Изменить стиль страницы

— Что ж, пусть исполнится желание моего друга Манкаля, — сказала, поднимаясь, герцогиня.

С грацией, наполненной опьяняющим сладострастием, секретом которой владеют только знаменитые куртизанки, она подошла к столу и набросала несколько слов.

— Так как вы позволяете мне принять на себя роль доброй феи, — сказала она, обращаясь к Жако, — ступайте от моего имени к герцогу де Белену. Вам не найти друга и наставника, более достойного во всех отношениях вашего уважения и доверия… Я объяснила ему в нескольких словах ваше положение.

Руки Жако дрожали, когда он брал письмо из рук герцогини.

— Ступайте, граф, — сказала она, — и позвольте мне надеяться, что вы не забудете слишком скоро ту, которая имела счастье оказать вам эту ничтожную услугу…

С этими словами она протянула ему руку. Жако поклонился и невольным движением поднес ее к губам. Она не сопротивлялась… Дрожь пробежала по телу Жако, и он, как помешанный, бросился вон.

— Ну что, мой любезный союзник, — спросила Тения Манкаля, — довольны ли вы мной?

Прежде чем идти далее, объясним в нескольких словах, каким образом Жако, рабочий, вдруг стал графом де Шерлю.

Действительно, ничего не может быть проще. Настоящий граф де Шерлю был один из тех людей, которые, пресытившись всевозможными излишествами, постепенно опускаются до состояния нищеты.

Однажды его встретил Манкаль, и в его голове зародилась адская мысль.

За сто тысяч франков граф де Шерлю написал завещание в пользу Жако и признал его своим сыном. В завещании было упомянуто о самой банальной истории соблазнения. Ничего не могло быть проще и естественнее… Затем граф бросился, очертя голову, в водоворот парижской жизни. Его истощенный организм не выдержал, и два месяца спустя он умер от разрыва артерии. Тогда Манкаль сообщил Жако, что он, бездомный сирота, — единственный наследник имени и состояния знатного графа и отныне он уже не Жако, а Жак, граф де Шерлю…

12

ПРИКЛЮЧЕНИЯ МЮФЛИЕ

Читатель простит нас, если из апартаментов герцога де Белена мы вдруг заставляем его перенестись вслед за нами в зал «Зеленого Медведя», оттуда — в будуар куртизанки, затем в какое-нибудь иное место, и все дальше и дальше…

В сложной драме, описание которой мы взяли на себя и которая пробыла тридцать лет во мраке тайны, самые разные люди, принадлежащие ко всем классам общества, смешались в ужасной борьбе, которая свела лицом к лицу личности настолько противоположные и чуждые друг другу, что поневоле нам приходится следовать за ними, в различные места, где они жили в то время.

Оговорив это, отправимся на Жеврскую набережную, которая, как известно, тянется от моста Нотр-Дам до моста Шанжа. Там, на углу улицы Арси, в ветхом, полуразрушенном доме жили некоторые из героев нашего рассказа. В мансарде третьего и последнего этажа, как раз под самой крышей, стояли на коленях Мюфлие, Кониглю и Малуан. Что могли они делать в таком положении? Может быть, молились о своих грехах?

Не совсем. Между ними на полу лежал мешок, и их руки, вместо того, чтобы быть поднятыми к небу, очень деятельно рылись в названном мешке, из которого они вынимали такие разнообразные предметы, как, например, старые сапоги со стоптанными каблуками, потом ручка от зонтика, какие-то тряпки… Но они продолжали искать, и мешок казался неисчерпаемым.

Вдруг из трех глоток раздалось три радостных крика, и все трое наклонились так поспешно, что звонко стукнулись лбами…

Не обращая внимания на этот инцидент, они в то же мгновение выпрямились…

— Серебряный подсвечник! — вскричал Мюфлие.

— Мельхиоровая тарелка, — объявил Кониглю.

— Медная кастрюля! — сказал Малуан.

— Это все?

— Все!

— Ба! Из-за этого не стоило возиться с этим дураком, — сказал Малуан, у которого было чувствительное сердце.

— Этот человек был виновен, — торжественным тоном возразил Мюфлие, — и его наказание вполне справедливо. Как! Мы мирно и спокойно выходим из «Зеленого Медведя», как честные люди, идем по набережной, мечтая о будущем… как вдруг неожиданно замечаем человека, который зачем-то крадется вдоль стены…

— У него был очень странный вид, — перебил Кониглю.

