— Мне сказали в райкоме, — начал Хаблак, — что я целиком могу положиться на вас, Герасим Спиридонович.

— На то я и парторг, — ответил тот с чувством собственного достоинства.

— То есть можно говорить открытым текстом?

— А вы это редко делаете?

— Смотря с кем.

— Понимаю, — улыбнулся Герасим Спиридонович, — абсолютно вас понимаю. Такая уж профессия... Так что же привело вас к нам?

— Имеем сведения: у вас в карьере не все в порядке со взрывчаткой.

— Как так? — сразу стал серьезным парторг. — Взрывчатка — это серьезно, и милиция без веских аргументов вряд ли заинтересуется этим вопросом.

— Попала в чужие руки.

— И?..

— Единственное, что могу сказать: обошлось без жертв.

— Уже легче.

— Мы очень надеемся на вашу помощь.

— Но кто же?.. На кого падает подозрение?

Честно говоря, Хаблаку не хотелось называть фамилию Червича, но в райкоме ему сказали, что может полностью довериться парторгу — ветеран войны, человек честный и принципиальный. Все же поколебавшись секунду или две, сказал:

— У вас работает начальником участка Дмитрий Лукьянович Червич?

— Есть такой.

— Не могу утверждать, но возможно, он.

Парторг задумался. Даже зажал на какой-то миг в зубах неотточенный конец карандаша. Наконец ответил:

— У нас вообще-то взрывчатка под контролем. Придерживаемся инструкции. Но, сами понимаете, когда рвешь камень, по-всякому бывает. Люди свои, как не доверять? Над каждым шурфом не будешь же стоять, потому, прямо скажу, все может быть...

— А Червич?

— Ничего парень, немного разболтанный, однако особых замечаний нет. — Парторг еще покусал кончик карандаша и сказал: — Я сейчас бригадира Лучкая позову, с ним поговорим.

Ему было виднее, и Хаблак согласился.

Лучкай, чуть ли не двухметровый гигант в комбинезоне, появился минут через десять. Он буквально излучал силу и, казалось, гордился ею, крепко пожал Хаблаку руку, затем, будто играючи, двумя пальцами поднял за спинку стул, переставил к столу парторга, сел на стул осторожно, как бы испытывая его на прочность, и наконец спросил:

— Звали, Герасим Спиридонович?

— Нуждаемся в твоей помощи, Филипп.

— Считайте, что я уже в вашем распоряжении.

— Взрывчатка через твои руки проходит, Филипп...

Лучкай скосил на Хаблака внимательный глаз: видно, сообразил, что разговор не предвещает ничего приятного, вздохнул так, что стул заскрипел под ним, и подтвердил не весьма охотно:

— Ну через мои...

— И у тебя порядок?

— Не дети. Герасим Спиридонович. Взрывчатка — не мыло...

— Потерь не могло быть?

— Нет, — энергично замотал головой, — у нас со взрывчаткой глухо! Ни-ни...

— И никто у тебя не просил?

— А кому она нужна?

— Я тебя спрашиваю. Филипп.

— А я отвечаю: у нас глухо.

— Скажи, Филипп, в каких ты отношениях с Червичем?

— Митькой?

— Будто у нас еще есть Червичи...

— С Митькой у меня все нормально.

— Дружите?

— Не ссоримся.

— Он у тебя взрывчатку не просил?

Бригадир решительно покачал головой. Хаблаку показалось — чересчур решительно. Майору не очень понравилась открытая тактика парторга, но сидел молча, будто все это не касалось его.

— У нас глухо, — в который раз повторил Филипп, — порядок знаем.

— Я тебе, Филипп, верю. Не верил бы, не позвал и не стал бы выяснять, есть ли нарушения. Если есть — скажи.

— Глухо у нас, — упрямо твердил бригадир.

Парторг перевел взгляд на Хаблака: то ли ждал от майора поддержки, то ли извинялся — мол, сами видите, больше ничем не могу помочь.

Хаблак решил вмешаться.

— Дело в том, Филипп, что мы могли бы выйти на целую банду. Может, Червич у вас просил... Серьезная банда, Филипп, даже очень серьезная.

Снова стул заскрипел под бригадиром, он помолчал немного, будто решал для себя что-то, но ответил твердо:

— У нас со взрывчаткой глухо. Точно говорю.

— Тогда извини, Филипп... — Парторг снова зажал зубами карандаш. — Иди и работай.

