«Так вы не англичанин?» — недоверчиво спросил я. «Конечно, нет! — вскричал он, и гнев блеснул в его глазах.— Как можете вы сомневаться?» «Но кто же вы?» Он пристально посмотрел на меня. «Вы молоды,— отвечал он,— вы еще не можете быть предателем, я доверюсь вам! К тому же, вы француз и, наверное, ненавидите англичан так же, как и я! Скажите, где теперь находится император Наполеон?» «В Париже.» «Это верно?» «Насколько я знаю, верно.» «А вы любите императора?» «Я его верный слуга.» «Благодарение Богу! Можете вы мне помочь отправиться в Париж?» «В Париж?» — с удивлением повторил я. «Да, я должен лететь в столицу, чтобы спасти императора!» «Дороги небезопасны,— нерешительно возразил я ему,— и если у вас нет паспорта…» «Паспорта у меня нет, но вы ведь можете его для меня достать?» «Пожалуй, я чиновник, и мое ручательство…» «Так вы чиновник,— радостно перебил он,— не судья ли вы?» «Я служу в судебном ведомстве, в Англии меня называли бы государственным прокурором.» «О, в Англии нет судей! — страстно воскликнул он,— там только палачи! Слава Богу, что я во Франции, мои предки были французского происхождения…» «А ваша родина?» «Моя родина — Восток, царство солнца,— сказал он с чувством, и глаза его наполнились слезами,— я индусский принц!»
«Так вот почему вы ненавидите Англию?!» — воскликнул я, разом поняв все.
«Ненавижу?! Я проклинаю ее! — глухо произнес он.— Это страна предателей и убийц.»
«Но вы, кажется, сказали, что предки ваши французского происхождения?»
«Да. Разве вы забыли имена знаменитых французов, славно боровшихся за независимость Индии? Дюпленкс, Лабурдоннэ и Лалли явились с войсками в Индию; мой отец находился в отряде Лалли и пал 27-го октября 1803 года в битве при Лаври. А во время пребывания при дворе Синдии он полюбил туземку и женился на ней: плодами этого брака были двое детей — сын и дочь, и этого сына вы сегодня спасли».
«Так вы, собственно, француз?»
«Нет, я индус: в жилах моих течет кровь моей матери, а она была дочерью индусского раджи.»
«А ваше имя?»
«О, я почти забыл его, так долго не осмеливаясь произносить его. Пять лет тому назад Синдия, повелитель Индии, снова восстал против тирании Англии, мы были разбиты в сражении при Гвалиоре, и мы с сестрой Найей, прелестным пятнадцатилетним ребенком, попали в плен. В течение пяти бесконечных лет переносили мы всевозможные муки, наконец, нас отправили в Англию и разлучили. Два месяца тому назад мне удалось бежать — я достиг берега, был принят на испанское судно и высадился во Франции. Цель моих стремлений — Париж: Наполеон обещал нам помощь, если мы поддержим его в борьбе против англичан. И весь Индостан, от пустынь Марустана до горных вершин Риндья, от Вопала до Алагабада и Гвалиора, восстанет как один человек для уничтожения тирании Англии. Трон Наполеона утвердится незыблемо навеки, если Англия падет!»
Прекрасный юноша стоял передо мной с таким вдохновенным лицом, что я вскричал с воодушевлением: «Я сделаю все, что только в моих силах, чтобы помочь вам привести ваши планы в исполнение. Скажите мне ваше имя, и я приготовлю вам паспорт».
«Меня зовут раджа Сиваджи Даола»,— ответил он с неописуемым достоинством в голосе и взгляде.
«А ваша сестра? — с участием спросил я,— она также на свободе?»
«Пока еще нет, но скоро освободится… Один из принцев нашего рода последовал за ней в Англию, он любит ее и скоро увезет во Францию».
«Во Францию? Так вы оба ищите убежища здесь?» — воскликнул я.
Я никогда не забуду взгляда, полного детской доверчивости, который индус устремил на меня.
«Дайте моей сестре и ее мужу приют в вашем доме,— просто сказал он,— и Бог вознаградит вас!»
Я подумал с минуту и от всего сердца ответил ему: «Да будет так — мой дом открыт для вашей сестры!»
«Благодарю вас,— радостно воскликнул он,— и для того, чтобы вы узнали мою сестру, взгляните сюда…»
Он вынул из своего пестрого шелкового пояса половину тяжелого золотого браслета, осыпанного блестящими камнями странной формы и подал мне его со словами: «Рассмотрите внимательно эту вещь! Тот, кто покажет вам другую половину, пусть найдет в вашем доме дружественный приют! Я не могут оставить у вас этот браслет, но если здесь найдется кусочек воска, я сниму слепок, и вам легко будет распознать другую половину».
