«Василиски» должны были поддержать пехоту огнем и пробить брешь в стене. Но теперь стена возвышалась холодной, недвижимой громадой, будто отрезая единственный путь в будущее.

Варл снова разразился бранью.

До Каффрана сначала донесся громкий вой. Стоило ему оглянуться на море, как он немедленно вцепился в Домора и Варла, толкнул их на жесткий ковер гальки. Макендрик рухнул за ними.

Десантный корабль, один из многочисленного роя, стремительно летел на них. Объятый пламенем от носа до хвоста челнок завалился набок и летел, разбрасывая куски обшивки и брызги горящего топлива. Машина заслонила собой небо. Шестьсот тонн полыхающего металла на всей скорости неслись прямо на гвардейцев. Десантные платформы все еще были подняты.

«Там заживо сгорают люди», — подумал Каффран. Он успел мысленно спросить, из какого они полка, когда рассыпающийся челнок накрыл его и все его мысли сдуло ураганом.

Его привел в чувство Макендрик. Каффран вздрогнул, и его снова окружил грохот сражения.

— Сколько я был в отключке?

— Меньше минуты, — бросил Макендрик.

Каффран с трудом поднялся с каменистой почвы. Казалось, он пролежал в беспамятстве несколько часов, словно усталость и боль наконец сломали его и он не смог сопротивляться спасительному сну.

— Что случилось? — выдохнул он. — Я думал, мы уже, к фесу, сдохли.

Макендрик молча указал рукой. Сначала ничего не было видно. Клубы белого пара смешались с черными спиралями дыма и сажи, и теперь эта серая масса застилала берег. Потом Каффран разобрался в происходящем. Подбитый челнок пролетел над головами укрывшихся гвардейцев, но, вместо того чтобы врезаться в каменистый пляж, протаранил защитную стену острова Оскрай. Шестьсот метров неимоверно древнего камня превратились в оплавленные осколки. На их месте зияла дыра с обожженными краями, открывавшая путь вглубь перерабатывающего комплекса. Солдаты на том корабле ценой своих жизней взяли-таки эту стену, что и собирались сделать, высадившись на берегу.

Каффран собрал вывалившиеся из рюкзака вещи и подобрал лазган. Макендрик менял батарею в своем оружии. Рядом с ним Варл и Домор тоже готовились к бою. По всему пляжу окопавшиеся группки Призраков готовились к наступлению.

Вражеский огонь все еще извергался со стен, но после потери такой крупной части оборонительного периметра он стал гораздо слабее. Рев двигателей за спиной. Тяжелые транспортные корабли подлетали к линии берега, стараясь высадить войска на менее защищенном участке, где основные зенитные батареи на утесах не угрожали челнокам. Каффран услышал знакомый грохот и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть наконец-то высаженные в нужном месте «Василиски». Тяжелые машины промчались мимо Призраков прямо к бреши в стене и приготовились открыть огонь. Из-под гусениц летел град каменных осколков. Разукрашенные машины миновали линию старых волнорезов. Каффран сразу опознал эту боевую раскраску. Семнадцатый Кетзокский бронетанковый полк, так называемые Змии. Те самые, которых так подло заставили обстрелять Призраков на Вольтеманде.

Вместе с Варлом, Домором, Макендриком и несколькими другими Призраками Каффран бросился к бреши, перебираясь через каменные осколки и дымящие металлические останки десантного челнока. В их сторону летели лазерные выстрелы. Где-то слева рокотал пулемет, высекая каменную крошку из стены.

Густая тень накрыла гвардейцев. Впереди, на сотню метров вглубь клинообразной бреши, виднелся слабый свет. Каффран почувствовал, как в груди поднимается чувство гордости. Они здесь первые. Призраки будут первыми, кто взломает защиту неприступной крепости.

Они уже подошли к выходу. Гвардейцы с трудом двигались в полумраке, обходя черные обломки разбитого корабля. Светлое пятно впереди вскоре превратилось в окно, за которым открывался лес из железа и стали. Добывающий комплекс.

