Во время обеда он обнаружил, что она раздобыла безупречно чистый дамаск и покрыла стол; первым блюдом был йоркширский пудинг, хрустящий и золотистый, он поднялся высоко и утопал в жире, в него добавили густые соки от мяса. Лучшего пудинга он не ел с тех пор, как мать в детстве угощала его этим блюдом. Он не мог понять, как Элизабет, уроженка Лондона, научилась готовить такой пудинг в лучших традициях Йоркшира. Он спросил ее об этом.

— Я однажды работала у повара из Йорка. Он научил меня этому искусству.

Он поздравил ее и обнаружил, что она не утратила привычку краснеть. В тот вечер Томас написал письмо Изабелле. Он благодарил ее за заботу о нем. Томас сообщал, что Элизабет целиком взяла все в свои руки, поручала Роберту легкие задания, посильные мужчине его возраста, а пока он пишет это письмо, она моет и оттирает стены, полы и уже

заявила, что собирается навести в доме чистоту и блеск. Томас не написал, как приятно такому человеку, как он, сохранившему страстность, находиться рядом с женщиной с красивой фигурой и следить за ее грациозными движениями. Дом ему больше не казался пустым. За несколько часов Элизабет своим присутствием превратила его в уютный очаг.

Томас без тайных мыслей выделил ей спальню напротив своей, но по мере того, как проходили дни, он, отправляясь спать, задумчиво смотрел в сторону ее комнаты. Ему не давала покоя соблазнительная близость Элизабет. Однажды вечером он подошел к спальне. Дверь не была заперта. Она была в ночной рубашке и расчесывала длинные волосы перед зеркалом. Он затаил дыхание, видя, как эти роскошные рыжевато-золотистые волосы ниспадают ей на плечи. Она медленно повернула голову в его сторону и посмотрела на него через плечо. Черепаховая расческа застыла у нее в руке. Она заговорила хриплым шепотом, ее щеки покрыл чудесный румянец, а ее серые глаза затуманились от любви.

— Я жду вас, мистер Чиппендейл. Я жду вас всю свою жизнь.

Она сказала правду. Элизабет осталась девственницей, и когда Томас овладел ее белым красивым телом, он познал, что значит возродиться, вернуть радость жизни.

После той ночи Элизабет приходила к нему, его огромная постель была просто создана для любви. Счастье Элизабет не знало границ. Ей даже не снилось, что может случиться подобное чудо. Всю жизнь она останется благодарной миссис Марвелл, взявшей на себя труд разыскать ее на бирже труда, куда она ходила после того, как другая дочь покойной миссис Вудли выставила ее из дома. Для нее не было большей радости, чем сознавать, что она принесла счастье своему любимому мужчине. Ради него она была готова пойти на любые жертвы.

Они любили друг друга уже пять месяцев. Однажды вечером она лежала в постели, закрыв глаза, а Томас целовал и нежно ласкал ее тело так, что она была готова умереть от счастья. Руки Томаса коснулись ее живота, который обрел нежную выпуклость. Ее ресницы дрогнули, она посмотрела на Томаса и встретила его проницательный взгляд.

— Элизабет, у тебя будет ребенок.

Она прикусила задрожавшую нижнюю губу, опасаясь, как бы он не рассердился. Она хотела скрыть от него это обстоятельство как можно дольше. Ни одному мужчине не нужен незаконнорожденный ребенок, а мужчине его возраста, ушедшему на покой, и подавно, ведь у него уже были взрослые дети, нашедшие себе место в жизни.

— Не сердись на меня, умоляю тебя, — попросила она с дрожью в голосе. — Я буду держать этого ребенка подальше от тебя и не позволю, чтобы он стал для тебя обузой. Признаюсь, я давно хотела ребенка от тебя, поэтому я одна возьму на себя ответственность за него. Если ты хочешь выгнать меня, я уйду сама.

— Выгнать тебя? — удивленно воскликнул он, приподняв брови. — Я женюсь на тебе!

Она уставилась на него, еще не веря, не обманул ли ее слух. А когда он обнял ее и прижал к себе, она обняла его за шею и то смеялась, то плакала от счастья. Прижимая ее к себе, Томас знал, что так сильно еще никогда не любил ни одну женщину.

Она поженились пятого августа 1777 года в приходской церкви Фулхэма. Элизабет ужасно стеснялась своей неграмотности и поставила в регистрационном журнале крестик рядом с красивой подписью Томаса. Когда она положила перо, он взял руку Элизабет и поцеловал ее, рассеяв ее смущение полным любви взглядом. Со стороны Элизабет никто не пришел, поскольку у нее не было родственников, зато пришли дети Томаса. Они все остались довольны выбором отца. Лишь Том был озадачен этим событием, но лишь потому, что знал — у отца был еще один повод уйти на покой. У него началась ранняя стадия чахотки. Томас хотел скрыть это от всех, и в первую очередь от самых близких и дорогих ему людей. Он не хотел подвергать их страданиям, через которые они уже однажды прошли. Поскольку Том был старшим в семье, то отец рассказал ему все.

