Когда в это утро он зашел в дом ее свекрови в Челси, в душную переполненную гостиную, сердце Гарриэт застучало. Она забыла, как он красив и как она всегда восхищалась его повелительными манерами, воспитанием и властностью. Когда Себастьян объяснил ей, почему он искал ее, она ни минуты не колебалась. Гарриэт понимала, что ей повезло и она убежит от нищеты и сможет не слушать кислых сентенций свекрови по поводу ее решения покинуть Челси.

— Если ты поедешь в Мелкомб-Хаус, ты навсегда погибнешь для общества, — сообщила ей свекровь.

Гарриэт, унижаемая годами бранью, не ответила, что погибнуть для общества, которым она наслаждалась в Челси, было бы невыразимым счастьем.

— Репутация твоего брата всеми обсуждается, — продолжала леди Беркли. — Действительно, компаньонка его подопечной! Из всего, что известно, вероятно, это одна из его девиц, которую он хочет навязать обществу. Лично я никогда не слышала о дочери Шейна.

— Себастьян сказал, — отважилась Гарриэт, — что лорд Роксхэм оставил ей свои деньги.

— Подходящая басня, — фыркнула леди Беркли. — Лорд Роксхэм был хороший человек. Я часто слушала его, он говорил как благодетель церкви и приютов. Если он оставил деньги не своей собственной семье, то уж не тому, о ком заботится твой брат, можешь быть уверена. Нет, Гарриэт, боюсь, тебя дурачат, но ты не слушаешь, когда я тебя предупреждаю. Если ты сейчас уйдешь, не приходи ко мне с хныканьем, я тебя не приму.

— Я не приду, мадам, — спокойно ответила Гарриэт.

— Лучше не ходи, — сказала леди Беркли, — но, если ты решила предпринять такой безрассудный и предосудительный шаг, мне остается только молиться за тебя. Но я предупреждаю, ты идешь в дом зла. Я бы не выполнила своей обязанности, если бы не сказала тебе об этом.

— Простите, мадам, но я решила, — был ответ Гарриэт.

На кончике языка у нее вертелись слова, что, как бы ни была плоха жизнь в доме Себастьяна, она не может быть ужаснее и печальнее жизни с ее мужем.

Но годы жизни в несчастье научили Гарриэт тщательно подбирать слова, так же как научили бояться.

Она очень нервничала, когда наемная карета привезла ее к Мелкомб-Хаус, украшенному портиком с колоннами, и лакей в великолепной ливрее спустился по ступеням, чтобы открыть для нее дверь. Она дрожала, когда дворецкий, важный и торжественный, вел ее по покрытой мягким ковром лестнице с красивыми балюстрадами и огромными зеркалами, отражавшими ее темную фигуру в дешевом трауре. Когда она вошла в желтую гостиную, то увидела не элегантную совершенную девушку из общества, а девочку в потрепанном платье, почти школьницу, глядящую на свое отражение в зеркале. Гарриэт внезапно почувствовала, что ее страхи беспочвенны.

Здесь среди всего великолепия был кто-то, такой же простой, как и она сама, кто-то, кого она могла не бояться и кто, слава богу, мог не бояться ее.

Она протянула руки Равелле, и внезапно обе девушки — несмотря на то, что Гарриэт была все-таки старше — прижались друг к другу и рассмеялись чему-то, чего не смогли бы объяснить.

— Но ты такая крошка, — улыбнулась Гарриэт. — Не знаю почему, но я боялась, что ты будешь высокой, сильной и рядом с тобой я покажусь совсем незначительной.

— Теперь я почувствую это, — сказала Равелла.

— Не со мной, — ответила Гарриэт, освобождая руки, чтобы снять капор. — Платья, — сказала она. — Давай поговорим о них. Мы обе хотим их, красивых вещей, которых я не видела много лет. Шелк, сатин, тафта, батист, муслин, перья, ленты и шляпки, такие большие, что все будут смотреть на нас.

Она села на стул.

— Не знаю, плакать или смеяться. Это как выйти из темноты на свет, когда меньше всего этого ожидаешь.

Голос ее дрожал, и Равелла протянула руку, как бы защищая ее.

— Вы были несчастливы? — спросила она.

— Несчастлива? Это не то слово. Я была несчастна, в отчаянии, почти безумная, совершенно выброшенная из жизни, и потом… приехал Себастьян.

— Чтобы спасти вас! Вот так же он приехал ко мне, когда я пропадала от страха. О, леди Гарриэт, он чудесный!

