Агния заинтересовалась. Интересный рассказ, далекая страна… Она спросила:

— А как называется ваша столица?

— Рио-де-Жанейро.

— Это красивый город?

— Очень, — мягко улыбнулся Марселу. — Он стоит на берегу океана, между водой и скалами.

— Вот как? — Агния задумалась.

Она попыталась себе это вообразить. Непривычная картина: океан, скалы, тесное пространство. Впрочем, над океаном вдаль открывается горизонт, но вода… Вода это не для человека. Разве там можно жить? Для человека — поля, луга, тучные нивы, леса, свежий полупрозрачный горизонт, вечерняя прохлада…

— Но вам было бы там тяжело, мне кажется, — сказал вдруг он, будто почувствовав ее сомнения.

— Почему? — удивилась Агния.

— Очень жаркий климат, сударыня, — ответил бразилец.

— Да, — согласилась она. — Да и океан… Очень плохо человеку рядом с такой водой.

— Почему?

— Нельзя жить. Океан не родит хлеба.

— Океан дает рыбу и может прокормить много людей, — возразил Сан-Пайо. — Есть страны, где только этим и живут.

— Какая печальная жизнь!

— Не соглашусь с вами, — живо возразил он.

Она пожала плечами и отвернулась от собеседника, сделав вид, что обиделась на его возражение. И вдруг Агния услышала за спиной совершенно неожиданные слова молодого человека:

— Я и не думал, что вы сестра барона. Тогда, в казино, я решил, что вы его жена.

«Вот так тихоня!» — промелькнуло у нее в голове.

— И вы испугались и тут же отошли в сторону? — кокетливо рассмеялась Агния в ответ, ясно почувствовав, что Марселу с трудом противится ее обаянию и готов поддаться на любое ее слово, любое движение.

— Я не привык волочиться за чужими женами. Недостойно смущать покой замужних дам. — При этих словах глаза его блеснули, но блеск их был тут же насильно погашен темными ресницами, нарочно предназначенными скрывать потаенное.

— Вот как? — тихо сказала она. — Здесь мало кто об этом задумывается.

— В нашей стране нравы очень строгие, госпожа графиня. Не думаю, что женам даже дается возможность для флирта.

— Вот как? Как такое может быть?

Марселу пожал плечами и, улыбнувшись, не ответил.

— Вы что-то скрываете, — мягко рассмеялась Агния.

— Я боюсь открывать вам правду. Вы можете разочароваться или испугаться.

— Боже мой, что вы делаете с вашими несчастными женами? — с притворным испугом воскликнула она.

— Ничего особенного. Просто жизнь на фазенде…

— Фазенде?

— Так у нас называется имение.

— А-а, — протянула Агния.

— Так вот, жизнь на фазенде очень уединенна, там в округе подчас никого не сыщешь. А на фазенде всего общества — одни рабы.

— А соседи?

— Соседи, безусловно, есть, но расстояния обычно очень большие. К тому же нравы в провинции довольно серьезные. Наши женщины чрезвычайно набожны и строги. Здесь, в Европе, царят весьма простые нравы, не сравнимые с теми, что приняты у нас.

— Да, вы нарисовали впечатляющую картину. Стало быть, и вы поборник патриархальных нравов?

— Вероятно. — Марселу внимательно посмотрел на Агнию. — Но все же в любом правиле есть исключения. Вы не считаете?

— Считаю, и моя жизнь меня в этом убедила самым решительным образом.

— Вот как? — Но расспрашивать Марселу не стал.

Агния внимательно посмотрела на него и внутренне принялась сравнивать его с Вольфом.

