— Живодер! — орал ему вслед второй воин. С каждым мгновением топот преследователей раздавался все ближе.

Вариэль вгляделся в темноту; оружие в руках казалось тяжелым.

Его брат показался из-за угла — и напоролся на нож, который пробил более тонкую броню у ворота доспеха. Неестественно громко забулькав, воин по инерции шатнулся вперед и рухнул на палубу под скрежет керамита и гудение суставных сочленений.

Вариэль подкрался ближе, нацелив пистолет брату в голову, и с удивлением воззрился на то, что случилось дальше. Воин с трудом, но все же поднялся на колени и попытался вытащить кинжал из горла, дыша при этом с трудом, но совершенно беззвучно. Редкостное упрямство.

— У тебя перерезаны голосовые связки, — пояснил Вариэль. — Пожалуйста, оставь эти попытки обругать меня. Выглядишь жалко.

Воин еще раз попробовал встать, но ему помешал сильный удар пистолетом, от которого его череп треснул с влажным хрустом. Вариэль приставил ствол болтера к затылку поверженного брата.

— К счастью, выслушивать твою предсмертную ахинею мне не грозит.

Вариэль плюнул кислотой на доспех брата, попав на символ Красных Корсаров — изображение сжатого кулака.

— Поверь, символичность вышла ненамеренно, — сказал он обреченному воину и нажал на спусковой крючок.

Лорд Гарреон был из тех воинов, кто, по-бадабски говоря, несет свои раны с улыбкой. В его случае это выражение не следовало понимать буквально: улыбался он не чаще своего любимого помощника, но и не пользовался бионикой, чтобы скрыть следы, оставшиеся на лице после многих сражений. Шрамы пересекали бледное лицо Гарреона, словно тектонические разломы, и лишь добавляли уродства тому, кто и до этого не был красавцем. Правая щека до самого виска застыла в окаменелой напряженности мертвых мышц, отчего рот навсегда искривился в презрительной усмешке.

— Вариэль, мальчик мой. — Если не лицо, то голос у этого стареющего воина с тонкими губами был добрым: он говорил, словно дедушка с внуком, словно никогда и не отдавал приказов о массовых казнях.

Вариэль не обернулся. Он все так же стоял у смотрового купола и глядел на планету, что вращалась внизу, в маревой пустоте. Призраки бесформенными обрывками тумана проплывали за стеклом; эфемерными видениями возникали лица, пальцы, но тут же исчезали, не в силах зацепиться за гладкую поверхность. Игнорировать их не стоило Вариэлю особого труда: страдания потерянных душ его нисколько не интересовали.

— Приветствую вас, сэр, — ответил он.

— Какая официальность. — Гарреон подошел ближе, позвякивая разнообразными склянками, талисманами и амулетами, прикрепленными к доспеху. Вариэль уже привык к этому звуку. Без сомнений, глава апотекариев в полной мере разделял преданность ордена Пантеону.

— Я задумался, — признал молодой воин.

— О чем же? О планете под нами? — Гарреон облизнул губы подрагивающим языком. — Или о двух трупах, которые нашли во вспомогательной магистрали номер одиннадцать?

Вариэль прищурился, но не отвел взгляда от черной планеты за стеклом.

— Они были юнцами, — сказал он. — Слабыми. Бесполезными.

— Ты не взял их геносемя, — отметил его наставник. — Лорду Гурону это наверняка не понравится.

— Невелика потеря, — ответил Вариэль. Отодвинувшись от края смотровой платформы, он перешел на другую ее сторону. Отсюда были видны клубящиеся облака, заполнявшие космическое пространство, и металлическая громада самой станции, уходившая на многие километры за края экрана. Несколько минут Вариэль наблюдал за движением кораблей: десятки крейсеров подходили или отчаливали, а вокруг каждого кружили, словно паразиты, более мелкие суда. Линейные корабли дрейфовали на орбите вокруг станции или стояли в доках по ее краям. Огни транспортного потока россыпью звезд мерцали в облаках отравленного тумана.

— Вдохновляющая картина, да? — наконец проговорил Гарреон. — Подумать только, когда-то мы правили лишь одним миром — а теперь неосязаемо держим в руках множество систем. Миллиарды жизней. Триллионы. Вот в чем измеряется сила, мой мальчик: сколько душ в твоей власти, сколько жизней ты можешь оборвать, сказав только слово.