На миг Гарриэт перестала думать о себе и посмотрела на Равеллу.

— Он тебе кажется таким? — медленно спросила она.

Равелла кивнула:

— Для меня он самый чудный человек на свете.

Гарриэт открыла было рот, но промолчала.

— Я не видела своего брата несколько лет, — заметила она после некоторого раздумья. — Думаю, ты можешь рассказать мне о нем больше.

Они еще разговаривали, когда герцог вернулся из клуба. Он тихо открыл дверь и увидел обе головки рядом. Темные локоны Гарриэт обрамляли ее щеки, блестящие завитки, казалось сохранявшие свет уходящего дня, Равеллы вместе склонились над листком бумаги. На полу валялись рассыпанные перья.

Еще не услышав, но почувствовав его присутствие, Равелла подняла голову и увидела его стоящим в дверях.

— Пекки! — воскликнула она.

Бумаги рассыпались, она побежала к нему.

— Ну, Равелла, вы, кажется, заняты.

Он посмотрел на Гарриэт и увидел приятное лицо. На нем отразились страдания, но оно было почти чарующим.

— Мы составляем список того, что нужно, — сказала Равелла. — Вы даже не представляете, сколько сотен и сотен фунтов мы потратим завтра.

— Я не боюсь, что вы разорите меня, — ответил герцог, направляясь к сестре. — Гарриэт, я послал за Хоторном, чтобы сообщить ему, что пока ты здесь, ты будешь получать соответствующую оплату.

Леди Гарриэт вспыхнула.

— Ты очень добр, Себастьян.

— Чепуха, — отмахнулся герцог. — Ты еще узнаешь, что я редко бываю добрым. Как моей сестре и компаньонке Равеллы, тебе многое понадобится.

— Он всегда говорит, что он недобрый, — смеясь, сказала Равелла, — но на самом деле он самый добрый человек на свете, правда, пекки?

— Как я уже говорил вам, Равелла, у вас совершенно искаженное представление как обо мне, так и о моем характере. Однако найдется немало людей, чтобы указать вам на ваши ошибки.

— Я поступлю с ними как с Адрианом. Я ударю их по лицу.

Брови герцога поднялись.

— Гарриэт введет вас в общество. Ей придется объяснить вам, что юные леди не должны так вести себя.

— Я уже сказала леди Гарриэт, что и вы, и она зря теряете время. Я никогда не буду элегантной светской дамой. Но мы собираемся вместе развлечься. Я имею в виду нас троих. Пекки, вы ведь будете с нами, да?

Герцог улыбнулся:

— Хотел бы я знать, получу ли я подобное приглашение через несколько месяцев? К тому времени у вас будет столько приглашений и вы будете так заняты, что у вас не найдется для меня и пяти минут.

— Вы же знаете, что это неправда. Я скорее буду с вами, чем с кем угодно еще. Мы будем обедать с вами?

— Если хотите, — ответил герцог.

Равелла подпрыгнула от радости:

— Это чудесно! О боже, я хотела бы одно из новых платьев, а то вы сочтете нас плохо одетыми, особенно по сравнению с дамами вчера вечером.

Герцог посмотрел на Гарриэт.

— Мы не хотим надоедать тебе, Себастьян, — робко сказала она.

— Уверяю тебя, Гарриэт, я никогда не позволю, чтобы мне надоедали, — ответил герцог.

Глава 8

В холле герцог ожидал леди Гарриэт и Равеллу. Он стоял спиной к огромному, украшенному резьбой камину и, казалось, был совершенно равнодушен к уходящим минутам, которые отбивали высокие дедушкины часы, стоящие в обрамлении изумительно выполненных скульптур Венеры и Меркурия.

Только Неттлфолд, старый дворецкий, выглядел взволнованным, стоя в конце длинной цепочки лакеев. Он прекрасно понимал, что опаздывать на обед в Белчестер было очень дурным тоном.

Волнение по поводу первого выхода Равеллы в свет охватило весь дом. Прислуга говорила об этом всю последнюю неделю, а теперь даже горничные и прислуга ниже рангом столпились у стен, чтобы видеть, как Равелла будет спускаться по лестнице.

Но в доме привыкли к герцогу, а сегодня всех волновало появление женщин. Один из лакеев даже позволил себе оглянуться через плечо на лестницу, за что немедленно получил упрек от Неттлфолда, строго призвавшего его к порядку.