Гэр коротко кивнул. Он надел эту накидку не ради себя.

— Ты что-нибудь выяснил?

— Не много. Разум Донаты и ее дар были захвачены. Савин воспользовался этим, чтобы удержать врата открытыми. Он вплел ее цвета в узор Песни, чтобы скрыть свои действия и выиграть время. — Альдеран вздохнул и неожиданно стал казаться очень уставшим. — Мы слишком многого не знаем. Слишком многое утеряно. Надеюсь, к следующей встрече с ним нам удастся подготовиться лучше.

— А Дарин?

— Дарин был его соглядатаем. Сам Савин не мог попасть к нам из-за защитных чар, поэтому и послал шпиона. И то, что он отдал знак именно Дарину, для нас большая удача.

— Знак?

— Когда мы его отыскали, Дарин держал его в кулаке: кристалл, ограненный под драгоценный камень. На нем скорее всего были чары, заставляющие Дарина хранить эту вещь у себя. При помощи кристалла Савин управлял им. Полагаю, до остального ты можешь додуматься сам.

Сердце Гэра заныло от ощущения вины.

— Дарин собирался вставить этот камень в кольцо для Ренны. Кольцо должно было быть обручальным. Он попросил меня быть его шафером.

— Гэр, мне очень жаль. Я знаю, Дарин был твоим другом…

Он был слишком поглощен собой, чтобы заметить происходящее. Это был ход конем, тот, который наносят сбоку, под углом, с той стороны, откуда ты меньше всего его ждешь. Гэр отвернулся. Ему требовалось время, чтобы справиться с голосом.

— По крайней мере он так и не проснулся.

— Нет. Полагаю, это единственное, за что мы должны благодарить богов. Я думаю, что после того как Савин подчинил его себе, Дарин почти не приходил в сознание. Когда рухнул щит, его тело осталось живым, но та искра, которая делала его личностью, погасла. На следующий день у него остановилось сердце.

Гэр вздрогнул. Он будет тосковать по смеху белистанца, готовому раздаться в любой момент, по его озорству и чувству юмора. Дарин был первым, с кем он подружился в Доме Капитула, белистанец стал ему почти братом. Удивительно, что он еще мог чувствовать такую боль. Гэр уже решил, что после всего увиденного разучился ее испытывать.

— Ты был прав, Альдеран, — резко произнес он, — насчет Савина. Он использует любые средства, чтобы приблизиться к цели. Даже людей. Они для него просто шахматные фигуры на доске, которыми при необходимости можно пожертвовать.

— Хотел бы я в этом ошибиться, — поморщился старик. — Это избавило бы нас от боли.

— Сколько человек мы потеряли?

— Двадцать четыре. Девять адептов, включая Дарина. Одиннадцать учеников. Брендана, Тивора, Донату.

— И Айшу.

— И Айшу.

С тех пор как все произошло, Гэр впервые произнес вслух ее имя. Айша мгновенно вернулась сюда, в эту комнату. Она наблюдала за ним с кушетки, он чувствовал запах ее кожи, ее цвета танцевали у него в голове. Гэр зажмурился, но образы остановить не удалось: темная кровь, растерзанная плоть — и все остальное, что утонуло в многочисленных бутылках бренди. Гэр открыл глаза, крепко сжав кулаки.

— Я буду смотреть, как он горит. Клянусь Богиней, я лично поднесу к нему факел. — Его слова походили на рычание.

Альдеран промолчал, но в глазах у него была печаль.

— Он убивал детей. — На грудь Гэра навалилась тяжесть пережитого, сдавливая его голос. — Мальчишек и девчонок. Их дара едва хватало на то, чтобы зажечь свечу. Савин привел демонов и приказал им убить детей. И ее.

Пресвятая Матерь, прошу Тебя, позаботься о ней. Позаботься обо всех них.

— Савин убил моих друзей, двадцать четыре человека мертвы, ни один из них не тронул его и пальцем, не причинил ни малейшего вреда. Я не прощу ему этого. Не могу. Я заставлю его заплатить.

Сильные ладони схватили леанца за руки. Альдеран говорил тихо и яростно:

— Гэр, я знаю, что тебе больно. Ты хочешь увидеть, как Савин понесет наказание, и я тоже. Я тебя понимаю, поверь мне. Я тоже кое-кого потерял из-за него и серьезно намерен призвать его к ответу за прошлое и за то, что произошло здесь. Но не сегодня, парень, не сегодня. — Он сжал ладони Гэра, заставляя посмотреть на себя. — Всему свое время, Гэр. Я не сомневаюсь, что Савина ждет расплата, но сегодня у нас есть другие дела.