— Мои поздравления, дорогая мачеха, — сказал Том, улыбаясь и целуя невесту после того, как разрезали пирог и подняли бокалы вина, собираясь выпить за здоровье невесты и жениха.

Элизабет серьезно посмотрела молодому человеку в глаза и, пока кругом шла веселая болтовня, сказала так тихо, чтобы никто, кроме Тома, ее не расслышал.

— Не беспокойся, Том. Я позабочусь о нем. Со мной ему будет хорошо.

— Спасибо, Элизабет, — спокойно ответил Том, пожимая ей руку. Значит, она все знала. Он мог лишь молить бога, чтобы отец прожил еще многие годы рядом с такой сильной и мудрой женой.

Том сообщил Изабелле новость о женитьбе отца. Муж Изабеллы сделал ему заказ — обставить их йоркширский дом новой мебелью при содействии Роберта Адама, которому доверили перепланировку и отделку комнат. Изабеллы и ее мужа не оказалось на месте, когда Том отправил письмо. Они переехали, чтобы избежать неудобств, которые причиняла целая армия работников Адама, занимавшаяся переделкой потолков, стен, дверей, лестниц и полов.

— Дорогая, наверно, нам пора, — Оуэн сказал Изабелле, тяжело вздохнув, показывая, что он устал от беспорядка, — ответить на часть приглашений, поток которых не прекращается с тех пор, как мы вернулись на родину. Мне бы хотелось пить утренний кофе без привкуса штукатурки и ложиться спать, не ощущая запаха краски.

Изабелла рассмеялась и согласилась, что он нашел отличный выход. У них было много друзей, которых они не видели уже много лет, к тому же Изабелле хотелось представить Верити. Она гордилась своей хорошенькой и энергичной дочерью. Ее особенно тронуло приглашение от молодого Роуленда Уина, которого она видела, когда тот был еще мальчиком. Они с Оуэном гостили в Ностелле, когда получили письмо Тома.

Изабелла была одна в большой спальне, которую им предоставили как почетным гостям, когда служанка принесла письмо на серебряном подносе. Это была особенно красивая спальня, созданная отцом отправителя письма. На стенах были китайские обои с рисунками ручной работы. Их украшали всевозможные экзотические птицы чудесных оттенков зеленого, голубого и розовых цветов. Зелено-золотистая лакированная мебель в китайском стиле ярко сверкала от света, падавшего из высоких окон, увенчанных изогнутыми ламбрекенами. Она еще не сняла халат, ибо недавно встала, подошла к окну и увидела, как ее муж с дочерью верхом на лошадях вместе отправляются на утреннюю прогулку. Сев в зелено-золотистое кресло, она разломала печать, развернула письмо и тут же прочитала его. Затем положила его на колени, откинулась на спинку кресла, положила руку на подлокотник и опустила подбородок на руку.

Хотя ее взор был устремлен в сторону парка за окном, она не видела его. Она обрадовалась доброй вести, которую получила, воскрешала в памяти прекрасные работы Томаса, которые она видела, побывав за последние дни во многих домах с непродолжительными визитами.

Среди работ Томаса были украшенные позолотой диваны и кресла, обитые декоративной тканью розового и более светлых тонов. Они стояли в музыкальной комнате в Херевуд-Хаусе. Она сама сидела перед изумительным комодом «Диана и Минерва» в спальне, где она отдыхала вместе с Оуэном. В Ньюби-Холле стояли более величественные диваны и кресла, украшенные ручной вышивкой. Каждый овал кресла украшали цветочные узоры. Лишь одна рейка сзади делала кресло красивым, с какого бы угла на него не смотреть. В Петворт-Хаусе стояла кровать с украшениями, увешанная бархатом. Карнизы были лакированы в столь же экзотических тонах. Она сидела во время пиршеств в креслах из красного дерева с широкими сиденьями, предназначенными для того, чтобы создать уют на протяжении трапезы из многих блюд. Широкие спинки крепились верхними рейками извилистой формы. Томас любил делать такие кресла для столовых и библиотек. Она не раз проходила через вестибюли, в которых его кресла предназначались для украшения. Их круглые спинки серебристых оттенков сочетались с кругами на потолках и полах. Столько чудесной резьбы, столько золотистых и ярких тонов, столько инкрустации и разнообразия древесин, отполированных до шелкового блеска всех оттенков! Она видела все это сквозь мерцавший фарфор, в зеркальных отражениях и в глазах, светившихся настоящей любовью.