Вариэль хмыкнул с подчеркнутой уклончивостью.

— Кажется, у вас есть новости, господин.

— Действительно. И они имеют прямое отношение к тому, как ты переводишь чужое добро. — Вариэль услышал в его голосе менторские нотки. — Нашему владыке нужно геносемя — обильный урожай геносемени, который пополнит наши ряды свежей кровью. Он скоро начнет осаду, на подготовку которой ушло два года, и потому повелевает всем изменителям плоти приготовиться.

Вариэль покачал головой:

— Не могу поверить, что лорд Гурон и правда решится на эту авантюру. Он бы не стал так безрассудно разбрасываться своими воинами. — Он указал на крейсерский флот, дрейфующий вокруг станции. Броня многих кораблей была черно-красной — цвета Тирана; цвета других указывали на их принадлежность иным опальным орденам Адептус Астартес. Пока что большинство составляли бывшие суда Имперского Военного Флота: теперь каждый из них нес Звезду Пантеона на оскверненном корпусе.

— Силы лорда Гурона могут справиться с любой армадой в Священном Флоте, — добавил Вариэль, — но их не хватит для осады крепости-монастыря. Как только мы покажемся на их орбите, нас тут же уничтожат. Только представьте, господин: от всех этих прекрасных кораблей останутся лишь горящие обломки, которые рухнут в атмосферу. — В смешке, который издал Вариэль, не было ни грамма веселья. — Отличное получится кладбище.

— Мальчик мой, ты не генерал, твое дело — пилить кости и сшивать плоть. Если лорду вдруг будет интересно, что ты думаешь о его крестовых походах, он тебя спросит. — Губы Гарреона еще больше растянулись в усмешке. — Только не стоит надеяться, что это когда-нибудь произойдет.

Вариэль склонил голову и наконец посмотрел в глаза наставнику:

— Простите, я сегодня сам не свой. Господин, какая помощь вам нужна?

Не собираясь дальше обсуждать эту тему, Гарреон отмахнулся от извинений.

— Лорд Гурон пока еще нас не призывал, но мы все равно идем к нему.

Даже не спрашивая, Вариэль уже знал причину.

— Он страдает?

— Он всегда страдает. — Гарреон снова облизал губы. — Ты же знаешь это не хуже меня. Пойдем же и, если получится, хотя бы на время облегчим его муки.

Люфт Гурон сидел на богато украшенном троне, вцепившись в подлокотники руками в латных перчатках. В огромной готической зале не было никого, кроме самого Тирана: пока апотекарии делали свое дело, всех прислужников и придворных, всех страждущих и стражников попросили удалиться. Хотя из всех крепостей Тирана эта периферийная станция не была ни самой большой, ни самой богатой, Вариэль не раз был свидетелем тому, как в зале собирались сотни и сотни воинов. Сейчас же здесь слышалось только эхо от неровного дыхания Гурона, да гул от доспехов, в которые были облачены трое ренегатов.

— Гаррллмнн, — промычал Тиран. — Гаррллмнн.

— Тише, Великий, — отозвался глава апотекариев, погрузив пальцы глубоко в мозг Гурона. — Я смогу откорректировать синаптические связи, — он вздохнул. — Снова.

Вариэль пристроился сбоку от железного трона, скальпелем и микрощипцами работая над гортанью Тирана. Каждый скрипучий вдох сопровождался щелканьем и лязгом армированной гидравлики, которая заменяла Гурону мышцы шеи. То немногое, что еще оставалось от его собственной плоти — атрофичные ткани с практически полностью омертвевшими нервами, — было слишком изуродовано рубцами, чтобы срастись с синтетической кожей. Давным-давно Тиран перенес травмы, чуть не убившие его, и пусть механические приспособления, теперь поддерживавшие в нем жизнь, были грубыми, жуткими и громкими, главное, что они были функциональными.

Но и очень капризными.

Как и у большинства людей, возведенных в ранг Адептус Астартес, память Вариэля приближалась к эйдетической — насколько могло позволить смертное тело. По его подсчетам, сеньор призвал его, чтобы отремонтировать аугметику, уже в семьдесят восьмой раз — и это не учитывая самые первые операции, которые Гарреон и два технодесантника провели, чтобы спасти жизнь Тирану.