Гийом ничего не говорил, не стонал и даже не оскорблял своих палачей. На это у него уже не хватало сил. Его страдания выдавали лишь текущие по впалым щекам слезы.

Контраст между этой немой болью и болтливой радостью женщины и ее сообщника, рисовавших страшные картины, тронул одного из их людей.

– Может, хватит? – проворчал он. – Вы уже достаточно натешились. К тому же уже поздно. Пора, наверное, кончать с этим!

– Тебе уже надоело, Годен? – спросила Адель. – Ты забыл, что Дагэ вышвырнул тебя из конюшни под предлогом, что ты много пил и становился от этого грубым...

– Да, он так поступил, но с меня все-таки хватит!

– И кроме того, в башне тебя ждет праздник. А, разбойник, ты все о красотке думаешь? Ладно, ты прав: пусть хибара догорает, а мы перейдем к другому развлечению... Да и к тому же я должна вернуться до рассвета, а то моя глупая сестрица начнет беспокоиться.

Гийом позволил отвести себя к башне. В полном смятении он думал о том, как избавить Лорну, которая останется в живых, от гнусностей, ее ожидавших? Как ее убить без оружия и со связанными руками? Ему их снова связали за спиной. И как умереть – единственное, чего он так желал, – зная, как подло с ним поступят? Как сделать так, чтобы его бросили живым в могилу вместе с ней? Конец тогда наступит гораздо быстрее...

Но когда они подошли к башне, ему почудилось, что он бредит. Бандитов, оставшихся охранять Лорну и рыть могилу, уже не было. Яростный крик Адели прозвучал для него как приятная музыка:

– Куда подевались эти идиоты? Так-то они охраняют... – Фраза застряла у нее в горле. Из зарослей кустов, из леса появилась толпа людей, вооруженных серпами, топорами, пиками и ножами, и окружила мнимых шуанов. Из башни выбежал месье Ронделер с пистолетами в руках. Глядя на перепутанного Тремэна, он ему улыбнулся так же благодушно, как и при встрече в порту Сен-Васта:

– Не очень больно?

– Нет, не очень, но... мои близкие, дом...

– С вашими все в полном порядке! А дом почти не пострадал... Только немножко внутри...

– Не может быть! Огонь полыхает уже целую вечность!

– Вам придется заново отстроить конюшню. Лошади целы и невредимы, конечно! Мы должны были поддерживать иллюзию, что пожар продолжается, чтобы у нас было время добраться сюда. Одно ясно: вы всем обязаны вашему сыну Артуру. Именно он спас Тринадцать Ветров...

– А моя племянница? Где она?

– Сейчас ее везут домой. Она отделалась лишь царапинами, но она в шоке от всего пережитого. Доктор Аннеброн займется ею... А в этот момент он занимается вашей Клеманс, которую буквально оглушили ударом дубины...

Положив пистолеты, он вытащил из-за пояса охотничий нож и разрезал веревки, связывавшие руки Гийома. Вне себя от переполнявшей его радости, тот упал на груду камней абсолютно без сил. Ронделер вынул из кармана небольшую фляжку с водкой и протянул ее Гийому:

– Выпей-ка глоток! Сейчас это то, что нужно. После я расскажу обо всем, что произошло. А сейчас мы должны совершить правосудие...

– Что вы хотите делать?

– Повесить всю эту веселую компанию... как в старые добрые времена!

– Без суда?

Широким жестом Ронделер обвел толпу крестьян, стоявших полукругом. На них падал желтый свет от фонарей. В их руках зловеще поблескивали топоры и серпы, но горевшие, как угольки, глаза были неумолимы.

– Если хочешь, чтобы работа была сделана хорошо, надо делать ее самому. Ни один из них не допустит потери времени на поездку за жандармами в Валонь или на отправку бандитов в жандармерию. По пути они могут сбежать. И потом... помимо того, что сейчас неспокойно, мы живем в глуши и давно привыкли сами защищать себя. Впрочем, вам это хорошо известно. За свои преступления эти мерзавцы заслужили лишь смерть, и они умрут!

Бандиты были крепко связаны. Увидев, что их охрана готовит веревки, предназначение которых не вызывало сомнений, они начали протестовать, стонать, вопить, выкрикивать оскорбления, являя собой отвратительное зрелище, способное заглушить даже малейшую жалость. Только Адели заткнули рот тряпками, так как ее истеричные вопли были невыносимы. Гийом кивнул в ее сторону:

– И ее тоже?