Гаунт описал все очень точно. Флот мог просто испепелить Оскрай с орбиты, но это место было слишком ценным стратегически. Это означало, что наземным силам предстояло выбить отсюда легионы Хаоса. Его отродья на этой планете называли себя Родичами. Некий местечковый культ кровавого бога Кхорна… Каффран упустил некоторые моменты совещания. Во-первых, кое-что звучало для него полной околесицей. И во-вторых, от этой околесицы ему становилось не по себе. Он не хотел запоминать всех деталей о той мерзости, с которой им придется сражаться. Родичи — вот все, что он хотел запомнить. Так назывались те недочеловеки, которых ему предстояло истребить. Предводителем у них было чудовище по имени Шолен Скара. Один из осколков флота Хаоса, разбитого при Бальгауте, укрылся здесь, на Сапиенции. Его лидеры быстро объединились с уже процветающим среди низших слоев улья богохульным культом и свергли имперскую власть, завладев месторождениями нефти и запасами прометия.

Полковник-комиссар Гаунт говорил о Родичах долго и проникновенно. Каффран знал, что Гаунт внес свой вклад в победу при Бальгауте в те времена, когда был еще простым политическим офицером Восьмого Гирканского полка. Гаунт ненавидел Хаос. Но более всего он ненавидел тех его служителей, кто избежал праведного возмездия на Бальгауте и теперь осквернял другие миры, за что, по мнению комиссара, стоило поблагодарить Макарота и его недальновидную стратегию. Гаунт говорил о Шолене Скаре, мяснике лагерей смерти Бальгаута, так, будто знал его лично. Именно из-за него Гаунт запросил перевод своего полка на этот театр, не скрывая этого от своих солдат.

«И поэтому они теперь тонут, погибают и остаются висеть на колючей проволоке», — думал Каффран.

Он часто размышлял о Гаунте. Ибрам Гаунт. Каффран мысленно повторил имя, которое никогда не решится произнести вслух. Полковник, комиссар. Это был очень странный человек, и мнение Каффрана о нем тоже было весьма странным. Гаунт был самым лучшим, самым участливым, самым харизматичным командиром из всех, которых он знал. Сколько раз Каффран видел, с какой заботой Гаунт относится к своим Призракам. И сколько раз, видя политиков и командиров других полков, он убеждался в том, насколько редки такие офицеры. Многие, например всеобщий любимец полковник Корбек, считали Гаунта спасителем, другом, братом. Каффран не отрицал, что и сам испытывал к комиссару безграничное уважение и готов был следовать за ним на край света.

Но Каффран знал и мнение Роуна, Фейгора и других несогласных на этот счет, и в тяжелые минуты он чувствовал, что разделяет их ненависть к полковнику-комиссару. Гаунт проявлял отеческую заботу о гвардейцах, словно их личный Император, и все же именно он обрек Танит на смерть. Время от времени Каффрану хотелось отбросить все свои предубеждения по поводу Гаунта и боготворить его так же, как и большинство солдат. Но каждый раз затаенная обида останавливала его. Гаунт был прямолинеен, безжалостен, расчетлив. Он никогда не задумывался, когда посылал своих людей на смерть, ведь его преданность была отдана Императору и правителям Терры задолго до появления сирот Танит.

Мальчишка по имени Майло, так называемый адъютант, всегда служил напоминанием о погибших детях Танит. Каффран был всего-то на год или два старше его, но их уже разделяла пропасть. Они никогда не разговаривали. Гаунт, следуя своей «великой мудрости», спас парнишку из пламени Танит Магны. Спас всего одного, и никого больше.

В такие минуты Каффран часто воспоминал Ларию. То, как он любил ее. Каким сильным было это чувство. Каффран мог быть уверен лишь в том, что Лария была уже мертва. Он не знал, как именно она умерла, и, честно сказать, никогда не жалел об этом. Но образ Ларии преследовал его. Она воплощала все, что он потерял: саму Танит, друзей, семью, будущее. Именем Ларии Каффран поклялся, что навсегда останется среди Призраков, стоящих в стороне от остальных. Среди тех, кто преданно последует за Гаунтом в адское пекло и дальше, но никогда не простит его, когда они туда доберутся.

Здесь, в тенях бреши в стене, на острове Оскрай, ненавидеть Гаунта было легко. Воздух наполнял запах гари и смерти. Пригнувшись, Каффран прокрался вдоль обломков разрушенной башни, приближаясь к выходу на остров. Рядом с ним оказались Варл, Макендрик и рядовой Валлиам.