Ехать нам следовало самостоятельно. Выдали нам аттестаты, по которым нужно было в Москве получить сухой паек, и мы отправились. Разговорившись, приняли к исполнению такой план: житель Петушков пригласил всех к себе переночевать, после чего отправиться по месту назначения. Имея в виду то, что направления нам были выписаны каждому индивидуально, я не присоединился к адвокату и поехал в Москву в одиночку.

Я не знал, что близкие друзья моих родителей Рогожкины не уехали в эвакуацию, и не решился ехать к ним в Лосиноостровскую. Но в Москве оставалась знакомая моих родителей еще по ссылке Мария Карповна Калинина, занимавшая какой-то важный пост в Наркомате продовольствия, возглавляемого Микояном. В 1930 году, будучи проездом в Москве, мы с отцом и матерью посетили ее, в то время обучавшуюся в Тимирязевской академии. Она жила с мужем, впоследствии застрелившимся, бывшим моряком, и дочерью Волей в комнате общежития. Помню, как меня за какой-то проступок выставили в коридор, где я ревел, вызывая сочувствие соседей. Затем мы гуляли в парке академии. Во время пребывания в Ростове Калинина жила в Новочеркасске, работала там директором сельскохозяйственного техникума. Она часто посещала Файкиных, и я несколько раз гостил у нее в Новочеркасске.

Узнав через справочное бюро адрес Марии Карповны (Большой Комсомольский пер., д. 6, здесь жили многие ответственные работники наркоматов), я вечером явился к ней. Открыв мне дверь, она, побледнев от неожиданности, воскликнула: «Борис!» В те годы я был очень похож на отца.

Переночевал у нее, очень вкусно поел, казалось, давно забытым домашним варевом, утром отправился получить причитающиеся по аттестату продукты и сел на поезд, следовавший с Курского вокзала. Через несколько часов с был уже в Коврове.

Радио-кавалерийская наука

На вокзале дежурный военной комендатуры (запомнился своей колоритностью — однорукий капитан с общевойсковыми полевыми погонами и буденновскими усами, но лысый или чисто выбритый), взглянув на мои проездные документы, сказал:

— У меня провожатых нет, сам дойдешь, не заблудишься. Поднимись на горку, что за вокзалом, и топай по улице, прямо ведущей от него вверх. Через полчаса ходу увидишь справа КПП 2-го кавалерийского полка.

Последовав этому совету, я действительно вскоре достиг окраины города и на опушке соснового леса остановился у ворот, никакой надписью или вывеской не обозначенных, но у которых топтался красноармеец с шашкой на боку. Кто еще, кроме кавалеристов, может быть вооружен шашкой? Я, не сомневаясь в том, что адресом не ошибся, обратился к нему.

Вызванный им дежурный принял у меня документы, завел в крошечную комнатушку (стол, стул и портреты Сталина, Буденного и Городовикова) и велел дожидаться.

Наверное, не меньше двух часов я скучал в обществе трех усачей, грозно взиравших на меня с портретов.

Появился еще один солдатик с шашкой, сказал:

— Пойдем. Мне приказано отвести тебя в карантин.

Пошли вдоль опушки соснового леса, пока не достигли странного сооружения: ворота, наглухо закрытые, но с открытой настежь калиткой. Ворота — в отсутствующей изгороди, надпись на них «Химполигон».

Где-то неподалеку за лесом слышались автоматные очереди и отдельные винтовочные выстрелы.

— Там испытательный стенд оружейного завода, — пояснил мне сопровождающий.

Обошли ворота. Оказались на просторной поляне с расположенными без всякого порядка землянками. От одной из них отделилась фигура с погонами старшины и с неизменной шашкой на боку. Получив от сопровождающего пакет с документами, он сказал:

— Выбирай любую свободную землянку и располагайся. Придет командир карантинного эскадрона гвардии старший лейтенант Али и скажет, что делать дальше.

Пошел я выбирать свободную землянку и увидел знакомое лицо — адвоката из Петушков.

— Вот и отлично, — сказал он, — у меня как раз свободное место. Пойдем!

