ГЛАВА 11 РЫСАК
На предварительном следствии и начался главный ментовской беспредел.
Шили они ему убийство. Ему — правильному вору. Но убийство, убийству рознь. Одно дело, когда завалишь какого-нибудь педрилу заштопанного. Братва конечно поморщиться, но никто в твою сторону и взгляда косого не бросит. А здесь угрохали Мордана, коронованного вора.
— Убийство, даже если бы я не хотел, — участливо глядя ему в глаза, убеждал следак. — Просто вынужден… Обязан повесить на тебя.
— Это не я, начальник, — вновь попробовал объяснить он. — Я же все рассказал… Да вор и не посмеет на своего кореша руку поднять… О чем ты говоришь? Да и какие резоны мне его было кончать?
— Брось… Ты хотел занять его место… А разговоры о том, что ты там случайно оказался… Что кто-то тебя на улице оглушил, и затащил с целью убийства в этот дом, ни на кого впечатления не производят. Если я сниму с тебя это обвинение то меня, как злостного симулянта и саботажника начальство разорвет в клочья… А потом расстреляет. И кстати, правильно сделает. Поэтому, история твоей дальнейшей горемычной судьбы зависит от того, что ты или сам все подпишешь, или на суде будет учтено твое стойкое нежелание помогать следствию. А за отсутствие чистосердечного раскаяния в содеянном страшном и жестоком преступлении. — он задумался шевеля губами. — Как минимум, три дополнительных года.
Следак Коблов, подспудно вспоминая хитрый гусаровский прищур и улыбку, сильно не издевался, но и жировать особо не давал. Давил основательно, припирал на косвенных уликах. И уже к Рысаку подступало понимание того, что суд отмеряет ему лет этак восемь, а если докажут корыстный мотив убийства то все двенадцать. С такими грустными мыслями он и пришел к событию, которое кардинально изменило дальнейший ход расследования. Впрочем — и всю его дальнейшую жизнь, также.
Все дело в том, что в последнее время на допросы стал заходить мужичек-с-ноготок. Коблов, как его увидит, вскакивает, словно на пружинах. В глаза смотрит по-собачьи, преданно. Тот зайдет, в уголке скромно посидит, послушает, повздыхает тяжело, после пожелает кому-то из них двоих успеха и опять за дверь отчаливает.
И вот как-то раз, выпроводил он следака за дверь и Рысаку говорит примерно следующий грустный текст. Мол, Колюня, пришел к тебе полный и основательный пиз…, то есть конец. Даже если ты по прежнему будешь отрицать свое самое непосредственное участие в убийстве вора в законе, по кличке Мордан, суд, тем не менее, примет сторону предварительного следствия, уж больно крепкие доказательства во время его проведения были собраны.
— Но тебя это вообще не пугает. Ты парень тертый, грамотный и смелый. Ты боишься не этого. Ты боишься и сомневаешься того, поверят ли тебе воры, что это не ты? Если не поверят то за убийство своего собрата, ждет тебя от них, смерть мучительная и позорная. А ты парень молодой. Тридцати еще нет, — он говорил не торопясь, убедительно. Тем паузам, которые он держал, давая время собеседнику обдумать сказанное, мог позавидовать любой актер. — Ты подумай, готов ли ты к принятию моего предложения, не затрагивающего твою воровскую честь и достоинство… Гм… Н-да… О нашем с тобой, очень засекреченном сотрудничестве…
Сказал, штанишки свои, мешком сидящие, так, для порядка, ладонью стряхнул и пошел. Будто жалея о том, что зря затеял эту канитель, с секретным сотрудничеством.
Зачем-то он все-таки был им нужен. Неделю мариновали, а в камере время, ой как непросто течет. Мыслям в голове становилось то узко, то широко, то уж совсем тесно. Рысак понимал, что отдает инициативу в чужие руки, но должен был смириться. Так как в угол его загнали основательно. Правда, оставили маленькую лазейку, через которую была видна надежда. Призрачная, хрупкая, но надежда — жить. Все козыри эти профессиональные шулера сдали себе. Они и диктовали правила дальнейшего поведения.
Выход Рысаку, имеющему завышенные понятия о чести, мужичек-с-ноготок предложил достойный и красивый. А все почему?
