— Не торопись благодарить. Я ведь еще не начинала работать.

Начав с маленькой ванной наверху, они, работая дружно и слаженно, до обеда закончили ее. И, сев перекусить, были страшно собой довольны.

Во второй половине дня работа стала более утомительной. Во-первых, тот рисунок, который Майкл выбрал для второй ванной наверху, был более сложным. Во-вторых, стены чаще прерывались зеркалами, окнами и всякими выключателями. И было почти четыре, когда, разогнув усталые спины, они, наконец, закончили.

— Ничего себе, — пошутила Джин, — после сегодняшнего дня мне надо завтра опять брать выходной. — Прихватив по банке содовой, они спустились во двор и буквально рухнули, обессиленные, под персиковым деревом. — А у тебя намечается хороший урожай. Что ты собираешься делать с ним?

Майкл сорвал два самых румяных персика с нижней ветки.

— Угощать ими очаровательных женщин, которые настолько любезны, что тратят свои выходные, клеят со мной обои, одно удовольствие.

Он повернулся к ней и, опершись на локоть, смотрел, как она откусила от персика большой кусок.

— Очень сладкий.

Потянувшись к ней, он слизнул каплю влаги, оставшуюся у нее на губах. Она вздрогнула.

— Холодно? — спросил он, ухмыльнувшись.

Джин слегка отодвинулась от него.

— Сам знаешь, что нет. Просто я начинаю дрожать всякий раз, когда ты целуешь меня.

— Я никогда прежде не слизывал у тебя с губ персиковый сок.

— Ты прав. Дай-ка вспомнить. — Она потрогала пальцем губу. — Однажды это был клубничный джем, на прошлой неделе, когда я угощала тебя завтраком у себя дома. В другой раз — мороженое, когда мы зашли в кафе, после того как взяли напрокат машину для циклевки полов. Одно из двух: или я неряшлива за едой, или ты как-то не так на это реагируешь.

Он удивленно поднял брови, но не попался на ее удочку. Вместо этого поддел ее на свою.

— Я хочу попытаться достать билеты на Иствудский оркестр. Тебя это интересует?

Она широко раскрыла глаза и тут же села.

— Ну еще бы!

— Ты слушала его раньше?

— Нет! Я слушала Нью-йоркский симфонический несколько раз, а также европейские оркестры.

— Ну что ж, хорошо, — сказал он с явным удовлетворением. — Посмотрю, что можно предпринять. Хоть уже несколько поздновато, но, если мне удастся пустить в ход кое-какие связи, я смогу достать пару билетов.

Джин просияла.

— О, это было бы чудесно!

И видя, как он слегка ухмыльнулся и откусил от своего персика, непроизвольно потянулась к нему и слизнула каплю сока с уголка его рта.

Немедленно ответив на это проявление нежности, он отбросил в сторону свой персик и схватил ее за плечи.

— А вот это, — сказал он, наконец переведя дух, — я не могу оставить без ответа. Ты заходишь слишком далеко, дразня меня, и ты за это поплатишься.

Заметив озорные искорки в его глазах, она игриво улыбнулась.

— И что ты собираешься со мной делать?

Мысль о предстоящем концерте так захватила ее, что она заранее чувствовала себя на седьмом небе от радости.

— А вот сейчас увидишь!

Встав на колени, так что его широкие плечи нависли над ней, Майкл потянулся к ней губами. Его твердые губы открыли ее, мягкие и податливые, а язык то проникал глубоко в ее рот, то отступал, чтобы тут же проникнуть в него снова. От этого дразнящего поцелуя голова ее закружилась. А Майкл, приподняв футболку, осторожно сжал в руках ее груди, лаская и гладя их, а затем повалил Джин на траву.

Но вдруг она взвизгнула и, схватив его за плечи, начала отталкивать, извиваясь.

— В чем дело?.. — начал он, но она уже села и схватилась за плечо с перекошенным от боли лицом. — Что такое?..

— Я не знаю, — выдохнула она. Лицо ее было искажено. — Пчела, наверное. Господи, как больно!

Майкл тут же потянулся к ней.

— Дай-ка я посмотрю. — Подняв повыше ее футболку, он осторожно вытащил жало из ранки и протянул, чтобы она рассмотрела его. — Ты была права. Это пчела.

Джин пыталась дотянуться до спины, чтобы потереть укушенное место.

— Ты себе не представляешь, как болит!

— Могу представить, бедная. Вставай. Пошли в дом. Холодный компресс тебе поможет.

Он быстро провел ее в кухню и, выхватив из холодильника кувшин с ледяной водой, смочил конец кухонного полотенца. Выжав воду, он приложил мокрую ткань к маленькому красному пятнышку, оставшемуся от укуса. Свободной рукой он придерживал ее футболку.

— Давай снимем ее. Так будет легче.

Раздетая, Джин и не подумала смутиться, до того она была обеспокоена болью в спине, которая усиливалась с каждой минутой.

— Лучше?

Он посильнее прижал мокрое полотенце к больному месту.

— Немножко. Я чувствую жжение.

— Это поможет.

Но холод не помог. Когда ткань согрелась, он снова намочил и приложил ее. Однако к тому времени Джин согнулась от боли. Широкие багровые полосы проступили у нее на коже. Она пыталась чесать их, царапать, но боль и жжение становились все сильней.

— Что же это такое? — обеспокоенно спросил Майкл, трогая эти полосы пальцем.

— Я не знаю. — Голос ее был слабым, сердце пульсировало сильными толчками, — Это абсурд какой-то. Всего лишь обычный пчелиный укус...

— Вот я и не пойму...

— Мне плохо. — Джин дышала с большим трудом, словно ей не хватало воздуха. — Я чувствую жар... и холод. Я задыхаюсь. Что со мной, Майкл?

— Тебя когда-нибудь раньше кусали пчелы?

— Нет, — заплакала она. — Кажется, нет. Не помню.

Швырнув в раковину полотенце, уже по-настоящему испугавшись, Майкл повел Джин к гаражу.

— Едем в больницу! Они там знают, что делать. — А когда она вся задрожала, он крепче прижал ее к себе. — Все будет нормально, дорогая. Только не волнуйся!

Ближайшая больница была милях в пяти от дома Майкла. Они показались им обоим бесконечными.

— Я ненавижу больницы, — шептала Джин.

— Тихо. Не разговаривай. Просто расслабься.

— Моя мать болела три месяца, прежде чем умерла, и мне приходилось ходить туда каждый день.

— Успокойся. Все будет нормально. Есть же способы, чтобы справиться с подобными вещами. И мы мигом вернемся домой.

— О Майкл... мне так жаль, что я доставляю тебе столько хлопот.

— Никаких хлопот. Я сам виноват.

— Ты не виноват. Я тебя спровоцировала.

Он нажал на тормоз перед красным светом и тихо выругался. И, едва проехали машины на поперечной дороге, рванул вперед, не дожидаясь зеленого.

— А если тебя остановит полиция...

— У нас будет эскорт. Это не повредит.

Джин закрыла глаза. Среди сменяющих друг друга волн жара и какого-то болезненного озноба ей было чуть легче, когда Майкл прижимал ее к себе. К тому времени, как они добрались до отделения «Скорой помощи», она уже почти задыхалась.

— Ты можешь идти? — спросил он, осторожно помогая ей выйти из машины.

— Думаю, да.

Но ноги у нее подкосились, и, прежде чем она осознала это, он подхватил ее на руки. Она чувствовала себя такой больной, что даже не протестовала.

Испытывая страшное головокружение и судорожно хватая ртом воздух, она едва сознавала, что он говорил медсестре за столом. А следующее, что она почувствовала, придя в себя, это то, что она лежит на столе для осмотра с кислородной маской на лице. В ужасе она уцепилась за руку стоявшего рядом Майкла.

Подошел врач и стал задавать какие-то вопросы. Джин испытала мягкое сжатие резинового жгута, когда мерили ее кровяное давление, холодное прикосновение стетоскопа к своему горячему телу. Потом она услышала, как кто-то просит Майкла выйти в коридор и подождать снаружи. Испуганная перспективой остаться здесь без него, она открыла глаза и увидела, как он отрицательно качает головой. Но едва успела с облегчением вздохнуть, как почувствовала резкий укол в руку.

— Все в порядке, — шепнул он, наклонившись к ней и поглаживая ее лоб. — Просто укол адреналина.

Он крепко сжимал ее руку.

Потом врач спокойно стал объяснять ей, что произошло.