— Даже больше, — продолжал Мюфлие, — у него был мешок!

— Был! — хихикнул Малуан.

— Довольно, — сказал Мюфлие, — смаковать этот дурацкий эпизод, в результате которого мы обзавелись какой-то жалкой рухлядью! Тихо! У меня есть предложение! Я уже давно не завтракал по-человечески…

— Я тоже! — заявил Кониглю.

— Не перебивайте меня! Так вот, если вы не возражаете против моего предложения позавтракать, то Малуан отправится к старьевщику и спустит подсвечник, блюдо и кастрюлю, и тогда можно будет славно покутить!

— Браво! — закричали двое остальных.

— Я готов! — прибавил Малуан.

— Иди же скорей, мы тебя ждем с нетерпением!

Малуан, не заставляя себя просить, исчез, спрятав под своей ободранной блузой добычу, полученную во время ночного похождения.

Кониглю и Мюфлие остались вдвоем.

Кажется, при Малуане они кое-что умалчивали, так как сейчас же после его ухода переглянулись и оба произнесли: «Ну что?»

— Ну, Кониглю, — продолжал Мюфлие, — что ты думаешь о Биско?

— У него тяжелая рука.

— Да, он нас лихо разнял. Но не в этом дело. Лишний удар кулака ничего не значит!… Но дело… веришь ли ты?

— Гм! Гм!…

— Он много обещает…

— Только исполнит ли?

— Мне что-то не верится…

— И мне тоже… Я говорю, что в глубине души он плюет на нас и вертит нами как угодно для своей выгоды!

— Поглядывая за ним, я двадцать раз видел, как он входил к одному банкиру.

— Через подъезд?

— Да.

— И в своем обычном костюме?

— Да!

— И долго он там оставался?

— Любопытнее всего то, что я никогда не видал его выходящим!

— Верно, есть два выхода…

— Малуан караулил у другого!

— Черт возьми… А как зовут того, к кому он ходит?

— Манкаль.

— Не слыхал… Во всяком случае это доказывает, что Биско забывает о долге доброго Волка и кидается в финансовые операции… и вообще забывает нас…

— Но, возможно,— заметил Кониглю, — что он таким образом готовит для нас большое дело…

— Очень может быть! Во всяком случае… что ты думаешь?

— Надо не дремать…

— Именно… Видишь ли ты, когда начальник чересчур честолюбив, а подчиненные надоедают ему, то легко можно от них избавиться, послав маленький донос «рыжей»…

— Однако я не думаю, чтобы Биско…

— Он способен на все! — перебил Мюфлие. — Но, как ты сказал, мы не будем дремать, и в случае опасности…

Они обменялись достаточно красноречивым взглядом.

В эту самую минуту дверь отворилась и вошел Малуан.

— Где ты пропадаешь?

— Разве Блазиаса не было дома?

Эти два вопроса были заданы одновременно.

Ничего не отвечая, Малуан тщательно запер дверь и, подойдя к товарищам, таинственно сказал:

— У меня есть желтяки!

— Браво!

— Ш-ш… — сказал Малуан. — Но есть и другое…

— Что такое?

— Я не знаю, может ли это пригодиться… но Мюфлие так хитер… Может быть, он разгадает…

Мюфлие с достоинством выпрямился.

— Говори, мой милый, — покровительственным тоном сказал он, — ты заставишь меня сгореть от нетерпения!

— Ну, вот что! — продолжал Малуан. — Я шел к Блазиасу и хотел прямо войти к нему, как вдруг стукнулся носом…

— Что?

— Лавочка была заперта!… Тогда я сказал себе, что это неестественно, а так как я постоянно хожу к старику, то и поступил, как обычно…

— Что ты хочешь сказать?…

— Я изучил все уголки его дома. Старик, может быть, не знает, что за домом во дворе есть сарай… совсем темный… куда бросают всякую дрянь… и в стене отверстие… а за отверстием — другая стена комнаты старика, и в этой стене другое отверстие, через которое можно заглянуть к нему…

— Черт побери! — сказал Мюфлие. — Ты молодец!…

— Благодарю, патрон! — сказал Малуан. — Итак, я сказал себе: или он там, или его там нет; если его там нет, то я ничего не увижу…