— Господи! Ну, продолжайте же!

— Комиссия объявила Максу о штрафе. Было сказано, что, если Макс не будет вести хозяйство в соответствии с правилами, ферму закроют. Макс просто обезумел, созвал своих канаков, велел им хватать вилы и лопаты и бить членов комиссии, и сам набросился на кого-то… Канаки от страха разбежались и попрятались, кто куда. В общем, кошмар! Еще хорошо, что никто не пострадал!

Ева слушала этот рассказ, оцепенев от изумления и ужаса.

— Когда это случилось, Ирвин?

— Мм… дайте подумать. Да с неделю назад…

— Кто-нибудь знает, как там Силия и Лекси… и моя мать?

Ирвин никогда раньше не слышал, чтобы Ева говорила о Кортлендах как о своих прямых родственниках — до этого дня Ева в разговорах с ним всегда тщательно избегала этой темы. Конечно, он знал об этом и раньше: до него доходили слухи, что Ева — младшая дочь Летиции и Макса, отданная на воспитание едва ли не чужим людям, так как у нее… были проблемы.

— Думаю, с ними все в порядке. Говорили, что в тот же день Макс уехал в Бабинду, и с тех пор его не видели.

— Зачем он уехал туда? — озадаченно спросила Ева.

— Не знаю.

— Слушайте, Ирвин, я думаю написать о…

Ирвин покачал головой.

— Не пишите об этом, Ева. То, что я рассказал — личные сведения. Жюль порвет меня на части, если узнает, что я сообщил вам об этом. Он, видимо, сам собирается написать что-нибудь.

Ева нахмурилась:

— Я даже не думала писать больше о… Максе Кортленде. Кажется, теперь он наконец получит то, чего заслуживает. Я хотела написать кое-что другое… хорошее. — Ева улыбнулась про себя. — Пожалуйста, скажите Жюлю… или нет, предупредите его, что я загляну к нему в ближайшее время.

— Ясно. — Ирвин смущенно пошаркал ногами.

— Что-то еще, Ирвин?

— Нет… ничего особенного… Тогда… увидимся в редакции. — Ирвин поклонился. Сходя с веранды, он оступился и едва не рухнул прямо в лохань с водой, стоявшую у лестницы.

— Осторожнее, Ирвин! — воскликнула Ева, стараясь не замечать, как он раздосадован. — Спасибо, что зашли. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Ева… могу я зайти к вам сюда… еще раз?

— Ко мне? — заинтересовалась Ева. — Зачем?

Ирвин покраснел, как вареный рак.

— Я… просто хотел поболтать… или, может быть, прогуляться с вами… — он увидел, как встревожилась Ева, и поспешно добавил: — обсудить темы будущих статей… Если, конечно, вам еще интересна журналистика…

— Разумеется, интересна, — нахмурилась Ева. Ей не хотелось ранить чувств молодого человека, но она хорошо понимала, что такой визит вряд ли понравится Джордану. — Я думаю, мы еще увидимся в редакции. Всего доброго, Ирвин!

Ева вернулась в дом.

— Кто это, Ева? — спросил Джордан.

— Просто ума не приложу, зачем Ирвин приходил, — покачала головой Ева. — Он ни о чем не спрашивал…

— Я знаю зачем, — сказала Гэби. — Ты просто ему нравишься.

Лицо Джордана слегка потемнело.

— Я видел его в городе. Просто… мальчишка.

— Он чуть старше Евы. Это же ясно, как день, что он без ума от нее!

Ева посмотрела на Джордана и почувствовала, что ее лицо начинает гореть.

— Не говори глупостей, Гэби! — отмахнулась она. — И в любом случае, Ирвин рассказал мне кое-что интересное. Мне пришлось тянуть из него каждое слово, но, кажется, Жюль вместе с комиссией приехал в Уиллоуби, чтобы проверить, как живут канаки, и там творилось что-то ужасное: Макс совсем взбесился, едва не посадил кого-то на вилы! — Ева нервно заходила по комнате. — Потом Макс уехал в Бабинду, и с тех пор его никто не видел. Мне это не нравится, Джордан! Он что-то замышляет, я чувствую это.

Джордан слышал о том, что Макс пришел в бешенство, когда узнал, что большинство фермеров подписали контракт с сахарной фабрикой в Бабинде. Ходили слухи, что Макс пытался угрожать им, требуя, чтобы они продавали свой тростник на фабрику Мурилен. Некоторых фермеров Макс пытался шантажировать, но к успеху это не привело. Говорили даже, будто Макс собирается продать захваченные им когда-то фермы, чтобы собрать деньги для ответного удара. Прежние владельцы ферм, включая Альберто, с нетерпением ждали этого момента: получив аванс от Джордана, они могли бы дешево выкупить фермы за ту же цену, по которой Макс скупил их, и не собирались отдавать за них Максу ни пенни больше.