Он был красив, этот Марселу Сан-Пайо, и обаятелен не менее, чем Вольф. Но то было обаяние иного рода и совсем другой тип внешности. Если Вольф был темным брюнетом с коротко стриженными волосами, которые едва отрастали, то срезу же начинали виться, то у бразильца волосы были светло-русые. Вольф был крепко сложен, обладал фигурой атлета, борца и при том был весьма ловок на паркете [6]. Бразилец же — весьма высок, строен, даже изысканно изящен и в нем скорее угадывалась сила мускул, нежели ее можно было ясно увидеть. В Вольфе было что-то татарское, при всем его лоске, что-то первобытно-азиатское. В бразильце не было ничего подобного, как будто века европейской цивилизации поставили на нем свою печать. Какой-то из его предков разорвал узы близости с Европой, бросил вызов судьбе и основал династию в Новом Свете. Из этого бурного корня произросло древо знатного, богатого и воспитанного рода, хранившего традиции своей прародины Португалии. Пожалуй, тот предок был единственным, кто впал в азарт завоеваний и дикости. Про него говаривали, что был он жесток и не останавливался ни перед чем, что стояло на пути к его цели. Никто из его потомков не наследовал этой необузданности. И Марселу, казалось, исключением не был. В нем соседствовали и темперамент, и внутренняя экспрессия, но при этом он слишком был воспитан. Это воспитание и удерживало Марселу от множества безрассудных поступков.

Его улыбка не обладала слишком мощным обаянием, но была так мила, так привлекательна, так располагала к себе, что, глядя на нее, пропадало всякое чувство опасности перед этим благовоспитанным и учтивым кавалером.

Агния улыбнулась.

— Хотелось бы мне знать, о чем вы только что думали? — пробормотал он.

— Ничего существенного, — ответила она. — Однако нам стоит вернуться к остальным. Я слишком пренебрегла обязанностями хозяйки.

— По крайней мере, я не могу обвинить вас в этом, — вдруг ответил Марселу.

Агния, кинув на него долгий взгляд, отвернулась и пошла к Вольфу и Кервадеку. Марселу остался стоять в стороне.

11

Признаться, Агния была очарована новым знакомым. Они встретились еще несколько раз в казино, на прогулке, он нанес им с Вольфом еще один визит, и молодая женщина пришла к выводу, что за последнее время это был самый приятный из всех ее знакомых. Он не играл в карты, а потому им с Вольфом не приходилось его обманывать, и это радовало ее. Он не волочился за ней, он не делал ровно никаких намеков и был всегда настолько сдержан, насколько и должен быть сдержан воспитанный и почти чужой человек. И всем этим он выгодно отличался от прочих, даже от Кервадека, который считал нужным ухаживать за Агнией, как он это называл. Ухаживания его были навязчивыми и удовольствия не приносили. К тому же они с Вольфом регулярно надували его в карты, и хотя ставки были мизерные, а то и вовсе никакие, все же глупость Максимилиана, не видевшего ничего дальше своего носа, ее удручала и отталкивала.

Но Агния даже не подозревала, какую бурю чувств вызвала она сама в этом сдержанном на вид человеке. И не подозревала, что вся его сдержанность были лишь до поры. Все прояснилось довольно скоро. Южанин все же был южанином.

Это был третий визит сеньора Сан-Пайо в дом барона. На этот раз случилось так, что Агния осталась дома одна. Она никого не ждала, но когда ей доложили о приходе бразильца, она с удовольствием подумала о встрече.

— Добрый день. Никак не ожидала. — Она поднялась ему навстречу.

— Я и не хотел тревожить вас, — с поклоном ответил Марселу.

— Какие тревоги! — беспечно рассмеялась Агния. — Приятный собеседник — такое благо в нашем свете.

— Собеседник? — вдруг спросил он и в упор посмотрел на нее.

В комнате воцарилось молчание. Агния сначала недоуменно взглянула на бразильца, потом в голове у нее мелькнула мысль и на лице отразилось, наконец, понимание. И как только Марселу увидел, что она поняла его, как он тут же сошел со своего места, на котором стоял, как приклеенный, и, протянув руки, легко обнял ее и притянул к себе.

Агнии стало страшно. Марселу попытался поцеловать ее, но она его оттолкнула и, отбежав к окну, вцепилась в подоконник, будто тот мог стать оплотом ее безопасности.

— Ну что с тобой? — Она не заметила как, но он уже стоял сзади и его руки крепко, почти с силой обвивали ее.

Вот тут-то и проявилась вся его страстность, до поры скрывавшаяся под маской воспитанности и цивилизации. В голове у Марселу вертелась только одна мысль: выцарапать ее из этого корсета, как устрицу из раковины. Руки его не желали ослабить объятия, а только все теснее и теснее обвивались кольцом вокруг ее плеч, тело его прильнуло к ее телу, губы оказались близ ее уха, и она услышала страстный шепот: