

А Чайкин смотрел на бледное, мрачное лицо капитана и про себя пожалел его и подумал:

«Верно, совесть оказала себя!»

И в голове Чайкина невольно пронеслись воспоминания и о жестокости капитана в плавании, и об убийстве Чезаре, и о приказании выбросить за борт живого негра Сама, и о ненависти экипажа «Диноры», и вообще о дурной жизни Блэка, про которую, бывало, на вахтах рассказывал приятель Чайкина — Долговязый.

Наш простодушный матрос чувствовал скорее, чем понимал, что этот человек страшен именно потому, что ничего не боится, не зная удержа своей воле, но что в нем вместе с дурным и злым есть хорошее и доброе, которое теперь заговорило в нем и доводит его до «отчаянности», как про себя определил Чайкин мрачное настроение капитана Блэка.

И Чайкин весь как-то притих, смущенный, что мешает капитану своим присутствием, злоупотребляя его добрым отношением.

Как раз в эту минуту вошел слуга и доложил, что вещи мистера Чайка привезены и что шестой номер для него готов.

И Чайкин поднялся с кресла.

— Вы куда, Чайк? Спать разве хотите?

— Нет, капитан. Но я боюсь помешать вам…

— Напротив, я рад, Чайк, что вы здесь. Я по крайней мере не один… Тоска, Чайк… Вот я и выгодное дело сделал… нажил сегодня хорошие деньги на ружьях, которые мы привезли и из-за которых я рисковал быть повешенным, если бы не размозжил себе голову раньше, чем попасться в руки капитана крейсера, который вчера заставил нас стать на мель… Тут у меня чек на пятьдесят тысяч долларов, Чайк, — говорил Блэк, хлопая рукой по боковому карману. — С этими деньгами можно начать какое-нибудь дело, чистое дело, — и все-таки… тоска… И знаете ли отчего, Чайк?

— Отчего, капитан?

— Во-первых, оттого, что я до сих пор не получаю телеграммы из Фриско… А во-вторых…

Блэк на секунду остановился и с горькой усмешкой прибавил:

— Оттого, что я и не получу ее, если особа, от которой я жду телеграммы, узнала из газет, какой груз привезла «Динора» и какой негодяй капитан брига. Не все, как вы, Чайк, жалеют людей, особенно таких, как я… Выпейте еще шерри. Не бойтесь, Чайк, не будете пьяны. Вам и не надо быть пьяным. Вам забывать нечего, Чайк.

Он налил Чайкину шерри-коблера, а себе содовой воды, наполовину разбавленной коньяком.

Отхлебнувши половину стакана, Блэк неожиданно проговорил:

— И знаете, что я вам скажу, Чайк?

— Что, капитан?

— Если бы я раньше встречал таких людей, как вы, Чайк, то, наверное, получил бы телеграмму, которую жду!