Утром слегка подморозило. Вчерашний ветер нагнал на взлетную полосу опавший лист. Механики расчехлили самолет задолго до рассвета и начали предполетный осмотр двигателей.
Поеживаясь, Карл Гехорсман регулировал клапаны подачи топлива и думал об Эрихе Хайдте, дяде Ютты.
«Что заставляет парня рисковать? Сидел бы в своем ателье и копил марки, если уж ногу покалечил. Может, Гитлер и правда победит, тогда немцы получат в России большие наделы и заживут лучше. Почти каждый верит в это. Может, и я заведу себе хозяйство. Ха-ха! «Образцовое хозяйство Карла Гехорсмана с сыновьями».
Гехорсман покрутил головой, представив себя в необычной роли.
Карл работал в 1925 году в России, обслуживал самолеты Юнкерса, летающие по договору с Добролетом на почтовых линиях. Он ничего не имел против русских и чувствовал, что русские сумеют постоять за себя.
«Только ребятишек жалко. Написать бы им, чтобы они сматывались из России, пока целы».
Налив в ведро бензина, Гехорсман вымыл руки и отступил назад, любуясь серебристым «Альбатросом». Истребитель каждой своей линией был устремлен вперед.
«А если такой самолет пойдет в серию, он натворит дел», — вдруг подумал он.
АБВЕР ПОДНИМАЕТ ТРЕВОГУ
Капитан функабвера Вернер Флике удовлетворенно хмыкнул. Наконец-то! Операция, ради которой он уже третий месяц сидит в Брюсселе, близится к концу. Почти все это время он провел у распределительных щитов подстанции Эттербеека, одного из пригородов бельгийской столицы. Терпения у него хватило, и вот награда.
Когда, еще летом, выяснилось, что наиболее мощная подпольная радиостанция, передающая на Восток, находится в Брюсселе, сюда прибыл целый отряд мониторов-радиопеленгаторов. Но они засекли район лишь приблизительно: где-то в Эттербееке. И тогда Флике засел на подстанции. Начиналась передача, и он последовательно выключал дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей. И вот сегодня, 13 декабря, удача. Выключен очередной рубильник, и морзянка исчезла. Неизвестная станция смолкла.
Впрочем, уже известная. Адрес точный: одна из трех двухэтажных вилл на Рю де Аттребэте.
Флике включил рубильник. Сейчас в комнате, где ведет передачу таинственный радист, снова зажегся свет, радист выругался и положил руку на ключ. Да, в наушниках снова затрещала морзянка. Флике посмотрел на часы: 23.15.
В 23.20 два взвода СС выгрузились из машин. Солдаты натянули на сапоги носки, неслышно окружили три виллы.
В 23.30 благонамеренные жильцы вилл на Рю де Аттребэте были разбужены одиночными выстрелами.
В 23.32 их сон был окончательно нарушен длинной автоматной очередью.
В 23.33 глухой взрыв заставил их выскочить из кроватей и осторожно подойти к широким, до блеска вымытым окнам...
Но больше уже ничто не нарушало пригородную тишину. Поругав беспокойных немцев, потревоженные владельцы вилл вернулись к приятным сновидениям.
В 23.45 командир роты СС докладывал капитану Флике: «Их было трое: двое мужчин и девушка. Живыми взять не удалось. В камине найдены обгоревшие страницы трех книг на французском языке».
«Маловато, — подумал Флике. — Придется завтра продолжить обыск».
На другой день эсэсовцы задержали пожилого бельгийца, постучавшегося в дверь виллы. Он оказался скупщиком кроличьих шкурок, и его отпустили после допроса.
Поздно вечером 14 декабря Перро принял радиограмму Центра: «От Директора Перро. По сообщению Кента вчера разгромлена брюссельская радиостанция. Возможно, захвачен шифр. Переходите на третью запасную систему. Чаще меняйте место передач и время сеансов. Директор».
Такую же радиограмму в этот день получила в Лехфельде Ютта Хайдте.
Каждый раз, переступая порог «лисьей норы», полковник Лахузен, начальник II отдела абвера, перебирал в уме английские поговорки. Старый лис адмирал Канарис считал себя знатоком английского народного языка и любил, когда подчиненные предоставляли ему возможность проявить свои знания.
