Но, до написания моих воспоминаний еще достаточно далеко. Живой герой, лучше мертвой легенды. В данном случае, единственная награда за одержанную победу — выжить. Однако сообщение чайханщика Махмуда о награде за мою ликвидацию ясно указывали, что это не мертвый Калас старается поквитаться за выпущенные из него кишки, это именно те ребята, которые меня туда направили. В случае моей безвременной кончины илл, если угодно, ликвидации исчезал и свидетель, и непосредственный исполнитель

Если решение о моей ликвидации было принято, а что это именно так, я не сомневался ни на минуту (хотя, как неисправимый идеалист, по-прежнему надеялся на иное). Значит, уже сейчас началась серьёзная охота с привлечением широкого круга заинтересованных лиц.

Лицензии охотникам розданы… Места возможного появления «шатуна-пилигрима» просчитаны и вычислены. Охотники, умелой рукой расставлены по номерам… Все ждут сигала и появления объекта на линии огня.

Кустарно, по старинке сегодня к таким мероприятиям никто не относится… Время поэтов-анархистов, желающих для обострения своего поэтического дарования, где-нибудь в кафе-шантане бескорыстно в кого-нибудь пульнуть или бросить заряд динамита, безвозвратно кануло в прошлое… Сегодня этим занимаются мощные профессионалы, прошедшие сквозь сито учебы и подготовки в специальных центрах, а главное — через огромный, естественный отбор.

Я даже зримо увидел, тот пакет, с четырьмя сотнями тысяч долларов, лежавший у меня под подушкой. Который я к своему глубокому сожалению, так и не сумел получить. Мне воочию представилось, как его вручают тому «передовику производства» кто первый доберется до моей головы.

Коль скоро все это так и меня окружает реальная жизнь с ее жестокой действительностью, а не целлулоидная киножвачка… Возникает оправданный интерес к тому, где затаились беспощадные и корыстные убийцы?

Тот факт, что прошло столько дней, а в меня еще не выпустили утяжелённый свинцовый заряд и даже не отравили, наводит на грустные мысли.

Судя по всему мое появление в доме Афанасия, либо тщательно скрывается, либо «нелегалы службы внешней разведки» — родители Варламова вышли из-под контроля своей бывшей службы. Это в свою очередь говорит и указывает на многое. В частности на то, что в скором времени и им придется опасаться за свою жизнь.

В подобных ситуациях к месту пребывания «непокорных», высылается группа чистильщиков-ликвидаторов. Они проводят устрашающую акцию, рассчитанную на воспитательно-профилактический эффект для таких же деятелей нелегального движения. После чего у строптивых агентов, наступает предпоследний этап их пребывания в мире живых — похороны. Последний — этот наблюдается в мемуарной литературе. В тех коротких сведениях и обрывках связанных с героическим прошлым нашего героя во вред целым странам, а иногда и континентам.

Это — неукоснительное правило всех разведок мира. Оно соблюдается вне зависимости от идеологических фетишей стоящих сегодня в красном углу нашей хаты, будь-то свастика, пятиконечная звезда или значок доллара.

С другой стороны… Это касается упоминавшихся «агентов-нелегалов СВР».

Возможно, чтобы эти фигуры не появлялись в моих умопостроениях, мне не стоило смешивать виски с ромом? Но представить себе даже такую фантастическую ситуацию, также было полезно и любопытно…

ГЛАВА 19

Вот так в качестве эрзац-сына, я уже который день являюсь членом благородного семейства.

Купаюсь в родительской любви и ласке, предназначенной для другого. Признаюсь: чертовски приятно ощущать себя центром вселенной. Занятие это не обременительное. В чем-то даже легкое и воздушное, дающее возможность почувствовать себя лучше, чем ты, скотина, есть на самом деле.

От меня в течение дня требуется немногое. Вернее, не требуется, а ожидается. Несколько мягких, ненавязчивых улыбок. Поддержание беседы. Высказывание в адрес Афанасия панегириков и очередных похвал. Основное — это по возможности дольше, как можно дольше находиться и жить в данном доме, что по определению является невозможным.

