В министерстве жилищного строительства она с радостью встретила своего старого «патрона» Джона Бойд-Карпентера. Кстати, в тот момент лейбористы буквально на блюдечке подали ей законопроект, против которого можно было ополчиться. Они хотели увеличить часть бюджетных средств, выделяемых государством на покрытие местных расходов административно-территориальных образований и органов местного самоуправления, в ущерб местным налогам, которые должны были быть пересмотрены в зависимости от размеров доходов, приносимых сданной внаем собственностью и установленных Земельной комиссией. Маргарет «ухватила свою кость» и больше не выпустила ее. До самого конца этот вопрос будет ее коньком, если не сказать, боевым конем. В 1990 году она будет изнемогать под его тяжестью, желая во что бы то ни стало ввести подушный налог, который возложил бы всю ответственность на местные власти, так как им было бы предоставлено право устанавливать ставку налогообложения. Но пока что, лишенная власти и осужденная на бездействие, она могла только говорить о высших принципах и посмеиваться: «Миссия муниципального совета, который не будет нести ответственность за ставку налогообложения, будет совершенно замечательной. Он сможет все обещать и никогда не будет нести ответственность за издержки своих расходов». И тут опять возникла тема ее первой речи!

Маргарет сделала себе блестящую рекламу, написав статью для «Дейли экспресс» под названием «Этот налог на дом и сад». Она обрушилась с яростными нападками на идею повышения местных налогов в зависимости от площади участка, занимаемого собственностью. Она вонзала острие шпаги туда, где было для Англии самое болезненное место, потому что этим местом были «дом» и связанные с семейным очагом радости семейной жизни, а также чистенький садик, ухоженный и ровненько подстриженный газон и ярко-алые розы, выглядевшие так чудесно, несмотря на дождь. Читая статью Маргарет, средний англичанин чувствовал, что она говорит о том, что именно его собираются обобрать, ободрать как липку, а не кого-то другого.

А в это время в партии консерваторов шел процесс омоложения. Аристократичный Алек Дуглас-Хьюм в 1965 году уступил место Тэду Хиту. Вероятно, Маргарет должна была бы почувствовать, что они в чем-то очень близки. Ведь он происходил из очень простой среды, они вместе делали первые шаги на политическом поприще в Кенте, и считалось, что он принадлежит к правому крылу партии. Но ему явно не хватало некоторых качеств, столь необходимых для государственного деятеля: харизмы и обаяния. Маргарет, в которой не было ничего от кокетки-мидинетки[70], сомневалась в этом холодном человеке, не любившем женщин. К тому же он производил впечатление ужасно голодного. Он так жаждал власти, что готов был пойти на любые компромиссы, чтобы ее заполучить и сохранить. Его хищная улыбка не скрывала волчьи клыки. Если уж иметь флюгер, то хотя бы первоклассный и наделенный шармом, пусть даже из числа тех, кого можно назвать чистыми оппортунистами. Маргарет предпочла бы видеть на месте Тэда Хита Реджи Модлинга. Но Кит Джозеф заставил ее изменить свое мнение, уверив ее в том, что «Тэд Хит действительно хочет заставить Великобританию встать на ноги». Маргарет охотно поддержала Хита, но быстро в нем разочаровалась. «Он воспринял и смешал слишком много модных идей».

Когда в марте 1966 года Гарольд Вильсон назначил дату новых всеобщих выборов, Маргарет не питала никаких иллюзий. Она считала, что программа Консервативной партии представляла собой «мягкое сладкое тесто под названием маршмеллоу». Манифест, озаглавленный «Действия, а не слова», по ее мнению, был собранием 131 предложения, не содержавшего ни одной ясной идеи. Она сомневалась в том, что этот перечень в духе бесконечных стихов Превера может воодушевить и увлечь толпы избирателей. К тому же лейбористы еще «пребывали в состоянии благодати», как бывает после каждых выборов. Она не ошиблась, консерваторы потерпели сокрушительное поражение, а лейбористы одержали победу, обретя большинство в 97 депутатских мандатов. Но она сама сохранила за собой округ Финчли, причем с блеском.