Адмирал стоял у окна, вертел в руках знаменитую бронзовую статуэтку трех обезьянок. Одна держала лапу у глаз, как бы смотря вдаль, другая приложила ладонь к уху, третья предостерегающе поднесла палец к губам.
— Я всегда считал эту вещицу символом абвера — все видеть, все слышать и молчать. Не так ли? — спросил адмирал.
Он поставил статуэтку на стол.
— Садитесь, полковник. Вы слышали, чтобы обезьяны перебегали в чужие стаи? Не слышали?
Лахузен посмотрел через голову адмирала. На стене висела японская гравюра — беснующийся дьявол. Рядом две фотографии: генерал Франко (в верхнем углу размашистая дарственная подпись) и злющая собачонка — любимица адмирала такса Зеппль.
— Полковник, вы, конечно, слышали, что дешифровальный отдел сумел раскодировать значительное количество радиограмм, посланных агентами большевиков с начала войны до 13 декабря. К сожалению, затем они сменили код, и пока ни одной новой станции не захвачено. Судя по радиограммам, против нас действует не одна, а десятки подпольных организаций, или, что менее вероятно, одна организация с многочисленными филиалами. Анализ передаваемой информации показывает, что советская разведка имеет доступ к самым жизненным центрам империи. Ее достоянием становятся сведения и решения, известные весьма узкому кругу лиц. Общая ответственность за ликвидацию этой угрозы возложена фюрером на Гейдриха. Но...
Адмирал потер руки.
— Но и мы не можем остаться в стороне. Тем более, что здесь затронута честь мундира. В списке людей, неоднократно имевших доступ к переданной информации, есть двое сотрудников отдела контрразведки люфтваффе.
— Кто же?
— Майор фон Регенбах и капитан Коссовски.
— Это невозможно.
— Вы хотите за них поручиться?
Полковника передернуло.
— Я сказал, что не верю своим ушам. Эвальд фон Регенбах...
— У нас нет стопроцентной уверенности в предательстве кого-то из них, но факты... Факты весьма уличающие. Во всяком случае, нам надлежит разобраться в этом деле раньше, чем спохватятся молодчики Гейдриха.
— Вы поручаете мне установить слежку за обоими?..
— Слежка не помешает. Но одной слежки мало... Впрочем, имеем ли мы право вмешиваться в дела, относящиеся к санкции контрразведки люфтваффе?.. Пусть они сами расхлебывают эту кашу.
— Как! Вы хотите...
— Вот именно, полковник. Вы очень догадливы последнее время. Пожалуй, я смогу рекомендовать вас в качестве моего преемника.
— О, господин адмирал...
Лахузен приподнялся со стула.
— Сидите. Вернемся к нашим обезьянкам. Я вас слушаю.
— Вы предлагаете, чтобы они «cook their own goose?» — Лахузен припомнил старую английскую пословицу.
— Совершенно точно, полковник. Пусть они сами изжарят своего гуся. Побеседуйте с ними на досуге. По-видимому, именно среди них нам следует искать русского агента, подписывающего свои донесения именем «Перро». Вы знаете, кто такой Перро?
— Французский сочинитель сказок. Красная Шапочка и Серый волк.
— Вот именно. Сказку вам придется переделать. Серый волк съедает Красную Шапочку, и никакие охотники ей не помогут.
У Канариса дрогнули уголки рта, и Лахузен позволил себе рассмеяться.
— Еще один момент, Козловски...
— Коссовски, господин адмирал.
— Да, Коссовски... В сферу его деятельности входит общий надзор за обеспечением секретности работ фирмы «Мессершмитт-АГ». Так вот, как свидетельствуют эти радиограммы — вы прочтете их, полковник, — в Аугсбурге действует весьма энергичная группа русских разведчиков во главе с каким-то Мартом. Он буквально засыпал Москву технической документацией. А вы ведь знаете, чем занимается сейчас Мессершмитт.
— Так точно. Секретным оружием,
— Увы, давно не секретным...
— Значит, Коссовски...
— Коссовски, как и вы пять минут назад, ничего не знал о существовании Марта. По службе, конечно, по службе. По службе он узнает об этом завтра. От вас, полковник. Ясно?