Обычные, элементарные принципы, долго не задерживаться на одном месте и не мелькать перед глазами тех, кому противопоказано мое общество. Все это я знаю, но, как последний мерзавец грубо и беззастенчиво нарушаю элементарные нормы поведения. Постоянное желание, как можно быстрее съехать из этого гостеприимного дома, чтобы не подвергать людей ненужной опасности разбивались о такую мольбу в глазах матери Афанасия, что я и думать даже об этом не смею.

Решил времени зря не терять тем более стали проявляться пугающие меня нехорошие симптомы. От безделья и праздности бесконечно любимая выпивка перестала приносить удовольствие. Я начинаю чувствовать дряблость тела и потерю упругости мысли. Пришлось между рассказами о действиях их героического сына, а моего боевого товарища (с постоянным наполнением разными новыми подробностями) и их постоянным желанием, накормить и обласкать меня придумать побочное увлечение. (Нет — это был не шприц. Я все время боюсь быть неправильно понятым.) Я решил поиграть в следопыта-краеведа.

Санкт-Петербург большой город, что дает мне основание заняться изучением местных достопримечательностей. Своим новым, старшим друзьям, пришлось рассказать, что мечтаю побродить в одиночку в их огромном городе. Посмотреть полюбоваться, что из себя представляет, это огромное существо, со смешением всех языков, рас и стилей.

Может быть, удастся поковырять ногтем росписи Родиона Раскольникова. Понять его неудачную попытку к обогащению, с чем мучается не одно поколение школьников и студентов. Найти объяснение того, что кроме явных провалов у него имеются и заслуги. Сейчас персонажи подобные ему знают, что от старух-процентщиц толку не много, поэтому «бомбят» пункты обмена валюты.

Говоря эти явные глупости, мне пришлось многозначительно поднять брови вверх. Мол, как разведчик разведчика меня здесь поймут. Старший Варламов понимающе кивнул. Мол, что с меня, недавно контуженого взять.

И пошел я в мегаполис. Направился в народ. В самую его гущу.

Скрывать не буду. Особенно меня интересовал район Главного почтамта и, по возможности расположенные рядом с ним банки.

Нашел в комнате Афанасия любезно предоставленной мне его родителями принадлежащие их сыну старые водительские права. Очень кстати пришлась эта находка.

Посылал я всякие посылки в Северную Пальмиру именно на его имя. Труженики почты здесь довольно строгие. Давай, говорят, документ, вот тогда и получишь корреспонденцию.

Отчаявшись договориться с почтой и что-либо получить из отправленных посылок, я ругал себя матерными словами. И вдруг на тебе, как специально старые затертые под полиэтиленом права.

Очень я воспрянул духом. С этой картонкой я и ходил за посылками, которые отправлял сам себе из разных азиатских деревень и аулов… Получал все это хозяйство небольшими партиями, а получив радовался как ребенок. Еще бы, очередной миллион, полтора, находились в моих руках…

Ходить с таким грузом по городу контрастов, где клокочущее затхлое богатство соседствует с оптимистической, здоровой бедностью было и глупо, и опасно. А все потому, что по голове могли дать в любой самый неподходящий момент. Именно для этого мне нужен был рядом с почтамтом хороший банк. Без всяких броских вывесок, но с хорошей репутацией. Желательно недавно ограбленный. Больше шансов сохранить свои финансы сегодня.

Насчет ограбления не знаю, выяснить не удалось А вот судя по количеству видеокамер, развешанных через каждые пять метров и вооруженной автоматами охраны в пятнистой униформе, что-то мне подсказывало, что жулики банка «Трансфин» более надежны, чем иные. От других я также не отмахивался. Выбрал еще два, стоящих впритык к «Трансфину». Абонировал в каждом из них ячейки и гулял от одной к другой с рюкзаком за плечами. Пытался таким образом путать следы.