Кэт все еще представляла его у руля лодки, нанятой ее отцом и следующей по курсу. Он смеялся, его темные волосы беспорядочно разметались. Она еще помнила пьянящее чувство невесомости, когда они занимались подводным плаванием в теплых прибрежных водах. Кэт настолько поглотило все происходящее с ней, что совершенно не удивилась неожиданному интересу своего отца к течениям, приливам, катанию на моторках и дайвингу. Впрочем, до того ли ей было!

Она слишком увлеклась собственными чувствами, удивляясь тому, что такой парень, как Кай Сильвер, прельстился такой, как она.

«Но теперь юношеские увлечения позади», — сказала себе Кэт. Она прекрасно помнила, сколько времени ее отец проводил запершись в своем номере отеля, читая одну за другой книги, которые привез с собой. Как оказалось, он занимался исследованиями уже тогда и, очевидно, продолжал свои научные изыскания каждое лето. Кэт не хотела возвращаться на остров из-за Кая Сильвера.

Кай советовал ей верить сказкам, просил ее о невозможном. Когда она отказалась, испугавшись, он пожал плечами и ушел прочь, даже не взглянув на нее. С тех пор она больше не приезжала на белые пески к чайкам.

Кэт снова взглянула на бумаги отца. Придется вернуться и закончить то, что начал ее отец. Может быть, это и есть его наследство, гораздо более значимое, чем дом, доверительный фонд, антикварные ювелирные украшения, которые когда-то принадлежали ее матери. Судя по тому, как аккуратно она отложила эти бумаги в сторону, они не дадут ей покоя до конца жизни.

«Придется вернуться!» — подтвердила Кэт, сняв очки и аккуратно укладывая их на промокашку. Более того, ей придется обратиться именно к Каю Сильверу. Однажды честолюбивые устремления ее отца увели ее от Кая, теперь же, четыре года спустя, они же возвращают назад.

Кэтлин Хардзти понимала разницу между сказками и реальностью. Сунув руку в ящик отцовского письменного стола, она вынула лист из толстой стопки кремовой почтовой бумаги и принялась писать.

Кай позволил ветру наносить ему удары, когда открыл дроссель. Он любил скорость точно так же, как любил ленивый полдень, проведенный в гамаке. Он привык к запаху соленых брызг, но все равно с удовольствием его вдыхал. К вибрации палубы под ногами, но все еще чувствовал ее. Ради этого стоит жить. Он не из тех, кто позволяет событиям оставаться незамеченными или неоцененными.

Кай вырос в этом тихом, далеком, маленьком прибрежном городишке и, хотя путешествовал и намеревался путешествовать впредь, не планировал жить где-либо еще. Ему подходит свобода моря и уют небольшого общества.

Он не презирал туристов, понимая, что они помогают выживать местному населению, но зимой предпочитал остров. Это было время сильных холодных штормов, и только крепкий моряк мог отважно провести паром через мыс Хаттерас.

Он ловил рыбу, но, в отличие от большинства соседей, редко продавал свой улов. Он его съедал. Иногда нырял за раковинами, но опять же для собственного удовольствия. Часто он возил туристов порыбачить или понырять на своей лодке, потому что временами получал удовольствие от компании. Но случалось, как в этот сверкающий полдень, что он не хотел делиться морем ни с кем.

Кай всегда ощущал беспокойство. Его мать говорила, что он пришел в мир на две недели раньше, ну не хватило ему терпения дождаться своего срока. Этой весной Каю исполнилось тридцать два, но умиротворенности он так и не обрел. Он хотел жить по своим правилам. Беда в том, что не был уверен в своем выборе.

В данный момент Кай выбрал открытое небо и бескрайнее море. Однако иногда он чувствовал, что этого недостаточно.

Тем не менее, солнце было жарким, бриз прохладным, а береговая линия казалась такой близкой. Лодочный мотор работал, тихо урча, а в небольшом переносном холодильнике находился аккуратно сложенный улов, который он приготовит себе на ужин сегодня вечером. Возможно, прозрачный сверкающий полдень — то, что сейчас нужно.