Альдеран был прав.

— Не могу выразить, как мне жаль, — сказал старик.

К Гэру еще не вернулась способность говорить. Альдеран крепко его обнял, и он с силой ответил на объятие. Это простое движение слегка успокоило Гэра, и он сосредоточился на этом ощущении.

— Мне так ее не хватает!

Это было слишком слабо, несоразмерно, мизерно. Эти слова не могли передать ее значимости, не могли описать зияющую бездну потери. К глазам Гэра подступили слезы, и он поморщился, пытаясь удержать их.

— Мне тоже. Мы с Айшей редко виделись, но я всегда испытывал к ней огромное уважение. Полагаю, вы подходили друг другу.

— Я думал, ты не одобряешь…

— У нас в Доме Капитула мало правил, и вы нарушили одно из них, это так. Но это редко нуждается в одобрении простых смертных. Ваш союз благословила Богиня, и нет силы выше ее.

Немного успокоившись, Гэр выпрямился и сделал глубокий вдох.

— Спасибо.

Еще один вдох. Гэр зарылся пальцами в волосы на затылке и обнаружил, что серебряный зирин по-прежнему невредим. Леанец вытер глаза и усилием воли прогнал воспоминания за щит, поставленный им лично.

— Готов? — спросил старик.

— Как никогда.

Губы Альдерана дрогнули, сложившись в слабую улыбку, ласковую, но печальную.

— Ну тогда идем попрощаемся?

Они шли по Капитулу, который молчал, затаив дыхание. При других обстоятельствах сейчас был бы слышен топот ног, стук дверей, повседневный шум, похожий на гудение пчелиного улья, но слышны были только их шаги. Лестницы, галереи, даже главный двор были пусты и безмолвны.

Гэр и Альдеран вышли через ворота и начали подниматься на холм, где виднелись ферма и дорога, ведущая в Пенкруик. Пенсаэка Саунд шипел расплавленным оловом, ветер взбивал пену. Высоко над головой бледное небо затягивала тонкая вуаль облаков.

Все обитатели Дома Капитула собрались широким кругом возле трех погребальных костров: рабочие в повседневной одежде, мастера и адепты в мантиях, развевающихся на холодном ветру. На лицах лежала печаль. Даже самые маленькие дети, робко выглядывающие из-за родителей, понимали серьезность происходящего и молчали. Гэр с Альдераном подошли к краю круга, где пылал костер.

Веренас, капеллан, в белоснежных, развевающихся одеждах, ждал их, держа в руках книгу Эадор.

Каждый погребальный костер был высотой в человеческий рост и блестел от масла. Наверху лежали завернутые в ткань тела, неотличимые друг от друга, словно мотки шерсти. Которое из них было ее? Гэр не мог определить. По сверткам нельзя было даже сказать, кто из них мужчина, а кто женщина, хотя трупики детей отличить было до ужаса просто.

Гэр почти не слушал заупокойную службу Веренаса. Он подпевал в нужных местах, вместе с остальными скорбящими вставал на колени, чтобы принять благословение, но его мысли витали далеко от этого места. В своих фантазиях он летел высоко в небе, морозный воздух пел в его перьях, и другой орел повторял каждое его движение.

Когда затихло последнее «аминь», Альдеран поднес факел к поленнице. Она вспыхнула мгновенно, пламя взвилось вверх. Затем старик повернулся к Гэру и протянул факел ему.

Гэр задержал в памяти цвета Айши, яркие, как витражное церковное окно, сквозь которое светит солнце. От запаха масла кружилась голова. Без масла влажное свежее дерево отказывалось гореть. А с ним — запах заполнял легкие, мешал дышать.

Пребудь с Богиней, кариан.

Затем он поднес факел к погребальному костру. Пламя с ревом взвилось вверх, волна жара ударила в лицо.

Кариан… Возлюбленная. Жаль, что он нечасто так ее называл. Следовало повторять это слово каждый раз, когда оно звучало у него в сердце. Когда Айша читала ему у огня стихи Гимраэля. Когда они вместе лежали в тишине, переплетя пальцы. Каждый раз…

Вокруг столба пламени кружили, взмывая вверх, горячие искры. Гэр раскинул руки и затянул Песнь. Мелодия пришла откуда-то из раскаленного добела жара костра и была острой, как лезвие клинка. В ней слышались звуки небесной кузницы, в которой куются звезды. В пылающем перед ним пламени вспыхнули серебристые проблески, затем такие же появились и в двух соседних кострах. Серебро постепенно вытесняло золотой и оранжевый, затем блеснуло сталью и стало голубым.