Чайник потихоньку пыхтел, закипая. За окнами серел рассвет. Я распахнула окно и выглянула, с наслаждением вдохнув прохладный утренний воздух, наполненный ароматом сосен, срезанной травы и мха. На лужайке перед домом возился у мусорных бачков растрепанный енот, похожий на лохматую собаку средних размеров.

Чайник засвистел, и я поспешила его выключить, чтобы не разбудить нашего самозванца. Мне совсем не хотелось, чтобы он встал и подслушал мамулин рассказ, что бы там этот рассказ ни значил для нашей истории. А что-то он, видимо, значил, если мамуля через столько лет нарушила обет молчания.

Я налила чай, размешала сахар и понесла чашку в кабинет, в коридоре остановившись на несколько секунд, чтобы послушать, не проснулся ли лже-Ян. В гостиной все было тихо.

Мамуля сидела на прежнем месте, и в руке у нее дымилась новая сигарета. Я молча открыла окно — в кабинете было совершенно нечем дышать. Прохладный воздух ворвался внутрь, и дым сизыми клубами начал перетекать через узкий подоконник. Я некоторое время бездумно следила за ним, пока мамуля молча прихлебывала чай.

А потом дым внезапно изменил направление — как будто где-то снаружи открылась дверь.

Несколько секунд я смотрела на бледную струйку, а потом вскочила и выглянула в коридор.

Никого.

Я на цыпочках прошла на кухню. Там было пусто. Я вернулась и осторожно заглянула в гостиную, ожидая увидеть сладко спящего лже-Яна. Но на диване никого не было — только смятые простыни.

Решив, что гость отправился в туалет, я подкралась к двери ванной, — но свет там не горел, и дверь была самую чуточку приоткрыта. Чтобы удостовериться, что там никого нет, я включила свет и внимательно оглядела все, вплоть до корзины с грязным бельем. Естественно, кроме нескольких скомканных полотенец, я ничего не обнаружила.

Тогда я предположила, что наш приятель решил подышать утренним воздухом, вышла на террасу, потом не удовольствовалась этим и обошла дом вокруг. Лже-Ян как сквозь землю провалился.

Я вбежала в кабинет и выпалила:

— Мама, он сбежал!

Мамуля вздрогнула — я оторвала ее от невеселых мыслей.

— Кто сбежал? — спросила она, хмурясь.

— Да этот… наш… Ну, самозванец!

— Сбежал? — мамуля еще больше нахмурилась. — Странно. Может быть, он пошел прогуляться?

— В седьмом часу утра? — я недоверчиво покачала головой. — Возможно, конечно, что он не мыслит своей жизни без утренней пробежки по пересеченной местности… Да еще после такой ночки, какая нам выдалась!

— Может быть, он пошел посмотреть свою машину, — высказала мамуля предположение. — Садись, Маша. Если он сбежал — на здоровье. Хотя этот факт кажется мне странным. Но мы подумаем об этом позже. А сейчас ты должна дослушать все до конца.

Выпив чаю, мамуля немного взбодрилась, ее голос звучал уже более твердо, и в глазах появился знакомый блеск.

— Итак, Маша… Главное заключается в том, что твой отец был очень богатым человеком. Очень. Не по нашим меркам богатым, Маша. По самым высоким американским стандартам.

— Был? — спросила я проницательно: я уже начала, кажется, понимать, в чем дело.

— Да, — мамуля кивнула, опустила голову, но я успела заметить на ее лице выражение неподдельной боли. — Он умер полгода назад… Нет, уже семь месяцев. Все это время… все это время, живя в Америке, я надеялась на случайную встречу… Часто представляла себе, как это будет. — Мамуля опять потянулась за сигаретами.

Я сидела ни жива, не мертва — впервые в жизни я видела свою мать такой… Она всегда была точно закована в латы — сдержанная, полная достоинства, таящая все свои чувства. Теперь в ее голосе звучали боль и обида той, давней, совсем молодой женщины, покинутой любимым. А в глазах — разочарование, печаль, тоска…

— Я, если ты помнишь, поначалу часто ездила гулять в Манхэттен, — мамуля пожала плечами, словно стесняясь своих глупых надежд. — Думала — вот однажды, гуляя по улицам, встречу его… Да, я знала его телефон — один из его друзей дал мне его, знала адрес. Но никогда не писала ему писем. И он не писал… Никогда, ни строчки. Ты понимаешь, что сама навязываться ему я не могла, поэтому так ни разу и не позвонила, хотя несколько раз была возле дома, где он жил. Потом… потом я перестала надеяться на встречу. Да и не узнал бы он меня теперь… через столько лет. И я стала жить здесь. Никуда не выезжая. Старалась забыть о нем… Боюсь, он так никогда и не узнал, что его дочь совсем рядом.