С этой минуты некоторые деятели из окружения Тэда Хита стали задаваться вопросом, не следует ли пригласить Маргарет в состав теневого кабинета. Но Хит отказывался это сделать под тем предлогом, что «если она однажды туда войдет, то потом невозможно будет ее оттуда выгнать». Слова оказались пророческими: это она его оттуда выгонит десять лет спустя…

Итак, она стала рупором Казначейства и экономики. Ее патрон, министр финансов теневого кабинета Иэн Маклеод, был кем угодно, только не либеральным ястребом. Это был консерватор старой школы, очень приверженный идее единой нации, превосходно образованный, восхитительно любезный и совершенно лишенный стыда и совести. Маргарет прекрасно с ним ладила. Он был снисходителен к порывам и капризам этой молодой женщины, излишне торопливой, на его взгляд. Несравненный организатор, он сумел привить ей навыки работы в команде. По утрам он собирал свою команду, составлял распорядок дня, раздавал поручения и требовал отчетов о проделанной работе. Регулярно он организовывал «заседания мозгового центра», умея заставлять людей работать в обстановке здорового соревнования. Он учил Маргарет особым хитростям и уловкам политической жизни. Наделенный трезвым умом, проницательностью, здравомыслием, этот человек, искушенный и циничный, был мастером дворцовых интриг, устроителем капканов и западней в прихожих, тонких операций в дворцовых покоях; разумеется, эта деятельность не приносила славы, но, увы, она была неотделима от жизни людей публичных. Он срывал перед Маргарет завесу с того мира, который ей еще не был известен, с мира, весьма далекого от методистских грез Альфреда Робертса.

Маргарет с великой радостью разбирала нелепости и глупости, которыми были наполнены бюджеты, составленные Джеймсом Каллагеном, министром финансов от партии лейбористов, читай — социалистов. Не входя в детали ее парламентских схваток с противниками, напомним только об одной из минут ее славы. В мае 1966 года лейбористы приняли решение ввести новый налог, так называемый выборочный налог регулирования занятости, который обрушивался только на предприятия, оказывавшие населению различные услуги, и вводился этот налог для того, чтобы выделять дополнительные субсидии тем секторам промышленности, которые находились под угрозой деиндустриализации, то есть сокращения производства из-за падения спроса на продукцию, а соответственно, сокращения рабочих мест. Эта мера была всего лишь жалкой декорацией, за которой пытались скрыть глубокие трещины, и не могла спасти те секторы промышленности, что были приговорены техническим прогрессом к исчезновению. Но принятия таких мер требовали профсоюзы, и лейбористы предпочли подчиниться[71]. Для Маргарет не составило большого труда доказать министру-социалисту, что принятый закон поставит в невыгодное положение предприятия по обслуживанию населения, при этом ничего не улучшив в положении промышленности. Но она пошла еще дальше, спросив господина министра, каковы будут последствия принятия этого закона для работающих женщин, пользующихся на дому различными услугами. Министр, не обратив на ее слова особого внимания, посчитал, что сможет вывернуться, совершив замысловатый пируэт, а потому пошел в контратаку: «Похоже, достопочтенный член парламента забыла, что эта мера касается только работодателей, а не работников». Промах, причем грубый, был очевиден, и Маргарет не упустила случая его подчеркнуть: «Но ведь в данном случае женщина-работница выступает в качестве работодателя!» Полный нокаут! Маргарет не замедлила воспользоваться своим преимуществом и заявила: «Полагаю, достопочтенный джентльмен нуждается в женщине в Казначействе!» Это был триумф. В «Таймс» появилась статья под заголовком «Блондинка сулит гибель» (это можно было понимать двояко: как разруху в стране и как падение правительства. — Пер.), а Иэн Маклеод сделал вывод: «После вчерашней речи Маргарет мысль о том, что когда-нибудь у нас сможет появиться на посту премьер-министра женщина, не показалась мне такой уж абсурдной».