С берега он выглядел как пират с глубоко посаженными глазами, цвета темно-зеленого моря в пасмурный день. Его волосы, густые и по-настоящему черные, доставшиеся ему от предков из племени арапах или с Сицилии, были столь длинными, что спускались за ворот рубашки, и он заправлял их за уши.

Его кожа была бронзовой, и это неудивительно для человека, проводившего на солнце почти все время, упругой, потому что он не один год плавал и вытягивал сети. Его телосложение — скульптурное, сильное, очерченное — тоже являлось частью наследства.

Когда он улыбался, подгоняемый ветром к берегу, лицо его обретало ту безрассудную свободу, которую женщины находили неотразимой. Когда он сердился, его глаза превращались в лед, как у льва перед прыжком. Он давно понял, что женщины находят это столь же неотразимым.

Кай потянул дроссель, так что лодка притормозила, качнулась, а затем заскользила проторенным путем в бухту Серебряного озера. Быстрыми, энергичными движениями прирожденного морского волка он спрыгнул на причал, чтобы закрепить канат.

— Поймал что-нибудь?

Кай выпрямился и повернулся. Рассеянно, как человек, который видит своего брата почти ежедневно на протяжении жизни, улыбнулся:

— Достаточно. А что, плохи дела в «Насесте»?

Марш улыбнулся, и в этой улыбке мелькнуло семейное сходство, только светло-карие глаза остались спокойными.

— Беспокоишься о своих инвестициях? Кай едва заметно пожал плечами.

— Когда ты ведешь дела? Марш ничего не ответил. Они знали друг друга так близко, как вряд ли мужчины знают друг друга. Один беспокойный, взрывной, другой уравновешенный. Противоположности, казалось, не имели значения.

— Линда хочет, чтобы ты пришел на ужин. Она беспокоится о тебе.

«С нее станется», — подумал Кай, усмехаясь. Его невестка любит окружать его прямо-таки материнской заботой и тревожиться по пустякам, хотя на пять лет моложе. И это одна из причин, почему ресторан, которым она управляет с Маршем, имеет такой успех. Да плюс деловая хватка Марша, а также изрядные вложения и практичная модернизация, которую провел Кай, передавший управление своему брату и его жене. Он не возражал, чтобы оставаться владельцем ресторана, даже время от времени прикидывал прибыль и убыток, но вести дела ему, конечно, было неинтересно.

После того как канат был привязан, он провел ладонями вниз по обрезанным до колен потертым старым джинсам, вытирая руки.

— Сегодня вечером будет что-то особенное?

Марш сунул руки в карманы и покачался на каблуках.

— Голубая рыба.

Ухмыльнувшись, Кай откинул крышку своего холодильника, показывая улов.

— Передай Линде, чтобы не беспокоилась. У меня есть еда.

— Она не успокоится.

Марш бросил взгляд на брата, когда тот всматривался в море.

— Она считает, что ты слишком много времени проводишь в одиночестве.

— Так можно сказать, только если тебе не нравится находиться в одиночестве.

Кай оглянулся через плечо. Ему не хотелось спорить сейчас, когда возбуждение от скорости и моря еще не покинуло его. Он всегда был беспокойным человеком.

— Может быть, вам обоим стоит подумать еще об одном ребенке, тогда Линда будет слишком занята, чтобы беспокоиться о больших братьях.

— Дай мне передышку. Хоуп всего восемнадцать месяцев.

— Прибавь к этому еще девять, — небрежно напомнил ему Кай.

Он любил свою племянницу, несмотря на то что… нет, потому что она была сущим дьяволом.

— Во всяком случае, наша родословная находится в ваших руках.

— Угу.

Марш переступил ногами, откашлялся и замолчал. Эта привычка была у него с детства и, в зависимости от настроения, раздражала или забавляла Кая. В данный момент лишь слегка сбивала с толку.

Что-то витало в воздухе. Кай чувствовал это, но никак не мог определить, что именно. «Шторм? — подумал он. — Один из жарких, неутомимых штормов, которые, казалось, способны назревать в течение нескольких недель». Кай был уверен, что может почувствовать его заранее.