Когда бригадир вышел, Хаблак спросил:

— Давно у вас Филипп?

— Вы ему не поверили?

— Не имею оснований для этого.

— Вот и я не имею. Хотите поговорить с Червичем?

— Хочу.

Парторг пошел к дверям, чтоб позвать девушку, уже бегавшую за бригадиром, но они распахнулись и в комнату боком протиснулся Филипп.

— Забыл что-то? — спросил парторг.

Бригадир, не отвечая, прошел к своему стулу, но не сел, а так взялся за спинку, точно хотел сломать, и сказал:

— Вы уж, Герасим Спиридонович, не сердитесь. Не хотел я, потому как затаскают и неприятности всякие... Вот и говорил, что глухо. А оно, видите, было. Только, скажу вам, — бросил взгляд на Хаблака, — при чем тут банда? Ну рыбу глушили. Митька взрывчатку взял, батя у него рыбалит и места знает, аж три ведра рыбы привез.

— Рыбу, говоришь? — резко повернулся к Лучкаю парторг. — Сукин сын ты, Филипп, и придется отвечать!

— Оно-то так, — потупился Филипп. — Мог бы и не признаваться, однако, думаю, тут о банде говорили... А у нас — рыба.

— А рыбу что, можно глушить?

Филипп оторвал руки от стула, наверно, хотел развести ими, но только безнадежно махнул правой. Сказал:

— Конечно, тоже неправильно...

— Позовите Червича, — попросил парторга Хаблак. Тот пошел сам, Филипп двинулся было за ним, но Хаблак задержал его.

— Посидите, — приказал, — разговор, кажется, начинается серьезный.

— Подумаешь, три ведра рыбы... — презрительно хмыкнул бригадир.

Майор не ответил. Вспомнил растерзанные взрывом чемоданы в аэропорту. И то, что могло случиться из-за преступной халатности этого оболтуса в комбинезоне.

Парторг пропустил впереди себя парня в берете, ковбойке и линялых джинсах. Тот, дойдя до середины комнаты, остановил взгляд на майоре.

— Вы звали? — спросил. — Герасим Спиридонович сказал: кто-то приехал и хочет побеседовать.

— Дмитрий Лукьянович Червич?

— Весь перед вами.

— Для чего брали у Лучкая взрывчатку?

Червич взглянул на бригадира, словно спрашивая, как вести себя, но тот и бровью не повел, тогда Червич искренне удивился:

— Зачем мне взрывчатка?

— Спрашиваю: брали?

— Нет.

— Не отпирайся, Митька, — сказал Лучкай. — Брал, так и признавайся.

— Когда брали и для чего? — спросил Хаблак.

— Отец попросил... — как-то сразу обмяк Червич. — Рыбу глушить. И нам дал...

— Когда?

— Примерно месяц назад.

— Точнее.

Червич пошевелил губами, будто подсчитывал, но тут же спросил у Лучкая:

— Когда, Филипп?

— Недели три прошло.

— Точно, в начале месяца, первого или второго.

«За неделю до взрыва», — отметил Хаблак. Все совпадало, и майор сказал:

— Сейчас мы составим протокол. Предупреждаю: будете отвечать за ложные показания... — Достал из портфеля бланки. — Прошу сесть, дело это не такое уж быстрое...

Во второй половине дня Хаблак встретился с Дробахой и доложил о событиях в карьере. Теперь не было никакого сомнения: почти все нити преступления в их руках — на следующий день решили арестовать Бублика и Рукавичку. Дробаха взял также постановление на обыск в квартире Червича-старшего. Хаблаку оставалось только договориться о деталях операции с Каштановым, и он возвратился в управление.

Дежурный подал майору записанный на клочке бумаги номер телефона и, подмигнув несколько фамильярно, сообщил:

— Вам, товарищ майор. Какая-то дамочка уже дважды звонила. По голосу чувствую — симпатичная.

Хаблак взял бумажку.

— А что вы еще чувствуете? — спросил, как ему показалось, недостаточно строго.

— Будет у вас свидание с хорошей девушкой.

— Тоже мне — пророк, — на ходу бросил Хаблак, — конечно, если попросит увидеться... — Он поднялся в свою комнату и позвонил Каштанову, однако полковник куда-то уехал, пообещав вернуться лишь в конце дня. Тогда Хаблак набрал номер, обозначенный на бумажке. Назвался и в самом деле услышал весьма приятный голос: