— Вы не можете быть так жестоки! — воскликнул француз, и в глазах его блеснул странный огонек, хотя губы еще улыбались. — Вы прекрасны, — нежно сказал он, — на самом деле прекрасны, и, хотя это и странно, думаю, вы боитесь меня. Вы быстро дышите. Почему вы боитесь?

Он протянул руку и постарался приблизить ее к себе. Но когда он коснулся ее, терпение Равеллы лопнуло. С криком ужаса она вырвалась и побежала от него. Она почти добежала до двери, и, к ее огромному облегчению, вошел герцог.

Равелла бросилась к нему.

— О, пекки! пекки! — восклицала она. — Заберите меня отсюда! Скорее заберите меня отсюда! Этот… человек… напугал меня!

Она прижалась к нему, спрятав лицо на его плече, дрожа всем телом.

Герцог поверх ее головы посмотрел на француза. На миг глаза мужчин встретились, и француз первым опустил взгляд.

— Простите, господин герцог, — сказал он, — я только дразнил эту… юную леди.

Равелла пыталась собраться. Хотя она прижалась к герцогу, он не ответил ей, не обнял. Она побледнела и отодвинулась от него.

— Простите, пекки, — пробормотала она. — Он испугал меня.

Герцог вошел в комнату, а мистер Хопер с естественным желанием не вмешиваться в их беседу мягко закрыл за ним дверь. Герцог посмотрел на француза:

— У вас преимущество, сэр. Вы, очевидно, знаете, кто я.

Француз поклонился:

— Я граф Жан де Фобер.

— Тогда, сэр, — жестко ответил герцог, — я должен просить вас о любезности. Моя подопечная, которой, как я догадываюсь, вы представились, приехала сюда по ошибке. Я оставил ее на балу в Белчестере и не ожидал увидеть здесь и, как вы понимаете, в этом помещении. Могу я положиться на ваше слово, что вы не раскроете ее пребывание здесь сегодня?

— Слово чести, господин герцог.

— Благодарю вас, сэр.

Герцог повернулся к двери, но голос француза остановил его.

— Но, герцог, — улыбнулся француз, — может быть, вы позволите мне заехать в Мелкомб завтра? Я оценю честь быть представленным вашей подопечной.

Герцог колебался. Равелла протянула руку и коснулась его руки.

— Нет, — сказала она, — не позволяйте ему!

Но герцог не обратил внимания на ее тихий голос.

— Мы будем рады видеть вас в Мелкомб-Хаус, сэр, — официально сказал он, открывая дверь, чтобы Равелла могла выйти из комнаты.

Герцог не сказал ни слова, пока они не сели в карету, а потом резко, голосом, которого Равелла боялась больше всего, спросил:

— Почему вы здесь?

— Я приехала, чтобы найти вас. Вы обещали, что поведете меня на ужин, но была полночь, а я не могла найти вас. Швейцар в Белчестере сказал, куда вы поехали.

— И вы уехали, не сказав Гарриэт?

— Да. — Голос Равеллы стал совсем тихим. — Я забыла. Я вдруг испугалась без вас.

Герцог промолчал. Казалось, он не мог найти слов. Потом Равелла спросила:

— Но, пекки, что это за место? Первый человек, с которым я говорила, мистер Хопер, очень странный. Я думала, он сумасшедший. А граф, он напугал меня.

Она сидела на краешке сиденья, и в свете фонарей герцог мог видеть ее лицо, вздернутый подбородок и круглую шею. Ее маленький нос вырисовывался на фоне сиденья, красиво очерченные, чувственные губы слегка дрожали, а глаза с еще хранящимся в них страхом смотрели на него. Равелла хотела видеть, сердится ли он, потому что его холодный и властный голос тревожил ее.

— Вы должны твердо усвоить одно правило, Равелла, — назидательно произнес герцог. — Делать то, что вам говорят. Меня всегда слушаются, и это единственное, чего я жду от своих домашних, кто бы они ни были.

— Но вы не запрещали мне ездить в Уайт-Хаус, — возразила Равелла, — значит, я не ослушалась вас, поехав туда.

— Не старайтесь обмануть меня или себя. Вы хорошо знаете, что я ожидал, что вы останетесь с Гарриэт, и этого достаточно. Раз и навсегда, Равелла. Вы будете послушной, я требую этого.

— Да, пекки.

Равелла была близка к слезам, но не позволила им пролиться. Они ехали несколько минут в молчании, потом герцог сказал:

— Вы никому не скажете, где были, даже Гарриэт. Вы поняли? Вы никому не упомянете про Уайт-Хаус. Вы никогда не слышали об этом месте.

— Но положим, положим, что граф… — Равелла колебалась, — что-нибудь скажет.

— Если он нарушит свое слово, я разберусь с ним, — мрачно пообещал герцог.

Глава 9

Не было никаких сомнений, что Равелла пользовалась большим успехом. Герцог, рассматривая кипу визитных карточек, оставленных у дверей, и бесчисленное количество приглашений на балы, рауты, маскарады, собрания, заметил с обычным цинизмом:

— Состояние Роксхэма покрывает множество моих грехов.

— Им нравится Равелла, — миролюбиво возразила леди Гарриэт.

Герцог улыбнулся и взял одно из приглашений, приготовленных леди Гарриэт для ответа.

— «Леди Эвил принимает», — прочитал он вслух. — Если память мне не изменяет, Гарриэт, поместье Эвил заложено до последнего гвоздя и у них два сына в возрасте для женитьбы.

Леди Гарриэт протянула руку и взяла у него карточку.

— Умоляю, не будь таким ужасным, Себастьян. Я хочу верить всему хорошему, что люди говорят о Равелле, и не хочу искать скрытые мотивы для их гостеприимства.

— Верь во что хочешь, дорогая сестра, но уверяю тебя, что, если завтра Равелла останется без гроша, колокольчик у дверей не зазвонит и очень мало людей поинтересуется, хорошенькая ли она или некрасивая, как ее счет в банке.

Некоторое время леди Гарриэт не отвечала, и, когда герцог, удивленный ее молчанием, повернулся к ней, он увидел, что ее глаза задержались на нем с очень странным выражением.

— О чем ты думаешь? — спросил он, удивленный настолько, что даже утратил обычное равнодушие.

— Я думаю о тебе, — ответила леди Гарриэт низким, приятным голосом. — Я думаю, Себастьян, как ты должен был страдать, чтобы дойти до такой ненависти к людям.

Герцог вытащил табакерку.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, Гарриэт.

— Думаю, ты понимаешь, но не принимаешь этого. Я тоже страдала, страдала ужасно, но я еще верю, что в жизни много прекрасного. Я еще верю, что люди хорошие, хотя они часто бывают слабыми и жадными, иногда даже злыми, в глубине души у них есть и доброта, и великодушие.

Герцог убрал табакерку.

— Надеюсь, Гарриэт, — сказал он, и на этот раз в его голосе не было насмешки, — что твой рай для дураков будет вечнозеленым.

— У меня и сейчас рай благодаря тебе, — ответила она.

Герцог нетерпеливо отвернулся:

— Я говорил тебе раньше, Гарриэт, я не люблю, когда меня благодарят. Тебе не за что меня благодарить. Мне нужна твоя помощь, и мои требования к тебе совершенно эгоистичны.

— Что бы ты ни говорил, Себастьян, я все равно благодарна тебе. Если бы ты знал, как счастлива я здесь и как я люблю Равеллу.

— А она тоже счастлива?

— До экстаза — когда ты с нами.

Выражение лица герцога, казалось, затвердело.

— Пока она не встанет на ноги, — резко бросил он, — она не может требовать, чтобы мы выплясывали вокруг нее.

Леди Гарриэт улыбнулась:

— Тогда я лучше останусь дома. Ты хорошо знаешь, что Равеллу ничто не радует в твое отсутствие.

— Это просто глупая прихоть, — сердито отметил герцог.

— Не хочу досаждать тебе спорами, Себастьян, но это правда.

Герцог не ответил, а просто вышел из комнаты. Дверь закрылась за ним со звуком, подозрительно похожим на хлопок.

Леди Гарриэт вновь вздохнула. Положив лицо на руки, она смотрела из окна на голубей, порхавших среди деревьев на Беркли-сквер. Так и застала ее Равелла, через несколько минут вбежавшая в комнату с большой круглой шляпной коробкой в руках.

— Прибыли мои новые шляпки! — воскликнула она. — Я хочу сразу их примерить. О, леди Гарриэт, как вы думаете, они понравятся пекки?

— Думаю, да, — ответила леди Гарриэт, добавив, как бы проверяя: — Разве важно, понравится ли ему? Чтобы восхищаться тобой, есть множество других джентльменов.