Мамуля помолчала, потом тряхнула головой и заключила:

— В общем, все это дело прошлое. Он умер. Я узнала об этом случайно. А в свете нынешних событий… Маша, всему, что происходит вокруг тебя, может быть только одно объяснение. Если, конечно, ты мне не лжешь и не впуталась в какую-нибудь сомнительную историю.

Я поспешно замотала головой. Мне очень хотелось, чтобы мамуля высказала свои предположения вслух. Я уже поняла… Но мне нужно было это услышать, чтобы поверить.

— Маша, — сказала мамуля и прикусила губу. — Я предполагаю, что твой отец… что он завещал тебе свои деньги.

Точно!.. Я мысленно поздравила себя с правильным предположением. В самом деле, в эту схему вписывалось буквально все: невероятные красавцы, жаждущие со мной познакомиться и подружиться, братцы-близнецы, или кто они там… Труп. Стрельба. Видимо, денег было столько, что конкуренты передрались. Все просто: они узнают о наследстве, решают поживиться, для этого разыскивают наследницу и вступают с нею в определенные отношения, которые благополучно заканчиваются свадьбой. Гости, цветы, медовый месяц… Потом молодые счастливы какое-то время, а потом жена неожиданно умирает… Хорошенький подарочек приготовили мне мои красавчики! Я почувствовала, как кровь закипает у меня в жилах от ярости. Когда я в гневе, господа, я забываю обо всем! Негодяи! Подонки! Воспользоваться доверчивостью слабой женщины!.. Их расчет был очень прост: один из красавцев должен был очаровать меня до того, как я узнаю о завещании, потому что потом, будучи очень богатой невестой, я могу отбиться от рук и начать высматривать арабских шейхов или итальянских графов. А о завещании они могли узнать из газеты — адвокатская контора Петра Рабиновича достаточно регулярно сообщает о розыске наследников таких-то и таких-то… Нет, газета — это не то. Она могла попасться мне на глаза раньше, чем они доберутся до меня. Значит, кто-то из них был достаточно близок к покойному… или к его адвокату… И, наверное, узнавших тайну было несколько, вот они и не поделили лакомый кусочек…

От этих мыслей меня отвлек телефонный звонок. Я машинально взяла трубку и услышала надтреснутый от волнения голос Софьи Львовны:

— Машенька!.. Машенька, это вы?.. Я страшно беспокоюсь, детка! Сенечка пропал!..

Глава 9

Чертов Сенечка!.. Ну, как его угораздило?.. Я-то сразу поняла, что внезапное исчезновение этого растяпы связано с моими неприятностями самым тесным образом: он же, черт бы его побрал, возомнил себя великим репортером и взялся провести журналистское расследование убийства Яна Саарена! Как будто без него мне было мало неприятностей…

Я положила трубку и с пылающим лицом стукнула кулаком по своей многострадальной коленке.

Бедная Софья Львовна!.. Она обожает сыночка Сенечку до самозабвения, и, если я еще не совсем застервенела в безжалостной Америке, я должна хотя бы попытаться его найти!

Я подняла глаза и встретила выжидательный взгляд мамули.

— Что случилось? — спросила она.

— И этот тоже исчез! — махнула я рукой. — В смысле, Сенечка. Это Софья Львовна звонила… куда он мог подеваться? Если с ним что-то случилось, Софья Львовна не переживет. А я никогда себе не прощу. Дурак несчастный! Кто его просил соваться?..

— А ты считаешь, он все-таки сунулся? — мамулины глаза потемнели.

— Ну, да… Я так думаю. Помните, он звонил — заявил, что собирается расследовать убийство в моей редакции. Его могли просто прихлопнуть, как муху, судя по делам, которые творятся вокруг… И что мне теперь делать?