Очевидно, в примерах древней Японии и Сибири до массовой русской колонизации мы имеем дело с двумя крайними вариантами проникновения древнего производящего хозяйства в сферу господства хозяйства присваивающего. Похоже, что на большей части древней Европы это проникновение совершалось ближе ко второму (мирному) варианту, чем к первому.

КЛЛК, возможно именно в силу своей изученности, задала немало загадок исследователям. Одна из них — строй обществ этой культуры. Согласно традиционной схеме, восходящей к американскому учёному XIX века Л.-Г. Моргану (построения которого широко использовал Ф. Энгельс), общества КЛЛК, как раннеземледельческие, должны были быть матриархальными. Этому, казалось бы, отвечает незначительное количество предметов вооружения в артефактах КЛЛК, отсутствие укреплений в её поселениях и т. п.

В западной и отчасти в нашей исторической литературе получила широкое распространение выдвинутая американским учёным Марией Гимбутас гипотеза «цивилизации Великой Богини», которая предшествовала арийскому заселению Европы. Для этой цивилизации древних земледельцев была характерна высокая роль женщин в хозяйстве и общественной жизни и, соответственно, главенствующее положение женских божеств в пантеоне.

Но в то же время археологические данные определённо свидетельствуют о более высоком социальном статусе мужчин в КЛЛК. Это ярко выраженное богатство погребений. Да и средняя продолжительность жизни мужчин КЛЛК была явно выше, чем женщин.

«Те предметы в могильном инвентаре, которые могут рассматриваться как ценные или престижные… постоянно встречаются лишь в погребениях старых мужчин, — излагается фактическая сторона вопроса в первом томе академической “Истории Европы”, вышедшем в 1988 году. — Видимо, именно старые и пожилые мужчины занимали более высокое положение в общине и участвовали в межрегиональном обмене. Полированные каменные топоры и ретушированные изделия связаны с погребениями взрослых (31–45 лет) и пожилых (46 и более лет) мужчин. Всё это свидетельствует о высокой роли взрослых мужчин в обществе КЛЛК и даже о тенденции к геронтократии. Из 22 детских погребений (моложе 15 лет) 45 % совсем не имели погребальных даров. Аналогичное положение и с женскими погребениями. Из 23 погребений около половины не имели погребального инвентаря, что ещё раз свидетельствует о более высоком положении мужчин. Женщины имели к тому же меньше шансов дожить до преклонного возраста: из 21 женщины 81 % [вероятно, 17 человек. — Я.Б.] умерли между 16 и 40 годами, а из 26 мужчин только 42 % [видимо, 11 человек. — Я.Б.] умерли в этом возрасте».

Гипотеза матриархата возникла когда-то как интерпретация бытующего у многих народов Земли наследования (фамилии, имущества) предпочтительно по материнской линии. Это трактовалось как пережиток матриархата. Но когда он мог быть? На это наука не могла дать ответа. С течением времени, когда учёные всё больше узнавали о жизни первобытных народов — ныне живущих и исчезнувших, — места для матриархата на магистральной линии развития человечества оставалось всё меньше, пока, наконец, не осталось совсем.

Крупный специалист по традиционному обществу австралийских «аборигенов» английский учёный Фредерик Роуз, из-за коммунистических убеждений эмигрировавший в своё время в ГДР и работавший в Берлинском университете имени А. Гумбольдта, в одной из своих работ так подводил итог многолетним поискам матриархата наукой: «Большинство марксистов пришло к выводу, что её [гипотезы матриархата. — Я.Б.] аргументация не согласуется с данными этнографии, психологии или биологии». Это он писал в тот момент, когда отечественные историки-«марксисты» продолжали рьяно отстаивать концепцию матриархата со ссылками не на практические данные науки, а на кабинетные измышления Моргана полуторавековой давности, к несчастью, поддержанные тогда же Энгельсом. Впрочем, ныне гипотеза матриархата, вопреки дискредитации марксизма, получила даже вторую жизнь, так как она отвечает «политкорректной» моде на борьбу с «мужским шовинизмом», несмотря на то что её научная несостоятельность была убедительно показана ещё в прошлом веке.