Он, переночевав дома, приютив и обильно накормив приехавших к нему спутников, прибыл в Ковров почти одновременно со мной.

Мы оказались в наполовину врытой в песчаный грунт землянке со входом, облицованным досками и досками же покрытыми земляными ступенями. Со стороны, противоположной входу, на высоте — рукой не дотянуться — окно. Вдоль стен — две лежанки, покрытые соломой и попонами. В середине — печка-буржуйка с жестяной трубой, выведенной наружу над окном.

Дворец на двоих! Да еще и на поляне среди соснового бора в конце апреля, радующего теплой погодой.

Только лишь мы уселись за стол, на котором стоял котелок с картошкой, отваренной «в мундире», как послышалось ржание коня и топот копыт. Раздался клич:

— Эй, славяне, выходи строиться на поверку!

На вытоптанной площадке в центре поляны стали не спеша собираться обитатели карантина, их было человек 20–25, в основном бывалые, в поношенной военной форме и лишь 3–4 в штатском. Почти все в возрасте, только я и парнишка-крестьянин — «зеленые», 18-летние.

У площадки, не спешиваясь, дожидался, пока построится «контингент», красивый, с небольшими усиками черноволосый командир с папахой на голове, несмотря на теплую летнюю погоду. Конь под ним горячился, подгребая под себя копытами передних ног.

Построились.

— Товарищ гвардии старший лейтенант! — рапортует старшина. — Карантин построен. В наличии двадцать пять человек, трое направлены в первый, четверо — во второй кавполки. Вновь прибывших пятеро. Больных нет. Докладывает гвардии старшина Пчелкин.

— Вольно! Р-р-разойдись!

Интересно. А где же обещанная инструкция?

Подошел к старшине:

— Товарищ старшина, что же…

— Товарищ боец! Смир-р-рно! Кр-р-угом! Левой ша-а-агом марш! Ать-два, ать-два, ать-два!..

В недоумении отправился прочь. Кто-то из бывалых мне пояснил:

— Ты нарушил строевой устав. Если присутствует старший по званию, то прежде, чем обратиться к младшему, то есть к старшине, нужно получить его разрешение.

Так я получил первое знакомство с военными уставами.

Поговорив со старшиной, всадник резко поднял коня на дыбы и, явно рисуясь, помчался прочь.

Я решился вновь подойти к старшине.

Спросил, долго ли мне здесь находиться и что будет дальше.

— Ты попал туда, где готовят конников для гвардейских кавалерийских корпусов. Пока не проверят твои документы, будешь жить здесь. Если зачислят в строй, направят в учебный эскадрон, где будут учить, как воевать на коне. Кавалериста учат три-четыре месяца, так что попал ты в непростую часть. То ли дело стрелковый запасной полк: две-три недели, винтовку в руки — и марш, на передовую. Жди, вызовут. Отдыхай, пока можно: попадешь в эскадрон — тебе некогда будет ни вздохнуть, ни пукнуть!

Расстроенный, пришел в землянку к уже остывшей картошке. Что же, теперь опять военкомат и пересыльный пункт? Мне, сыну «врагов народа», не место в гвардейских войсках. Сосед-адвокат утешил:

— Не волнуйся, все будет в норме. Если по такому, как у тебя, обстоятельству отбирать тех, кому идти в бой, то и идти-то будет некому. Ведь у каждого есть за что зацепить: у кого-то кто-то сидит или сидел, у кого-то родители — кулаки или помещики, у кого-то дед — поп или буржуй… Так что не сомневаюсь, скоро и тебя на коня посадят.

1-я запасная кавалерийская бригада, готовившая пополнение людьми и лошадьми для действующих семи кавалерийских корпусов, в которых к тому времени были сведены почти все кавалерийские дивизии. Почти все корпуса носили почетные наименования гвардейских.

Бригада состояла из двух полков. Первый размещался в лагере в пригороде у железнодорожного разъезда Федулово, второй — в черте города. Вместе с конюшнями для сотен лошадей, казармами личного состава, полигонами и стрельбищами, медицинской и ветеринарной службами, многочисленными хозяйственными постройками бригада занимала огромную территорию.