В один из моментов его так занесло, что он начал озвучивать совершенно непозволительные вещи о том, как его бывший дружок по комсомольской службе — Шолошонко пришел к власти… Опять же он поднял вопрос о деньгах, якобы похищенных из фонда «Всенародная жатва» и об исчезнувших людях. Наш народ любит борцов-краснобаев, поэтому рейтинги, доверие и другие составляющие следующих президентских назначений губернаторов, были почти что решены.

Проанализировали полученную оперативным путем информацию. Главным и самым проверенным источником которой был еще во времена КГБ, внедренный в окружение Бальнова сексот. Этот кадр за короткое время сумел виртуозно овладеть пустой риторикой призывающей к единению и рыночным реформам. Поэтому входил в круг особо доверенных и приближенных к Серафиму лиц.

Так вот основываясь на этих данных, было выявлено следующее. Через четыре дня Бальнов и несколько его матерых агитаторов, включая, как видно и осведомителя отправятся в глубинку жечь глаголом сердца людей и призывать делать пожертвования для борьбы с ненавистным ворогом — антихристом Шолошонком, временно сменившим личину диавола на агнца и занявшим пост губернатора области.

Досконально изучив все варианты передвижения передовиков плакатного слога, было принято решение о захвате и устранении Неистового Серафима.

Алексей пытался активно возражать. Он ссылался на то, что во время проведения силовой акции, обязательно пострадаю посторонние люди, да просто сопровождающие его в поездке.

Однако все его аргументы и сомнения были с негодованием отвергнуты. «Связываясь с этой вонючей гнидой, — лениво процедил тогда Подлюченко, — Они должны были понимать, какие последствия их ожидают».

Тогда же стало понятно, что приговор был подписан не только главному смутьяну, но и всем сопровождающим.

Появившийся в скором времени в кабинете Подлюченко аппарат секретной связи ясно указывал, из каких источников их командир черпает свое вдохновение, которое в дальнейшем облекается в форму приказа. Распоряжения этой музы не обсуждаются, а исполняются точно и в срок.

Для того чтобы исключить малейшую возможность, связанную с утечкой информации, отряд до особого распоряжения был переведен на казарменное положение. Весь личный состав, под подпись был предупрежден о запрете ведения с посторонними каких бы то ни было разговоров, связанных с их непосредственной службой. Телефонные переговоры по проводной сетке прослушивались совершенно открыто. Радиоэфир сканировался, а радиочастоты заполнялись шумами.

Правда всем этим безобразием занимались свои же офицеры из взвода радиоразведки, люди веселые понимающие толк в дружеских попойках и имеющие весьма привилегированное положение среди остальных.

Кроме хорошей музыки и качественного ремонта всевозможной радиотехники, у них было еще одно великое достижение человеческого гения. В свое время им для технических нужд при непосредственном участии Гусарова удалось выбить ежемесячное получение спирта.

Специалисты спиртового дела, могут возразить, мол эка невидаль, спирт. Но главное ведь не это. Главным и определяющим было то, что по бумажкам выписывалось и получалось «его родненького» для протирок-смазок аппаратуры, ровно восемьсот грамм, а фактически расходовалось несколько десятков литров. Причем не только спирта, но и других крепких, креплёных и мало разбавленных алкогольных продуктов.

Ребятки, вы все правильно поняли, никто со склада его конечно не воровал, хотя грехом это у нас не считается. На базу и в служебные помещения, кунги и боксы, вполне официально приносили свой. Это называлось «декоративная маскировка, десерта вампира». Попробуй кто-нибудь из линейных офицеров держать спиртное у себя по месту службы? Грандиозный скандал и увольнением из органов с «волчьим билетом» такому неразумному смельчаку будет обеспечен, как пить дать…

Как говаривал старший лейтенант Фомич, любовно оглаживая бутылец: «От детей ради общего блага отрываю, вместе с квашенной капустой, салом и огурцами». Хотя, детей у него, как раз то и не было, но это не самая существенная деталь нашего повествования.

Порой доходило просто до смешного. Не успеет еще их высокоблагородие, вышестоящий начальник выразить высочайшее неудовольствие оттого что, понимаешь, из нутра офицера спиртным духом прёт. Как несколько слаженно кивающих голов соглашались с этим прискорбным фактом. Добавляя при этом, да, «наша служба и опасна, и трудна» приходится в таких невыносимых условиях, с честью ее нести. Присутствие на рабочем месте спиртного, только приветствовалось, так как доказывало, что «эти сукины дети» спиртягу еще не выдули и служебное правонарушение не совершили.

Все вышеизложенное необходимо было рассказать по одной простой и в тоже время сложной причине. Алексею срочно надо было позвонить, при чем сделать это так, чтобы как можно меньше людей об этом знало.

Как уже упоминалось, все стационарные телефоны части прослушивались и записывались. Однако в очередной раз солдатская смекалка не подвела и офицера.

Для внештатных звонков, был заготовлен телефон мобильной сотовой связи и даже не очень заготовлен. Просто во время недавно проведенного захвата «бандитского логова оппозиционеров», «мобила» совершенно случайно была положена в карман куртки и в суматохе событий, аппаратик просто забыли приложить в качестве вещдока. Руки от волнения были липкие — вот оно прилипло.

Потому и бежал Алексей к своим друзьям-связистам поклониться фляжкой спирта и банкой тушёнки, а заодно попросить отключить на десять минут «глушилки».

Его встретили радостно и с упреками, мол, совсем забыл нас, зазнался. Но, узнав о просьбе сказали свое категорическое «нет». Объяснили просто — боязнью последующего сурового наказания, но это ерунда и пшик. Главное — сложностью технологического процесса и разной другой ерундой, в которой проситель ни черта не смыслил.

На его дремучем невежестве в радиоэлектронике и строился тонкий процесс вымогательства. И только после стремительной дегустации содержимого фляги, а также торжественного обещания и клятвы «Я — Алексей Гусаров, торжественно обещаю и кляну…», данного перед лицом какого то лохмана, смутно напоминающего Ринго Стара в молодости. — «…Не приносить вреда Родине». Старший лейтенант Фомич, еще раз добре хлебнув из заветного сосуда, обещал через час, ровно на пятнадцать минут отключить свою адскую машину. Ударили по рукам и сверили часы.

В задрипанном, с большим количеством поломанной мебели помещении, куда ровно через час, позвонил Алексей. Долго выясняли кто, да что…

Узнав, что это не по поводу очередного «гранта» на поддержку яркого огня в горниле «общенародного сопротивления», интерес к звонившему утратили. Но Серафима Егоровича к аппарату позвали.

Алексей по военному кратко изложил известную ему информацию. Бальнов не поверил, но трубку не бросил.

«Это провокация… Вы, что там все с ума посходили… Мы с ним в одном райкоме, рука об руку… Какое еще покушение?» — визгливо, боясь показать свою трусость разорялся он, потея от негодования.

Пришлось спокойно объяснять и про маршрут следования, и пофамильный состав сопровождающих, и даже пикантные подробности последнего ночного разговора Серафима с его верной соратницей по борьбе.

— Кто вы? — даже не видя собеседника чувствовалось, как Бальнов нервно передернул плечами.

Оставив вопрос без ответа, Алексей отключил аппарат и с тяжелым сердцем поплелся к связистам, продолжать проводить дегустацию дагестанского коньячного спирта.