— Негодяй! — крикнул де Белен.
— Оскорбления никогда еще не помогали решать проблемы. Я продолжаю свою речь. Предположите, что я, настоящий барон де Сильвереаль, не имеющий в прошлом никаких пятен на своей репутации, так как приключение в Камбодже осталось для всех тайной, предположим, говорю я, что я иду к королевскому прокурору и, сообщив ему об одном имени, которое вы, кажется, совершенно забыли, предлагаю ему справиться в португальском посольстве о мнимом де Белене, герцоге де Белене! Не случится ли тогда, что третьи особы, о которых я говорил, господа жандармы, будут играть в настоящей драме роль, которую вы, может быть, не предвидели?
— Сильвереаль! — крикнул де Белен, скрежеща зубами. — Вы за это мне дорого заплатите!
— А, не нравится! Я прихожу к вам как друг и говорю прямо: я разорился, я погиб, если вы не дадите мне в долг пятьдесят тысяч франков. Это для вас безделица, так как я знаю, что вы лучше употребили свои деньги, чем я, а между тем это поправит мое положение, которое теперь безвыходно. Я говорю вам это прямо и откровенно, а вы отвечаете мне угрозами, оскорблениями!
— У меня нет денег.
— Ба! Говорите это другим, любезный герцог, но не мне! Я отлично знаю сумму вашего состояния! Вы можете дать мне пятьдесят тысяч франков так же легко, как я могу дать нищему пять экю!
Де Белен молчал.
— И наконец, — продолжал Сильвереаль, — если вы упрекаете меня, то ведь этот упрек можно вам вернуть! Да, у меня сердце молодо… Но что же вы хотите, себя не переделаешь! Да разве вы сами не понимаете этого? А ваша страсть к мадемуазель де Фаверей?…
— А! Я этого ждал! — воскликнул де Белен. — Да, я люблю Люси, да! Я хочу, чтобы она стала моей женой, и для этого я требовал от вас содействия! Ну, и чего же вы достигли?… Как племянница вашей жены Люси доверена ей ее матерью, которая, право, можно подумать, занимается колдовством, так она живет таинственно и замкнуто. Поэтому через свою жену вы можете располагать судьбой Люси. Но на самом деле, мне кажется, вы дрожите перед баронессой де Сильвереаль…
— Однако она приехала сегодня сюда по моему приказанию.
— По вашему приказанию!… Ну, а хотите держать пари, что ваша жена согласилась вам повиноваться потому только, что ей лично выгодно было ехать на этот бал?
— Что хотите вы этим сказать?
— Ну, для заговорщика вы мне кажетесь не слишком дальновидным… Не заметили вы разве сегодня, что этот Арман де Бернэ — ваш враг, как я полагаю, не спускал с нее глаз в течение всего вечера и что они были вместе около часа?
— О! Если это так!…
— Вы стали бы ревновать?… Это было бы довольно оригинально!… Верьте мне, любезный барон, мадам Сильвереаль хитрее вас, и когда она для вида повинуется, она следует только своей воле!
Лицо барона вдруг омрачилось.
— О! Эта женщина, — прошептал он, и в голосе его послышалась нескрываемая ненависть.
— Она вас ненавидит и вы ее ненавидите. Вот это и скверно для меня. Вы не имеете на нее никакого влияния, дай, действительно, любовник герцогини де Торрес едва ли может пользоваться настоящим авторитетом у семейного очага…
— Молчите, ради Бога…
— Нет, нет! Мы должны свести наши счеты. Вы не отступили перед скандалом и со всем пылом ваших преклонных лет ведете себя, как мальчишка. Помните же, какое может придавать значение вашему мнению баронесса Сильвереаль в таком важном вопросе, как выбор мужа для ее племянницы! Напротив, видя, что я дружен с вами, баронесса не доверяет мне, а, быть может, даже презирает меня! И это вы называете помощью! Право, мне лучше бы обойтись без нее!…
— Нет! — бросил Сильвереаль, глаза которого сверкнули мрачным блеском. — Вы будете мужем Люси де Фаверей, клянусь вам честью…
— Честью… Вы — мне?… Ну и шутка!… — заметил цинично де Белен.
— Не смейтесь, если вам дорога ваша жизнь… Да, эта женщина ненавидит и презирает меня… Но она должна будет покориться моей воле… Или…
— Или?
Собеседники взглянули друг другу в глаза.