Я дал ему воск. Сняв отпечаток с широкого браслета, покрытого письменами, принц снова спрятал его за пояс и спросил меня: «Когда я смогу получить паспорт?»
«Завтра утром. На чье имя он должен быть выписан?»
«На имя моего отца — Жана д'Арва».
Я уговорил раджу отдохнуть, и он несколько часов проспал на моей постели. На рассвете, дав ему широкий плащ, я вместе с ним отправился в префектуру, где мне без затруднений выдали требуемый паспорт, и в полдень раджа уже был на пути в Париж.
— Господин прокурор,— заботливо прервал рассказчика Давоньи,— разговор волнует вас, не отложить ли продолжение на завтра?
— Нет, нет! — вскричал Вильфор.— Я должен все рассказать сегодня: завтра уже будет поздно. Итак, я продолжу. Три месяца спустя Рене де Сен Меран сделалась моей женой, затем последовала битва при Ватерлоо и Наполеон был низвержен безвозвратно.
6-го мая 1816 года моя жена родила дочь, но ребенок был очень слаб, и моя теща опасалась, что девочка не доживет даже до следующего утра. Ночью, после рождения ребенка, я сидел с книгой у постели молодой матери, спокойно спавшей. Как вдруг услыхал, что кто-то тихонько зовет меня из сада. Я подумал сначала, что мне показалось, но зов повторился, и я осторожно выскользнул на крыльцо.
Возле решетки сада что-то белело, и я при свете луны увидел, что там лежит женщина редкой красоты. С легким криком изумления я подбежал к ней и, увидев влажные глаза и темные шелковистые кудри, сразу понял, что вижу Найю, сестру принца.
«Вы господин де Вильфор?»— чуть слышно прошептали губы женщины.
«Да. А вы Найя?» — вскричал я с уверенностью.
«Я — Найя, мой муж, раджа Дуттиа, убит… Спасите моего ребенка!» И, распахнув плащ, она подала мне новорожденное дитя, завернутое в шелковый платок. Она нежно посмотрела на маленькое существо, и счастливая улыбка появилась на бледном лице бедной матери, когда я взял ребенка на руки.
«Теперь я спокойно могу умереть,— прошептала она.— Муж мой умер в ту минуту, когда мы покидали Англию, я должна была, стать матерью,— мне нужно было жить! Я шла день и ночь — дитя родилось только два часа тому назад, я дотащилась до дома… но дальше… не могу… нет сил… Вот браслет…»
Она внезапно замолкла — я наклонился к ней: она была мертва!
Я взял половину браслета из окоченевшей руки и поспешил домой. Сначала я хотел отдать дитя моей жене, а потом позвать на помощь к бедной матери. Жена все еще спала — я положил ребенка в колыбель рядом с моей маленькой дочерью и на минуту остановился в раздумье: будить мне сиделку или нет, но, бросив взгляд на обоих детей, я вдруг с ужасом заметил, что моя дочка мертва!
Я стоял, как пораженный громом: прощайте блестящие надежды, связанные с рождением этого дитяти! В эту минуту чужой— ребенок громко заплакал, и я решился. Дрожащими руками я завернул плачущую девочку в пеленки моей маленькой дочери и, покрыв эту последнюю шелковым платком, отнес ее в сад и положил в объятия покойницы!
Полчаса спустя проснулась моя жена и спросила о ребенке, и я принес ей дочь Найи!
— И супруга ваша не заметила подмены? — быстро спросил государственный прокурор.
— О, да. Тотчас по рождении дитяти жена надела ей на шею золотой крестик на цепочке, и я второпях забыл об этом. На вопросы жены я отвечал так сбивчиво, что наконец был вынужден открыть ей все. Вместо того, чтобы упрекнуть меня, Рене одобрила мой поступок. На другой день приехал мой тесть. Дочь Найи окрестили Валентиной де Вильфор, и счастливые дед и бабушка положили на одеяло новорожденной приказ о назначении меня государственным прокурором в Париже и триста тысяч банковскими билетами.
Утром перед нашими дверями нашли Найю с мертвым ребенком, и обеих похоронили в общей могиле для бедняков. Бумаги, найденные при Найе, были написаны на хинди; они были переданы мне, как важному должностному лицу, и с тех пор хранятся вместе с восковым слепком и половиной браслета в шкатулке около моего ложа.