Понаблюдали за ним через дырку особую, посмотрели, как он мечется в своей одиночной камере. Взгляд его затравленный изучили. И крупный чин из конторы дал согласие на его вербовку и дальнейшую с ним оперативную работу.
С другим ведь как? Хлопоты и одно озлобление. Завербуешь его от всей души. Деньги с нервами потратишь. А он, сучий хвост, совестью замученный, раскаянием придавленный, возьмет да к утру вены себе вскроет или, что уж совсем не эстетично — повеситься… Пока будет висеть дерьмом своим всех кто с ним работал, измажет с ног до головы… Деньги и нервы народные, получалось, израсходованы зря? А уже победные рапорта отправлены, дырки для новых орденов и звезд заготовлены.
Нет. С этим объектом вербовки, такой осечки, они допустить никак не могли. Слишком серьезные цели были поставлены и наверх доложены.
ГЛАВА 12 РЫСАК
Задействовано в данной операции по подготовке, вербовке и внедрению неофита-агента было всего-ничего — четыре человека. Слишком уж много в последнее время продажных тварей в рядах спецслужб развелось. Вот и приходилось прятаться от своих, в большинстве своем, если так можно торжественно выразиться — преданных делу сотрудников.
— Обвинение в убийстве с тебя снимут. Пойдешь только за кражу, с почетными отягчающими вину обстоятельствами. Такие, как, — он не надолго задумался. — Проникновение в жилище и крупный размер. Посидишь годик, другой. Доберешь авторитета. А там и в положенцы. Через некоторое время, глядишь и коронуют. Станешь законником! Мы тебе в этом поможем. "Грев" будет самый лучший. При необходимости и спиртику плеснем, то-то радости в хате будет, а тебе уважение… "Колес" как водится подсыпем. После амнистия. Новые документы и… "Это Клим Ворошилов и братишка Буденный, даровали свободу, их так любит народ!" Столько времени прошло, а песня эта душевная — "По тундре" до сих пор популярна и будоражит душу. В свое время доводилось общаться с ее автором…
Перспективы с применением блатного песенного фольклора были нарисованы самые радужные. Но, надо было подписать пару бумаг. Рысаку текст не понравился. Было там и про добровольное сотрудничество, и про неразглашение. А уж о том, что он чуть ли не с радостью готов проявлять активность в этом деле, так чуть ли не на каждой странице. Обидно. До слез просто пробирает…
— Пойти на подляну? — недипломатично заартачился он. — Мне, с младых ногтей вору! Начальник, ты предлагаешь предать своих братьев и, особливо, сестер? А как же воровская честь и гордость за профессию?
— Боже упаси. Как ты мог такое про меня подумать? Это не для нас бумажки. Это для тебя в первую очередь. Забудешь если, что… Или попытаешь, допустим, меня с кем-нибудь спутать и не узнать. А я тебе покажу бумагу освежающую память, и опять ладушки и складушки, — и резко меняя тональность, добавил жестким металлическим голосом, не терпящим никаких возражений. — Тебе русским языком объяснили, что ты и так покойник. Все будет сделано так, что только ты и мог завалить этого урода… А в распыл тебя дурака пускать, нам нет никакого смысла. Слишком много мы с тобой провозились. Поверь мне, если с тобой что-то не получится, не сойдутся края схемы, найдем другого кандидата.
В казенном помещении возникла неприятная тягостная пауза. Но его собеседник, чуть добавив теплоты и изобразив на лице доброжелательное выражение, продолжал:
— Ты никогда не задумывался, почему мы знаем о всех ваших сходняках? О том, сколько денег, в воровском общаке? Где он, этот ваш самый большой секрет находится? О громких преступления, которые, практически сразу нами раскрываются? До суда не доводятся это правда, но раскрываем все и сразу. Нет — не догадывался? — он сделал паузу, для того чтобы Рысак сосредоточился и смог понять сказанное. — Объясняю. Все это у нас получается только потому, что среди "воровской знати" много наших информаторов. А ты, дурило-дурное пытаешься мне, который сорок лет с такими как ты работает, рассказать о воровской чести? Да, за пачку чая тебя продаст твой лучший кореш, с которым ты на одной шконке годами чалился. А за пару кубов дури, продаст и всех остальных, включая родную мамашу в придачу. Поэтому рассуждения свои оставь для бакланья. Им такое перед сном вместо "Спокойной ночи, малыши" можешь рассказать. Они любят эти сказки про воровскую честь…