— Блестящая перспектива, но кое о чем ты не упомянула.

— Например... — Калейла прищурилась.

— Например, я...

— Ради Бога, Эван! Давай обойдемся без философствования...

— Дорогая моя Калейла, прежде всего давай научимся уважать друг друга. «Ради Бога, Эван», «Давай не будем, Эван», «Пожалуйста, Эван» — эти императивы не для меня. Видишь ли, я тут окинул внимательным взглядом прожитую жизнь и понял, что большую ее часть прожил, руководствуясь правилами, свойственными эгоистам. Старался не связывать себя никакими обязательствами, ибо считал, что главное — свобода. В смысле — иду куда хочу, делаю что хочу. Плохо это или хорошо — не важно! Я так жил. Пожалуй, меня давным-давно поразил вирус, называемый «самодостаточностью». Сам, сам, сам... Но вот появилась ты, и от этой моей «самости» остались одни воспоминания. Ты ненавязчиво обратила мое внимание на то, чего у меня нет, и этим жестом заставила почувствовать себя идиотом... Мне никогда ничего не приходилось ни с кем делить. Я ни о ком не заботился настолько, чтобы броситься сломя голову с сообщением типа «Послушай, я сделал это» либо, наоборот, «Извини, я не сделал этого»... Конечно, у меня есть Мэнни, но он не очень-то покладистый старикан — у него на все свое мнение, и он не бессмертен. Дорогая моя, все дело в том, что у меня появился страх потерять тебя. Я не умею просить, ненавижу пресмыкаться, но я буду умолять, упаду ниц, стану делать все, чтобы тебе понравиться... только... только, пожалуйста, не бросай меня!

— О Господи! — сказала громким шепотом Калейла, глотая слезы. — Ты сукин сын, вот ты кто!

— Дорогая моя! — Эван притянул ее к себе, крепко обнял. — Ты никогда ни о чем не пожалеешь!

— Уж будто бы... Думаешь, ты сахар? Ты безумно усложнил мою жизнь.

— А ты мою!

— .. Очень мило! — раздался звучный голос, сопровождаемый характерным покашливанием.

— Мэнни! — воскликнула Калейла, отталкивая Эвана.

— Интересно, и давно ты тут торчишь? — спросил Эван нарочито грубым тоном.

— Я появился, когда речь шла о мольбе и падении ниц, — ответил Вайнграсс, одетый в алый бархатный халат, перетянутый поясом с кистями. — Сильный мужчина на коленях... Это нечто! Это всегда срабатывает, мой дорогой мальчик! Никогда не подводит!

— Ты становишься день ото дня наглее! — заорал Эван.

— Он просто само очарование, — сказала Калейла.

— Я и то и другое, но говорите, пожалуйста, потише, иначе разбудите моих девчонок. И вообще, какого дьявола вы здесь в этот час?

— В Вашингтоне, между прочим, в этот час уже восемь, — заметила Калейла. — Как вы себя чувствуете?

— А-а-а... — Он залихватски махнул рукой. — Я спал, но не мог заснуть, потому что вы только и делали, что будили меня, открывая дверь каждые пять минут.

— Каждые пять минут? — улыбнулась Калейла. — Это вряд ли...

— Так что же такого интересного вам поведал мой друг Митчелл? В Вашингтоне сейчас восемь, если не ошибаюсь?

— Как всегда, вы не ошибаетесь, а я как раз собираюсь кое-что объяснить.

— Какие уж там объяснения! На вас нужно только посмотреть...

— Мэнни, ты, наконец, уймешься? — рявкнул Эван.

— Захлопни, сынок, свой ротик! Пусть говорит эта очаровательная леди...

— Мне надо уехать. Вот что! На день, может, на два.

— Куда? — встрепенулся Кендрик.

— Я не могу тебе этого сказать... мой любимый.

Глава 31

«Леди и джентльмены, добро пожаловать в международный аэропорт Стейплтон! Город Денвер приветствует вас. Персонал аэропорта к вашим услугам. Местное время в штате Колорадо три часа пять минут пополудни».

Среди пассажиров, прилетевших объявленным рейсом, обращали на себя внимание пятеро священников с восточными чертами лица и смуглой кожей. Они шли к выходу и тихо переговаривались между собой. Их английский был чересчур напыщенный, но вполне понятный.

