Изменить стиль страницы

Теперь это была реальная опасность. Не ее муж, который только притворялся, что возбуждает ее, и возбуждается сам. Это был дикий и раненый молодой мужчина, разгоряченный и источающий сексуальные флюиды как струю пара.

Мудрая женщина поднялась бы и сбежала.

Приличная женщина спасла бы его от себя.

Пересохшими губами, со страхом и тоской, она прошептала:

– Вы нуждаетесь в женщине, Вандеймен?

– Я нуждаюсь в тебе.

– Тогда возьми меня.

Он поцеловал ее с пропитанным бренди жаром и жадной страстью, и она отчаянно ответила на поцелуй, сползая вдоль кресла. Такой долгий, слишком долгий поцелуй, на вкус как ад и небеса вместе.

Потом она легла на спину, ее ноги на его плечах, и он в ней, глубоко, полностью. Он возвышался над ней, уперев ладони в пол по обе стороны от ее головы, глаза смотрят на нее торжествующе.

Великолепный. Красивый. Зрелый.

Смертельный – и она любила его.

Она стиснула его руки, двигаясь, затем разрядилась, переносясь в ее собственные особые небеса, полные адского огня.

Когда она открыла глаза, замерев от наслаждения, то все еще находилась в той же позе, под ним, желая заглянуть за его закрытые глаза и застывшее лицо.

Он на небесах или в аду?

Ван переместился, выскальзывая из нее и позволяя ее ногам опуститься, отворачиваясь от нее.

– Не надо, – быстро сказала она, – не говори, что сожалеешь.

Он встал на колени между ее ног, потный, взъерошенный, обеспокоенный, но все-таки посмотрел на нее.

– Тебе понравилось?

– Это неподобающе? В таких вещах я не леди.

Она видела, что он выискивал отговорки, вежливую ложь. Она не могла убедить его словами и просто ждала, непристойно растрепанная, лежа на полу.

– Что еще ты любишь? – Неприкрытый голод в его голосе заставил ее захотеть улыбнуться, но она боялась, что улыбка могла бы быть неправильно понята.

– Кровать, для начала. Я слишком стара для ковров на всю ночь. – Она сознательно упомянула о своем возрасте. Она хотела этого, но честно.

Мария протянула ему руку, чтобы он помог ей встать, но Ван подошел, просунул под нее руки и поднялся на ноги. Его дикая сила вновь вызвала у нее дрожь возбуждения. О, она была дурной женщиной, чтобы так любить секс, но так и есть.

Он немного покачивался, пока нес ее к кровати, но это от выпивки, а не от слабости.

Она воспользовалась пьяным?

Он был не то, чтобы пьян, и получил от случившегося так же много, как и она.

Он осторожно положил ее на кровать.

– Ты разденешься для меня? – спросил он. – Пока я смотрю?

Она немного заколебалась.

– Если ты будешь помнить, что мне уже за тридцать, и я не могу соперничать с нежной молодой восемнадцатилетней девушкой.

– Это имеет значение? – Он прислонился к столбику кровати, готовясь смотреть.

Его комментарий можно было истолковать по-разному. Она приняла решение проигнорировать его. Ее это даже захватывало – требование, что она делает что-то нечто трудное и смелое.

Он понимал ее слишком хорошо?

Глядя на него, она ослабила завязки своего платья и стянула его через голову. Он все еще смотрел. На ней больше ничего не было, кроме сорочки и корсета. Сердце, казалось, билось прямо в горле, и она расстегнула передние крючки своего корсета, один за другим.

Он внезапно подошел, чтобы отодвинуть ее пальцы в сторону и самому расстегнуть последние крючки, почти благоговейно раскрывая корсет. Она не хотела благоговения. И вытащила его рубашку из расстегнутых панталон.

– Раздевайся.

Со смехом он повиновался. Она подумала, что застонала при виде совершенной красоты его тела. Анатом мог изучать его мышцы без вскрытия, но все они были очаровательно сглажены плотью – и шрамы. Десятки рубцов, некоторые сморщились от грубого лечения.

А еще, как она подозревала, был и внутренний шрам. Раны, однажды полученные, оставались постоянными, хотя время действительно смягчало их. Какие шрамы отметили его сердце и душу?

