Изменить стиль страницы

В дальнейшем до последних дней его жизни мы уже не теряли связи: у нас оказалось одинаковым восприятие событий Великой Отечественной войны.

Он был человеком разносторонних талантов: его литературные произведения публиковались в местной печати Энгельса и Саратова. Он писал музыку к своим стихам и с большим чувством исполнял свои песни. Он отлично рисовал и сам иллюстрировал свои повести и рассказы. В школе № 618 подмосковного Зеленограда в Музее боевой славы 4-й гвардейской Мозырской кавалерийской дивизии хранятся две картины, множество фотографий и документов, им подаренных.

Недавно в Саратове вышла книга с подборкой его рассказов, стихов и песен. Два из его рассказов привожу ниже: в одном из них повествуется о неизвестном событии на острове Рюген, где через месяц после полной капитуляции недобитые фашистские вояки предприняли попытку реванша, в другом — о женщине героической и трагической судьбы, до войны — балерине, во время войны — санинструкторе 12-го кавалерийского полка 3-й гвардейской кавалерийской дивизии Маше Самолетовой.

Где-то в Полесье
(песня-быль)
Где-то в Полесье над синей водой
Шепчутся ивы с волною.
Вновь я пришел на свиданье с тобой,
Край, опаленный войною.
Где-то в Полесье, над Припять-рекой
Пункт небольшой населенный,
Право, не знаю, когда и за что
Беседками нареченный.
Беседки, Беседки — сосны да ель,
Нивы от края до края,
Беседки, беседки — память друзей,
Юность моя боевая.
Ночью январской так память крепка —
Будто вчера это было:
Здесь два казачьих гвардейских полка (11-й и 16-й)
Немцам ударили с тыла.
Так было нужно, так требовал долг,
Личный приказ командарма…
Сделали все, кто что мог и не мог,
Но не отдали плацдарма.
Беседки, Беседки — грохот окрест,
Пламя от края до края.
Беседки, Беседки — маленький Брест —
Родины слава большая.
Помните, матери, всех, кто здесь пал,
Знайте же, дети и вдовы:
Каждый здесь дорого жизнь отдавал,
Долг исполняя суровый.
Белая Русь, там, где был этот ад,
Снова хлеба колосятся;
Много их было — хороших ребят —
Вышло из боя… шестнадцать.
Беседки, Беседки — холм над рекой,
Тонет в сирени ограда,
В гильзе снарядной — букет полевой,
В урне — земля Сталинграда.
Снова весною сирень зацветет,
Кисти к земле наклоняя;
Снова друзей боевых соберет
Память, войною больная.
Будет помятая фляжка ходить
И самокрутка по кругу;
Вспомнит тальянка про темную ночь,
Про огонек и подругу…
Беседки, Беседки… Где та весна?!
Их уж теперь не шестнадцать:
Дети и внуки встают у холма…
Песням отцов не кончаться!

Примечание. Стихотворение и ниже приведенные рассказы заимствованы с разрешения вдовы Марата Сергеевича — Людмилы Арсентьевны из книги, изданной Приволжским книжным издательством в 2002 году, «Я должен рассказать. (Военные мемуары, очерки, песни, рисунки)».

Песня «Беседки» положена Маратом на музыку, в книге напечатаны ноты.

М. С. Шпилев

В июне 45-го, остров Рюген

Середина лета победного 45-го. Побережье Балтийского моря. Остров Рюген. Нас на берегу шестеро: гвардии старший лейтенант Лохов Никандр Захарович, командир взвода 82-миллиметровых минометов добровольческого казачьего кавалерийского полка, Федя Морозов, Иван Бурбыга, Алеша Файзульдинов и я — его подчиненные.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и сейчас стоит прямо на востоке, там, где простерлась наша Великая Родина.

Позади — четыре с лишним года войны. Я не оговорился. Если для большинства она закончилась 9 мая, то для нас — только вчера. Дело в том, что остров Рюген был крупной военно-морской базой фашистов. Охранять его и нести на нем пограничную службу было поручено нашему полку. Не думали мы, что придется стать «морскими» казаками, но стали. И несли службу как положено, зорко охраняя морские границы с Данией, Швецией и Западной Германией.

По ночам, далеко в море можно было увидеть вспышки осветительных ракет, сигнальные огни кораблей. Это стояли в нейтральных водах уцелевшие военные корабли фашистов. Стояли почти все лето. На что-то надеялись. И наши пограничные посты были в постоянной боевой готовности. По самым несложным подсчетам, у фашистов давно должны были кончиться пресная вода, продукты. Все это имелось в складах на острове, которые мы охраняли. Им конечно же это было известно.

В одну из ненастных ночей гитлеровцам удалось высадиться небольшой группой восточнее мыса Аркона. Бесшумно снять наших часовых они не смогли. Завязалась перестрелка, и им с потерями пришлось отступить. Пленные показали, что готовится крупная десантная операция с целью захвата продовольствия и боеприпасов. В следующую ночь побережье острова в районе предполагаемого десанта ощетинилось сотнями стволов орудий, самоходок, «Катюш».

Разгром был ужасающим. Все пространство от берега до стоящих на рейде кораблей, забитое шлюпками с десантом, было накрыто сплошным огненным ковром, искусно вышитым нашей артиллерией. Обошлось без стрелкового оружия. Горели, тонули, разворачивались корабли, шли ко дну сотни фашистских солдат, брошенных гитлеровскими адмиралами на верную гибель. И все это — спустя два месяца с того дня., как Германия стала жить мирной жизнью.

— Ну, теперь, кажется, все! — обвел нас взглядом Никандр Захарович.

Среди прибрежных камней, на волнах в полосе прибоя, далеко в море — следы недавнего боя. Последнего для нас в этой войне.

— Не жилось им… — с сердцем говорит Федя Руднев, наш комсорг. Это он о тех, чьи трупы сейчас носят и бьют о камни морские волны. О них и о фашистах вообще.

Нам хочется домой, на Родину. Мы честно и до конца выполнили свой долг перед ней.

А старички уже дома.

Полк наш — добровольческий. Казаков непризывного возраста было много. Их мы торжественно, с почестями и проводили несколько дней назад.

— Кто следующий? — Старший лейтенант обводит нас счастливым взглядом…

Комсорг задумался:

— Неужели вот так на этом и все? И никто из вас не вспомнит «долину смерти», севский поход? Неужели никто из нас не расскажет детям и внукам, как погиб, но не сдался фашистам эскадрон дальневосточников в Рождественском? Никто, кроме нас, не будет знать, как лейтенант Антонец, взбираясь на фашистские танки, гнул прикладом стволы их пулеметов? Неужели никто из нас не приедет на могилы наших ребят в лесах под Карачевом? Никто не расскажет, как брызнула кровь из груди лейтенанта Гаджиева, когда в нее впилась вражеская пуля? А Беседки, Померанский вал?.. И везде — наша кровь, частицы нашей жизни… История же это! И мы с вами ее делали!