В VI тысячелетии до н. э. в Юго-Восточной Европе возникает письмешюсть. Во 2-й половине V тысячелетия до н. э. здесь достигает расцвета культура Винча. Её общество было стратифицированным и иерархичным. В IV тысячелетии до н. э. по её периферии возникает целый ряд культур, явно испытавших импульс (а то и приток населения) из области культуры Винча. Среди них — трипольская культура на Украине и в Молдавии.

Есть исследователи, которые доказывают, что население как культуры Винча, так и трипольской культуры было индоевропейским. Есть и такие, кто яростно отрицает индоевропейскую принадлежность названных культур. С разными взглядами на раннюю историю индоевропейцев мы познакомимся позже. Здесь же затронем важную проблему судьбы письменности Винча — древнейшей на Земле.

Цивилизация Винча не передала своего письма ни одной из других культур. Если возникновение трипольской и некоторых других культур того времени было связано с миграцией из региона Винча, очевидно, что переселенцы не принесли с собой знания письма. Угасло это знание и в самом регионе Винча вместе с исчезновением этой культуры. В III тысячелетии до н. э. в Европе происходят крупные передвижения племён, география археологических культур становится очень динамичной. Есть версия, что цивилизация Винча была разрушена вторгшимися в Европу арийцами и что последние появляются в Европе не ранее II тысячелетия до н. э. Но какова была этническая принадлежность носителей культуры Винча и куда они делись? А если они сами были арийцами, то почему так деградировали?

Первая, несомненно индоевропейская, письменность— греческое слоговое письмо Б, возникшее в середине II тысячелетия до н. э. Мы не можем сказать, на каком языке были сделаны записи предшествовавшего ему критского слогового письма А, существовавшего в начале II тысячелетия до н. э. Этот язык, возможно, был индоевропейским, но явно не греческим. Обе эти системы письменности возникали без связи с письмом Винча. Они, во-первых, совершенно отличны, во-вторых, отделены от него почти двумя тысячами лет.

Нет явных указаний и на миграцию из региона Винча на Ближний Восток, где в IV тысячелетии до н. э. возникают самые развитые на тот момент цивилизации Земли. Письменность шумеров также не обнаруживает связи с письмом Винча. Хотя В.А. Сафронов и H.A. Николаева утверждают иное, ссылаясь на мнение «видных шумерологов», но ни одного из них они не называют. На самом же деле среди специалистов по шумерам нет единодушия в данном вопросе. Кроме того, указанные авторы, пытаясь обосновать свою точку зрения, преуменьшили более чем на тысячу лет возраст надписей из Тэртэрии (V–IV тыс. до н. э.), тогда как на самом деле они относятся к VI тысячелетию. Между письмом Винча и письмом шумеров, при отсутствии явных признаков преемственности, существует временной и пространственный разрыв в тысячи лет и километров, ничем не заполненный.

Не прослеживаются параллели с письмом Винча и в системах письменности эламской и индской цивилизаций. По-видимому, та прогрессивная линия культурного развития человечества, которую представляла цивилизация Винча, угасла вместе с её гибелью. Поэтому нельзя без оговорок согласиться с утверждением В.А. Сафронова, что-де «в истории Европы культура Винча имела значение, сравнимое только с ролью Греции и её воздействием на “варварский” мир».

Угасание цивилизации не обязательно означает исчезновение её носителей как этноса. Мы это видели на при-мерс индской цивилизации. Кем бы ни были её носители но языку — дравидами или ещё кем-то, очевидно, что: 1) их языковая группа и ныне присутствует в Индии; 2) их позднейшая система письменности создавалась на новой основе, не имевшей отношения к хараппскому письму. Такое угасание не означало полного исчезновения живого культурного наследия. Влияние индской цивилизации, как и влияние цивилизации Винча, прослеживается в позднейших культурах соответствующих регионов. Но это влияние уже не было доминирующим. Культурное первенство принадлежало иным веяниям, иным истокам.