— Думаете вы, — сказал де Белен, — что баронесса покорится из страха смерти?
— Смерти — не знаю. Позора — наверно…
— А!… Это идея!… И если я могу быть вам полезен…
— Я предупрежу вас, если мне понадобится ваша помощь.
— И вы начинаете действовать?
— Да.
— Ну, вот теперь вы гораздо рассудительнее… Еще одно слово, однако, это… Но я как друг должен предупредить вас… Вы знаете хорошо мадам де Торрес?…
— Не будем говорить о ней…
— Берегитесь, барон. Та, которую называют Тенией, разорила и погубила людей побогаче и познатнее вас!
— Что мне до этого?… Я люблю ее…
При этих словах барон мгновенно изменился. Вся его фигура теперь выражала бешеную животную страсть. Он был омерзителен.
— Если так, — заметил герцог де Белен, — то не будем больше говорить о ней. Я не имею ни малейшего желания навязывать себя в менторы… Но — вернемся к делу… Я не буду настолько нескромен, чтобы спрашивать у вас, какими средствами думаете вы победить неизбежное сопротивление баронессы де Сильвереаль… Я вам скажу только одно: в тот день, когда Люси станет моей женой, я дам вам пятьсот тысяч франков…
— Хорошо! Но пока…
— От вас зависит, чтобы это произошло поскорее. Впрочем, на этот раз я еще вам помогу…
— Что? Пятьдесят тысяч франков, в которых вы мне отказывали…
— Вот они, — прервал де Белен.
На листе бумаги он написал несколько слов, подписал и протянул его Сильвереалю со словами:
— Завтра Аллар выдаст вам эти деньги.
— Ах! Друг мой! — вскричал Сильвереаль. — Вы мой спаситель!
— Ну, этого Тении хватит ненадолго, — заметил, смеясь, герцог
Сильвереаль пожал плечами.
— Вы не знаете ее! — сказал он.
— Конечно! Мадам де Торрес — ангел! Во всяком случае, это ваше дело. Но не забывайте главного…
— Нет, я вам обещаю! Теперь позвольте мне задать один вопрос…
— Извольте, сколько угодно.
— Вы продолжаете ваши розыски сокровищ кхмеров?
— Вы в этом не сомневаетесь, я полагаю?
— И вы думаете напасть на след?
Де Белен на минуту задумался. Невольно его глаза обратились к обломку черной статуи, арабески которой искрились при свете свечей.
— Может быть, — сказал он наконец. — Сфинкс выдаст мне свою тайну.
— И вы думаете, что именно здесь, в Париже, вы заставите его говорить?
— Я в этом убежден.
— Пусть же скорей наступит день успеха! Так как я предполагаю, что вы тогда не забудете меня, герцог?
Глаза де Белена сверкнули.
— Что будет для меня значить бросить вам несколько миллионов! Мы будем тогда царями Парижа, царями всего света! О! Как все покажется нам тогда мелким и ничтожным! Мы увидим у своих ног великих и гордых! Возвышаясь неизмеримо над всем, мы будем тогда презирать общество, которое задрожит под нашей мощной рукой! Тогда я буду Богом!
— А я — вашим пророком, — прибавил весело Сильвереаль. — Мужайтесь же! Все лучшее — впереди!
С этими словами барон удалился, горячо пожав на прощанье руку герцога.
Де Белен остался один. В течение нескольких минут он был погружен в размышления.
— Этот человек становится назойливым и опасным, — прошептал он наконец. — Я даю ему месяц сроку. После этого…
Он не окончил, но жест его был настолько красноречив, что если бы Сильвереаль увидел его, он вздрогнул бы от ужаса. Белен подошел к двери своего кабинета, отворил ее и стал прислушиваться. Вокруг было тихо.
Шел пятый час, но утро еще не наступало. Спальня де Белена находилась рядом с его кабинетом. Как путешественник, привыкший к опасностям и лишениям, он довольствовался простым гамаком вместо кровати.
Войдя в спальню, он запер дверь на замок и разделся, но вместо того, чтобы лечь, подошел к большому сундуку из дорогого дерева и, открыв его, вынул блузу и панталоны синего холста, в которые быстро облачился.
Затем он зажег маленький фонарь и сунул в карман пистолет.
Закончив эти приготовления, он вышел из своей спальни и направился к оранжерее, той, где происходило свидание баронессы де Сильвереаль и Армана де Бернэ.