Бывший чиновник правосудия пожал плечами:

– Почему бы ей не разделить общей участи? Не говорите мне, что хотите ее пощадить. После всего того, что она сделала?

– Думаете, что я смогу забыть, что она выдала мою жену? Что она стояла у эшафота и радовалась ее смерти и оскорбляла ее, что этой ночью она хотела сжечь в огне моих детей? Я ее ищу уже десять лет и поклялся убить собственными руками...

– Может быть, вы хотите казнить ее сами? – сказал Ронделер с удивлением.

– Нет, но я думаю, что сначала ее надо допросить. Эти негодяи совершали преступления в разных, отдаленных друг от друга местах. Вы уверены, что захватили всю банду? По крайней мере, второй девицы Може здесь нет...

– В этот момент ее наверняка уже арестовали. Я послал туда людей. От нее мы и узнаем все, что нам потребуется...

– Может быть, совсем немногое. Незадолго до вашего чудесного появления эта... тварь говорила, что ей необходимо побыстрее вернуться из-за своей глупой сестры, которая, должно быть, беспокоилась за нее...

– Она, по крайней мере, нам скажет, как Адель Амель стала Евлалией Може. А теперь, если вы очень хотите...

– Нет! – отрезал Тремэн. – Вы правы, покончим с этим, и чем раньше, тем лучше!

—Мудрое решение! – вздохнул Ронделер, зная, что не сможет долго сдерживать желание крестьян расквитаться с этими людьми.– Говорят, что глас народа– глас Божий, значит, правосудие будет совершено здесь от его имени. Ну, начинайте! – крикнул он.

Все произошло быстро. Через несколько мгновений дюжина тел болталась на деревьях. Мнимый священник умер, изрыгал проклятия против всех на свете, бросив перед этим в лицо своей сообщнице:

– Ты со своими бредовыми идеями! Можно было бы подождать еще немного, стать богатыми и даже достаточно сильными, чтобы захватить Тринадцать Ветров, всех убить, спокойно разграбить дом, а потом его поджечь. Но тебе сию секунду нужен был Тремэн с этой потаскухой! О Господи, эти женщины!

Он сплюнул. Адель его не слышала. Ей вынули кляп изо рта, она корчилась с пеной у рта, выкрикивала ругательства, у нее началась такая сильная истерика, что мужчины, которые должны были ее повесить, перекрестились, уверенные в том, что в нее вселился дьявол. Она умерла последней...

Когда все закончилось, ее тело опустили в уже вырытую могилу.

– Из уважения к памяти вашего общего деда, Матье Амеля, достойного и честного торговца солью из Сен-Васта, – объяснил Ронделер Гийому. – Что касается остальных, – добавил он, показывая на зловещие плоды, висящие на деревьях, – я предупрежу жандармов, и они займутся ими завтра! А теперь пойдемте, я отвезу вас домой.

Когда Гийом вновь увидел свой дом, в деревне запели петухи. В глубокой темноте ночи, перед рассветом, еще пламенела огромная куча дров, позволившая вместе с горящими конюшнями создать впечатление, что горела вся усадьба Тринадцать Ветров. Подобно мухам в воздухе носился черный пушистый пепел. Легкий ветерок относил его к светлым, слегка пожелтевшим, может быть, чуть-чуть испачканным, но все-таки уцелевшим стенам. Гийом разрыдался, испытав облегчение.

Вокруг толпились люди. Тем не менее сквозь слезы он увидел лишь своих детей – Элизабет, Адама и Артура, бежавших ему навстречу. События этой ночи не прошли для них бесследно, но глаза их все так же светились от счастья. Гийом раскрыл свои объятия, чтобы окружить их всех сразу своей любовью, не выделяя никого из них, но соединяя, не делая никаких различий. Впервые он остро, почти болезненно осознал, что возродит вместе с ними свой родовой трилистник[17]... Он был стеблем, а они – нежными зелеными листочками.

– Отец! – сказала Элизабет. – Это Артур нас спас...

– Я знаю... мне рассказали!.. Без подробностей, конечно! О, сын мой, да благословен будет тот день, когда ты вернулся в родные места...