Изменить стиль страницы

Карий сидел не за столом, как обычно, когда вел допрос пленных. Но переводчика в кабинете Бобренок не увидел и, еще не разобравшись как следует в ситуации, каким-то внутренним чутьем уловил: вызвали их с Толкуновым не для будничной беседы с очередным пленным. Пленных, не только офицеров, но и генералов, сейчас сколько угодно. Видно, этот человек в помятом мундире доставил такую ценную информацию, что Бобренка с Толкуновым решили разбудить — вчера розыскники принимали участие в задержании диверсантов, пытавшихся взорвать плотину на Одере и затопить прибрежные селения, потому и уснули только на рассвете.

Бобренок еще раз смерил человека в немецком обмундировании внимательным взглядом.

Несколько дней не брился, что, принимая во внимание фронтовую суматоху, совсем не странно; лицо осунувшееся, какое-то измученное, глаза уставшие... А полковник улыбается ему дружески, словно сидит перед ним не враг, а его приятель.

Карий оглянулся на розыскников нетерпеливо, будто не приглашал их, а явились они по собственной воле и прервали разговор на самом интересном месте. Спустя мгновение лицо его снова расплылось в улыбке. Он указал на свободные места на диване, но Бобренок остановился посредине кабинета нерешительно — ему не хотелось садиться рядом с гитлеровцем. Однако он не мог и ослушаться, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Карий оглянулся удивленно, даже недовольно, а потом, сообразив, что именно сдерживает майора, лукаво прищурившись, сказал:

— Садитесь, товарищи, прошу знакомиться... — Он выдержал паузу и продолжал: — Старший лейтенант Мохнюк...

Бобренку хватило секунды, чтобы сообразить, кто такой на самом деле этот небритый и утомленный старший лейтенант. Он вытянулся и козырнул ему почтительно. Толкунов тоже приложил руку к фуражке, но ему пока было невдомек, почему майор Бобренок тянется перед старшим лейтенантом. Вдруг полковник Карий сказал такое, что даже Толкунову захотелось стать по стойке «смирно».

— Старший лейтенант Мохнюк почти три года работал на нас в «Цеппелине», прошу поздравить его, товарищи офицеры, с возвращением.

Небритый человек стал подниматься с дивана как-то нерешительно и смущенно, но Бобренок мгновенно преодолел расстояние, разделявшее их, и пожал руку сильно и радостно, как другу, с которым давно не виделись. Вдруг обнял его. Это внезапное проявление чувств растрогало Мохнюка: он положил майору руку на плечо и заглянул ему в глаза, широко улыбаясь.

— Он же Седой, — уточнил Карий, — выводил нас на агентов «Цеппелина».

— Знаешь, сколько я на тебе орденов заработал! — шагнул к Мохнюку Толкунов.

— Заслуги старшего лейтенанта тоже отмечены, — сказал Карий, и видно было, что он вовсе не одобряет откровение капитана. — Впрочем, эту проблему вы еще успеете обсудить, а теперь за дело, товарищи розыскники. Думаю, сообщение старшего лейтенанта заинтересует вас. — Полковник обернулся к Мохнюку, тот посмотрел на него вопросительно.

Карий, предложив всем сесть, начал деловой разговор:

— Прошу вас, проинформируйте офицеров о событиях в «Цеппелине».

Мохнюк с отвращением провел ладонью по небритому подбородку, видно, привык к аккуратности и колючие щеки раздражали его. Однако он пересилил себя и стал рассказывать ровным тоном, с интересом поглядывая на розыскников:

— Позавчера в «Цеппелин» прибыл штурмбанфюрер СС Краусс. Прилетел из Берлина «юнкерсом». Установить это было нетрудно, поскольку у меня хорошие отношения, точнее, были такие отношения с шофером начальника «Цеппелина», и тот проболтался, что Кранке ездил встречать берлинское начальство. Собственно, Краусс не держал в секрете свое прибытие, не таился, и я сам видел, как они вместе с Кранке обедали в нашей столовой. Вообще, появление в «Цеппелине» начальства из главного управления имперской безопасности — не редкость, но привлекло внимание вот что: во время визита Краусса к нашей канцелярии подогнали «мерседес» и погрузили на него сейф, стоявший в кабинете Кранке. Так сказать, святая святых «Цеппелина». В нем хранятся шифры, списки агентов, заброшенных в русский... — запнулся и поправился: — то есть в наш тыл, личные дела агентов. Самые секретные документы. В кабину «мерседеса» сел инструктор школы Валбицын, специалист по документам, мерзкий тип, к тому же алкоголик, но специалист классный. Вслед за грузовиком выехал «опель-адмирал» с Кранке и Крауссом. Машины возвратились часа через три, может, несколько позже. Но, учтите, уже без Кранке и Валбицына. Обязанности начальника перешли к оберштурмфюреру СС Телле. По его указанию из курсантов школы начали формировать группы в составе двух-трех человек, переодетых в форму наших офицеров. Я принимал непосредственное участие в инструктаже диверсантов, потом мне удалось перейти линию фронта.

