Ну, как восьмерка? — крикнула Карева, на секунду убрав газ.
Восьмерка? Разве уже была восьмерка? Ах, разиня я, так опозориться…
Карева продолжала пилотаж. Петля. Плохая петля. «С зависом». Слишком рано убрала газ. И слишком грубо выводит из петли. Сумасшедшая нагрузка…
Анна подмечала эти ошибки, почти не думая.
Анка! Анка! Ты слышишь?!
Анна подняла голову и посмотрела на подругу.
«Зачем она сняла очки? — подумала Анна. — И почему у нее такой испуганный взгляд?»
Анка! Заклинило трос руля поворота!
Что? — Анна сорвала очки и оглянулась назад.
И слева, и справа тросы выходили из фюзеляжа и
без всяких обрывов тянулись к рулю поворота. Она снова повернулась к Каревой и сказала:
Спокойно, Саша. Иди по прямой без мотора.
Поставив ноги на педали, она вначале слабо, потом с силой нажала на правую, левую. Педали не поддавались. И самолет продолжал идти прямым курсом, с заметным снижением. Тогда Анна отстегнула ремни и, наклонившись, стала ощупывать рукой тросы. Как будто все в порядке…
В это время самолет качнуло, и он, зарываясь капотом под горизонт, начал разворачиваться влево. Карева оглянулась и растерянно крикнула:
Анка!.. Анка!..
Анна ободряюще улыбнулась:
Ну, чего ты, Саша. Все будет в порядке. Дай правый крен. Только спокойно. Слышишь, спокойно…
Но сама она чувствовала, как кровь холодеет в жилах. Самолет все больше и больше зарывался носом вниз, круто разворачиваясь влево.
«Рвануть ручку на себя? — подумала Анна. — Но что это даст? Потеряется скорость и — штопор. Дать газ?»
Анна осторожно нажала на сектор газа и сразу же увидела, что положение изменилось к худшему. Она крикнула Каревой:
Выключай мотор!
И когда винт остановился, она услышала, как в расчалках свистит ветер. Земля, вращаясь справа налево, стремилась к самолету. Вращались дороги, домики, речушки. Анна увидела, как по аэродрому промчалась санитарная машина. «Куда это она?» — подумала девушка и бросила взгляд на высотомер. Стрелка стремительно ползла вниз. Двести метров, сто восемьдесят, сто пятьдесят… Анна видела, как Карева расстегнула ремни и сбросила их с плеч. «Неужели это конец?» — мелькнула мысль.
С отчаянием Анна нажимала на педали и кричала:
Саша, давай ручку до отказа вправо! Резко! Рывком!
Но самолет продолжал падать. Земля уже совсем близко. Анна услышала, как дико вскрикнула Саша, и увидела, как она, словно защищаясь от удара, закрыла лицо руками…
Промелькнул голубой кусочек неба и исчез. Навсегда исчез? Что-то хотелось вспомнить, о чем-то хотелось подумать, но неумолимо бегущая навстречу земля приковывала все внимание. Анна не могла оторвать от нее взгляда. Глазами, полными ужаса, она смотрела вниз. И по щекам текли слезы…
Плохая петля, — сказала Никите курсантка. — Болтается Саша вверх ногами, как дохлая селедка в проруби. И Анку мучает.
Да, петля неважная, — согласился Никита. — По теории она должна быть не такой…
Подожди, подожди, парень! — девушка вцепилась в его плечо и больно сдавила пальцами. — Что-то там у них не в порядке. Видишь?
Не вижу, — сознался Никита.
Почему Сашка не дает газ?
Невольно вздрогнув от ее тревожного голоса, Никита не спускал глаз с самолета. С небольшим снижением самолет шел по прямой, и ничего плохого в этом Никита не видел. По крайней мере, ничего тревожного. Но девушка сильнее и сильнее сжимала его плечо. И тогда Никита увидел, что с самолетом действительно что-то происходит. Он клюнул носом и, словно им никто не управлял, начал неуклюже разворачиваться влево. В это время дежурный по полетам передал приказ:
Закрыть полеты! Самолетам, находящимся в воздухе, немедленно произвести посадку.
Быстро выложив из полотнищ соответствующие сигналы, Никита и курсантка снова начали наблюдать за самолетом. Теперь не было никакого сомнения, что он падает.
— Что же это они? — шепотом спросил Никита у девушки. — Что с ними?
Самолет падал в полутора-двух километрах от аэродрома. Никита видел, как к руководителю полетов подъехала санитарная машина и через минуту умчалась за аэродром.
Я побегу! — крикнул Никита.
Нельзя! — курсантка схватила его за руку и старалась удержать. Но он вырвался и побежал. С командного пункта тоже бежали курсантки. Задыхаясь, ничего перед собой не видя, Никита бежал все вперед и вперед и наконец увидел невдалеке от себя обломки самолета, санитарную машину и группу людей около нее. Рядом с машиной стояли носилки, на них кто-то лежал, накрытый простыней.
Саша Карева, — услышал Никита шепот.
Двое санитаров, инструктор и пять-шесть курсанток молча извлекали из-под обломков тело Ани Бурановой. Вначале Никита увидел темные волосы, а потом и лицо девушки. Он рванулся к ней, но чья-то сильная рука легла ему на плечо и остановила. Никита оглянулся и увидел командира пятой эскадрильи.
Не надо, — тихо произнес командир.
Анну положили на вторые носилки, врач наклонился к ее груди. Он слушал долго, очень долго, но за это время никто не проронил ни слова. Все смотрели на лицо девушки. Бледное, почти белое, оттеняемое копной черных волос, оно казалось совершенно безжизненным. Из уголка рта стекала тоненькая струйка черной крови,
Аня… Анка…. — прошептал Никита.
В машину, — приказал врач, приподнимаясь от носилок.
Санитары с помощью курсанток поставили носилки в санитарную машину, и она умчалась.
Вернувшись с аэродрома, Никита снял комбинезон, переоделся и сразу пошел к госпиталю. Там уже была почти вся эскадрилья девушек, инструкторы, командиры звеньев. Некоторые молча прохаживались перед зданием госпиталя, некоторые сидели на скамьях, на желтеющей траве…
Отыскав глазами знакомую курсантку, Никита подошел к ней и остановился. Потом поднял на нее глаза, хотел спросить об Анне, но она покачала головой и сказала:
Еще ничего не известно. Шок…
А Саша Карева?
Саши уже нет…
Они сели рядом и долго молчали. Наконец девушка проговорила:
Предполагают, что заклинило рули. Но разве это точно? Что можно узнать, когда от самолета остались одни щепки.
В это время в дверях показался комэска, и все бросились к нему. Он остановился на ступеньках и негромко сказал:
Врач говорит, что Буранова будет жить.
5
Для всех по-разному шло время. Курсантам сорок шестой, которые ожидали предстоящего экзамена по теоретическому циклу, казалось, что время мчится, как каменный стриж. Март улетал с последними снежинками, первые весенние ветры волновали, но и тревожили: за мартом стукнет в окошко апрель, а апрель — это экзамены! И тот, кто их выдержит, с легким сердцем поедет домой на целый месяц, а потом — эскадрилья, по самолетам!
Как ни старались Абрам, Андрей и Никита убедить сорок шестую готовиться к экзаменам всем вместе, ничего из этого не получилось. Первым, кто высказался против совместных занятий, был Вася Нечмирев.
Сергей Дубатов отлично знает аэродинамику, но хромает по аэронавигации, — сказал он. — Я — наоборот. Как мы можем сидеть с ним за одним учебником? Он львиную долю времени должен посвятить одному предмету, я — другому. Вопросов нет?
Вопрос есть, — сказал Андрей. — А кто же будет помогать тем, кто отстает по некоторым дисциплинам?
От помощи не отказываюсь, — ответил Вася. — Но в пределах нормы.
Что ты подразумеваешь под пределами нормы? — спросил Абрам.
Все свободное от своих занятий время. До единой секунды.
Может быть, это и правильно, — поддержал Васю Яша и взглянул на брата. — Какой мне смысл сидеть пятнадцать часов в день над аэродинамикой, когда я и так уверен, что сдам ее на отлично. Лучше эти пятнадцать часов я буду сидеть над радиоаппаратурой.
— Кустари-одиночки! — рассердился Никита. — В под готовке к экзаменам самое главное — организация вре мени, регламент. Сможете ли вы поодиночкеорганизо вать свое время?!
Нечмирев несет чушь! — доказывал Андрей. — Если он слабо знает аэродинамику, он должен ее готовить с теми, кто знает лучше его. Иначе он ее не подготовит. Абрам, что предлагаешь ты?