Святые отцы могли сойти за служителей культа из какой-нибудь епархии на юге Греции либо на Сицилии, а то и вовсе в Египте.

Могли... Вне всякого сомнения. Хотя на самом деле они принадлежали к самому радикальному крылу движения «Исламский джихад», состояли в рядах палестинских террористов со штаб-квартирой в долине Бекаа на юге Ливана и священниками конечно же не являлись.

У каждого при себе была небольшая сумка из темной ткани. Все вместе они вошли в здание аэровокзала и сразу направились к газетному киоску.

— Ла![46] — сказал молодой палестинец, взяв в руки газету и пробежав глазами заголовки.

— Не забывайся! — одернул его седой араб. — Забудь арабский, пока мы здесь.

— Странно! — прошептал пожилой палестинец. — Что-то тут не так! По-прежнему никаких известий.

— Действительно, загадочная история, — заметил седой араб.

Он был главным в этой группе. Его настоящего имени никто не знал. Известный среди террористов под кличкой Абиад, что в переводе с арабского означает «Белый», он пользовался непререкаемым авторитетом.

— Ничего, никаких сообщений! — заметил четвертый «святой отец».

— Поэтому мы здесь! — сказал Абиад. — Возьми мою сумку, — обратился он к молодому арабу. — Веди всех к выходу номер двенадцать. Встретимся там. И запомни: если кто-либо вас остановит, отвечать должен ты. Объяснишь, что остальные не знают английского, однако в подробности не вдавайся.

— Я напутствую каждого, кто обратится к нам, по-христиански, хотя глотку любому из них перерезал бы с удовольствием.

— Держи язык за зубами, а кинжал в кармане. И помалкивай! Понял? Тут тебе не Вашингтон...

Озираясь, Абиад проследовал дальше. И вскоре увидел вывеску «Справочная служба» над стойкой, за которой виднелась седовласая пожилая дама.

Служащая справочной службы, обратив внимание на явно озабоченное выражение на лице Абиада, любезно улыбнулась и спросила:

— Святой отец, чем могу быть полезна?

— Прошу прощения, но, кажется, мне следует именно к вам обратиться. У нас на острове Линдос, что в Эгейском море, все не так удобно организовано, как у вас.

— Спасибо на добром слове, святой отец. Я к вашим Услугам.

— Не оставляли ли у вас конверт для отца Демополиса? О незнакомом городе нелегко сориентироваться, знаете ли...

— О да! — кивнула служащая, выдвигая ящик стола. — Вот и конверт! Вы, отец Демополис, должно быть, преодолели нелегкий путь, добираясь сюда.

— Побывать в обители ордена францисканцев — единственная возможность посетить вашу прекрасную страну, — сказал Абиад, протягивая руку.

— Это послание доставил милейший молодой человек, — сказала дама, отдавая конверт. — Он сделал весьма щедрый вклад в наш благотворительный фонд.

— Я тоже имею намерение вас отблагодарить, — сказал Абиад, нащупывая в конверте плоский предмет и одновременно доставая бумажник.

— О нет! Не хочу даже слышать об этом. Нам и так щедро заплатили! Вручить конверт человеку в сутане, согласитесь, такая малость.

— Вы очень добры, дочь моя! Да благословит вас Господь...

— Благодарю вас, святой отец! Я так признательна...

Абиад зашагал прочь. Через минуту он вышел из здания, смешался с толпой и, дойдя до угла, остановился. Не суетясь, он надорвал конверт и достал ключ, пришпиленный к открытке. «Ну вот, почти полдела сделано». Он посмотрел по сторонам. Ключ от ячейки камеры хранения в аэропорту города Кортеса у него в руках, а это означает, что оружие, взрывчатка, паспорта для девяти священников-маронитов, выданные в Израиле, а также деньги и одежда доставлены по назначению.

Абиад огляделся. Что ж, кажется, сейчас .все предусмотрено! В ячейке наверняка лежат авиабилеты до Колумбии. Оттуда — на Кубу, а потом домой. Собственно, не совсем домой, а в Ливан, в долину Бекаа, где их будут встречать, а пока нужно побыстрее добраться до мотеля возле аэропорта в этом городишке Кортес, что на юго-востоке штата Колорадо. А на следующий день они с первым утренним рейсом вылетят в Лос-Анджелес, где к ним присоединятся девять священников-маронитов. Девять человек — мощное подкрепление! Хорошо, когда все идет по плану.