— А мы должны обезвредить других... — вмешался Толкунов.

Карий предостерегающе поднял руку.

— Не спешите, капитан, — заметил он неодобрительно. — И прошу внимательно слушать. — Он кивнул Мохнюку, и тот продолжал:

— В кабинете Кранке я нашел карту города и прилегающих к нему районов. — Он указал на карту, расстеленную на столе у Карего. — обычная карта, без каких-либо пометок, потому оберштурмфюрер Телле и не обратил на нее внимания. Только в одном месте, на запад от Бреслау, обведена карандашом местность в районе городка Сведбург. Точнее, между Бреслау и Сведбургом, километрах в двадцати пяти — тридцати от города. Именно на такое расстояние должен был отъехать водитель грузового «мерседеса» (помните, он возвратился в «Цеппелин» через три часа: за час, принимая во внимание загруженные прифронтовые дороги, вряд ли сделал бы больше тридцати километров, еще час на обратный путь, остальное время — чтоб добраться до указанного пункта, уладить дела, выгрузить сейф).

— И вы считаете, — нетерпеливо спросил Бобренок, — что сейф с секретными документами «Цеппелина» спрятан где-то в районе Сведбурга?

— Мы со старшим лейтенантом не исключаем такой возможности, — сказал Карий.

— Но ведь вы говорили, что штурмбанфюрер Краусс прилетел «юнкерсом». Могли погрузить сейф в самолет и отправить в Берлин.

Мохнюк покачал головой.

— Нет, — возразил он, — сначала я и сам думал так, но потом расспросил шофера, его вместе с эсэсовцами, несшими службу в команде «Цеппелина», отправили на передовую, и он по этому поводу напился. Так вот, ругался последними словами, поносил Кранке, обвиняя в измене. Мне не удалось установить, куда именно отвозил он Кранке с Крауссом, водитель лишь сказал, что ожидал гауптштурмфюрера, уехавшего куда-то вместе с Крауссом на «мерседесе», но возвратился только Краусс, и шофер отвез его на аэродром.

— А эсэсовцы? — уточнил Толкунов. — Которые грузили сейф? Их не расспрашивали? Или они тоже остались с Кранке?

— Нет, они возвратились, и Телле отправил их на передовую. У меня сложилось впечатление, что оберштурмфюрер спешил с этим, чтоб замести следы. Расспрашивать эсэсовцев я не рискнул, это вызвало бы подозрение.

— Значит, с сейфом остались Кранке и Валбицын? Может, еще кто-то? — спросил Бобренок.

Мохнюк пожал плечами.

— Наши сомкнули кольцо вокруг Бреслау спустя день после исчезновения Кранке. Больше я ничего не знаю.

— Телле остался в городе?

— Он провожал меня.

Бобренок склонился над картой. Кажется, очерчен совсем маленький клочок земли, однако на нем разместились четыре деревни, еще хутора, попробуй найти тут сейф. Обычный стальной ящик, его можно спрятать так, что и через сто лет не сыщешь.

— Фотографии?.. — спросил он вдруг, оторвавшись от карты. — У вас нет фотографий Кранке и Валбицына?

— Кранке — нет, а Валбицын — вот он. — Мохнюк ткнул пальцем в обычный любительский снимок, лежавший на столе у Карего.

Выходит, полковник уже подумал над этим и, вероятно, у него есть какие-то идеи. Бобренок поднял глаза на Карего, как бы рассчитывая на помощь, но полковник промолчал. Майор потянулся к фотографии: четверо, видно, не очень трезвых мужчин в немецких мундирах улыбаются, таращась в объектив. Крайний слева — Мохнюк.