Она увидела темную краску татуировки на его груди и вспомнила комментарий герцогини.

– Слухи говорят, что это – демон, – сказала она.

– На сей раз слухи говорят правду.

Он приблизился к ней, и она увидела, что это действительно демон, с вилами в руке, среди языков красного огня.

Что она делает здесь, в постели с безумным молодым демоном?

Он снял ее корсет и отбросил его, затем толкнул ее на кровать прямо в сорочке. Внезапно усмехнувшись, он разорвал ее, обнажая ее тело.

Безумный. Демон. И он понимал ее. Ее это пугало, но и волновало.

Ее сердце все еще безумно колотилось, он раздвинул остатки сорочки так широко, что, казалось, она лежит на них, и склонился, чтобы пососать ее левую грудь, сильно и настойчиво.

– Я люблю так, – выдохнула она, даже при том, что дрожь ее тела, должно быть, подсказала ему. – Люблю. Зубы тоже, только не до крови.

Он поднял глаза, сияющие и яркие. Что бы ни было, сейчас он жив, жив в этот момент. Каждый его дюйм. – А что, если я действительно прикушу до крови? – спросил он, заставляя ее еще раз безумно задрожать.

– Ты все испортишь. – Однако, глубоко в душе, зашевелился любопытный чертенок. Нет. Она не могла хотеть этого.

Он мягко поцеловал ее грудь – и поддразнивая, и обещая.

– Ты – замечательная женщина, Мария.

– А еще я голодная.

Он рассмеялся и вернулся к изнасилованию ее груди, в то время как она использовала ногти, чтобы терзать его кожу. Без крови.

Потом он раздвинул ее ноги и снова толкнулся в нее, и она уже приподнялась в нетерпении, с жадностью, почти в оргазме.

А он двигался в ней с коварной медлительностью.

– На сей раз будет дольше. – Он превратил эти слова в волнующее предупреждение.

Она открыла глаза.

– Будет?

Его волчья улыбка стала ответом.

– Нравится, когда дольше?

Ее голова гудела, и мир кружился.

– Не знаю, – прошептала она. – Мой муж никогда не делал это долго. Ему было больше тридцати, когда он женился на мне.

– У тебя больше никого не было?

Она могла запротестовать, но сказала просто:

– Нет.

– Тогда я лучше?

Она засмеялась, потому что это было просто небольшое поддразнивание. Сознательно, она бросила демону вызов.

– Я еще не знаю.

Он переместился и положил одну руку на ее рот, крепко зажимая губы, начиная двигаться глубоко, ударять. Она посмотрела вверх, взволнованная его мягкой сдержанностью. Подразумевалось, что она не имела никакого права возразить. Что он мог сделать с ней все что угодно, даже выпить кровь.

И возможно он мог.

Как она и думала, секс Мориса, требующий больших усилий, был очень безопасной игрой. Теперь она словно оказалась в джунглях с животными. Это взволновало ее как ничто прежде.

Она подвинулась, чтобы охватить ногами его талию, но он сказал:

– Нет. Опусти их.

Это мог быть вопрос. И это походило на приказ.

Потом он утихомирился и вновь опустил голову к ее груди, мучительно сильно посасывая, заставляя ее выгибаться, вырывая приглушенный крик. Его зубы. Она чувствовала его зубы, нажимающие так бережно, но беспощадно.

Ее сердце колотилось с внезапным ужасом и сильной жаждой. Его ладонь была подобна кляпу, но когда она попыталась убрать ее, он прижал ее сильнее. Ван поднял голову, взглянул на нее, и она заметила вспышку триумфа в его глазах, прежде чем он вернулся к ее груди. Боже милосердный, снова это состязание. Что могло бы заставить его так поступить?

Вместо того чтобы укусить, он лизнул. Медленно, лениво, он полностью облизал все вокруг ее груди, а ей хотелось закричать на него еще сильнее.

Она лежит, придавленная к кровати, раздосадовано вынося это бессмысленное облизывание и негодуя еще сильнее от того, что он оценил игру в целом и одержал пиррову победу [20] просто, будучи нежным. Она была наполнена его горячей твердостью, а он совсем не двигался, если не считать случайного подрагивания.

вернуться

[20] Пи́ррова побе́да – победа, доставшаяся слишком дорогой ценой; победа, равносильная поражению.