Вечера в Эдеме были восхитительны, по крайней мере и Ева, и Джордан думали именно так. Обыкновенно они проводили их вместе в долгих беседах или просто молча прогуливались вдоль реки, наслаждаясь прохладным ветерком, и с наслаждением прислушивались к стрекоту цикад и нестройному хору ворон и какаду, которые прятались на ночь в зарослях эвкалиптов.

— Хотите еще вина, Ева? — спросил Джордан. Они сидели на своем любимом месте, у излучины реки, на зеленой траве под ивами.

— Нет, у меня уже голова кружится, — ответила Ева. «В общем, — подумала она, — день был замечательный». Пришло письмо от тетушки, и Ева с радостью узнала, что тетя и дядя находятся в добром здравии. Тетушка весьма дипломатично ответила на вопросы Евы — разумеется, она понятия не имела, что Еве все уже известно.

«Будь уверена, моя дорогая Ева, — писала тетя Корнелия, — что твои родители любят и всегда любили тебя. Мы думали, что взяли тебя на короткое время, но ты заполнила печальную пустоту нашей жизни. Мы бесконечно благодарны твоим родителям, что они позволили нам воспитать тебя. Для нас это был драгоценный дар. Мы всегда будем любить тебя, как собственную дочь, и думаю, что ты никак не сможешь сказать, что в жизни тебе не сопутствует удача: у тебя есть две семьи, любящих тебя и восхищающихся тобой…»

Прочитав письмо, Ева улыбнулась: как всегда, тетя Корнелия старалась успокоить ее. Сейчас Ева хорошо понимала, каким счастьем было для нее, что она выросла в доме тетки. Тетя Корнелия писала также, что перевела на счет Евы в банке Джеральдтона несколько сотен фунтов стерлингов. Ева знала, что дядя держит деньги в облигациях и срок выплат по ним уже наступил, но никак не ожидала, что они пришлют ей деньги. «Мы хотим, чтобы у тебя был небольшой запас, на всякий случай, дорогая Ева, — писала тетя. — И сейчас как раз уместно сообщить тебе, что, по сведениям из верного источника, Жюль Кин, возможно, скоро продаст свою газету. Если тебе хорошо в Джеральдтоне, ты можешь открыть там счет. Мы хотим, чтобы твоя мечта сбылась…» Ева была так тронута добротой тети, что даже расплакалась. «Что же до покупки газеты, то это серьезный шаг, — подумала Ева, — да и Жюль, скорее всего, и не помышляет о продаже».

— То, что вы убрали дом вещами моей матери, особенно дорого мне, Ева, — сказал Джордан, глядя на мирно текущую реку. Он повернулся к Еве, и посмотрел в ее черные глаза. — Вы такая… замечательная! Вы ведь и сами это знаете, разве нет?

— Да, точно! — шутливо и небрежно ответила она. — Я всего лишь хотела сделать что-нибудь для вас, Джордан, за все, что вы сделали для меня, — продолжала Ева, опустив глаза. — В эти недели… я была счастливее, чем когда-либо в жизни. Я, наверное, никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту.

— Доброта здесь ни при чем, Ева, — нахмурился Джордан. Они сидели рядом, руки их соприкоснулись, и Ева вздрогнула, как будто это прикосновение обожгло ее.

Взгляд Джордана остановился на ее губах. Множество раз за последние дни он хотел поцеловать ее, но сдерживал себя, не зная, желает ли она того же.

Ева замечала, что он едва заметно отодвинулся от нее. Уверенная, что он находит ее непривлекательной, Ева подумала, что просто не выдерживает сравнения с теми прекрасными женщинами, которых он, должно быть, знал раньше. Она твердо решила ограничить свои отношения с Джорданом дружеским общением, но понимала, что это становится все труднее. «Не влюбись, иначе разобьешь себе сердце», — твердила она себе снова и снова.

Джордан по-прежнему смотрел на реку, и молчание становилось тягостным. Наконец он повернулся и вновь внимательно посмотрел на нее. На этот раз его взгляд скользнул по ее лицу и остановился на ее губах. Прежде чем она поняла, что происходит, он склонился к ней и поцеловал ее в губы.