Мне бы такую уверенность.Гэр оглянулся, на этот раз мимоходом, чтобы хоть как-то отвлечься от вида конских ушей. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, но всякий раз, встречаясь с кем-то взглядом, Гэр чувствовал беспокойство.

— Далеко еще до ворот?

— Меньше мили. Взгляни, отсюда уже видно башни.

Гэр проследил за жестом Альдерана. Две квадратные серые башни маячили в конце улицы. Белые штандарты казались перышками на фоне неба. Солнце висело над ними на расстоянии вытянутой руки. Времени было предостаточно, но Гэру показалось, что солнце опускается прямо на глазах.

Толпа перед ними еще больше замедлила ход. Возчики выстроили телеги в неровные ряды, пересмеиваясь и перекликаясь поверх голов тех, кто шел пешком. Добропорядочные горожанки Дремена, в полотняных юбках и крахмальных чепцах, стояли бок о бок с белистанскими трапперами, одетыми в оленьи шкуры. Молодые дворяне на тонкокостных сардаукских скакунах вынуждены были посторониться, пропуская фермера, гнавшего грязную свинью, которую ему не удалось продать. В клетках пищали домашние птицы, разносчики поправляли ленты и кружева на своих лотках, и все медленно, дюйм за дюймом, приближались к воротам и извилистой пыльной полосе дороги Анориена.

К тому времени как их накрыла тень ворот, Гэр искусал губы до крови. Ощущение присутствия охотника на ведьм стихало; это наверняка означало, что его ищут на одной из четырех оставшихся дорог, ведущих из Святого города. Гэр надеялся на это. Его нервы были натянуты, как струны новенькой лютни.

У ворот стояли рыцари Церкви. Их накидки сияли, несмотря на дорожную пыль. Рыцари наблюдали за тем, как входят и выходят горожане, но не делали ни единой попытки проверить телеги, плетущиеся по дороге. Проехав мимо них, Гэр представил, как они сверлят глазами его спину. И чуть не проглотил язык, когда один из них крикнул «Стой!».

Альдеран обернулся через плечо и поглядел на рыцарей. На его лице было вежливое любопытство, не более, но взгляд стал острым. Гэр попытался сохранить безмятежное выражение лица, но сердце так и рвалось из груди. За ними тут же остановился пивовар, воз которого тянули два гнедых ломовика с красными лентами в гривах. Пивовар развернулся на сиденье и сдвинул шляпу на затылок, разглядывая рыцарей, проталкивающихся сквозь толпу. Гэр снова посмотрел вперед. Толпа была настолько плотной, что сливалась в сплошное полотно. Всадники зажали Гэра с обеих сторон, у него не было места даже на то, чтобы спешиться. Во рту у юноши пересохло, на спине выступил пот.

— Ну давайте, шевелитесь, — пробормотал он.

Гнедой затанцевал под ним, ничуть не радуясь такому близкому соседству.

Альдеран положил руку на плечо Гэра.

— Спокойно. Не думаю, что они идут за нами.

— Ты уверен?

— Не совсем, так что будь настороже. Наш друг все еще слышен?

— Он уже не так близко, как раньше.

Гэр приподнялся на стременах, чтобы оглянуться, но заплетенные гривы ломовиков и гора пивных бочек не позволили ему ничего рассмотреть. На виду были только потный возница и его недовольные кони. Где-то впереди волы, запряженные в телегу, задрали хвосты и добавили к духоте свежий запах навоза.

— Чудный сельский воздух, — сказал Альдеран.

Гэр покосился на него. От тесноты и духоты ему с каждой минутой становилось все хуже, любой звук отзывался гулом напряженных нервов. А вот Альдеран был совершенно спокоен. Он сидел в седле, как мешок турнепса, и ковырял в зубах.

— Как тебе удается сохранять хладнокровие? Мы словно в середине коровьего стада. И никогда отсюда не выберемся, — сказал Гэр, снова оглядываясь.

Стража приближалась. Он слышал, как они орут на пивовара, требуя убраться с дороги.

Альдеран щелчком выбросил то, что добыл из зубов.

— От твоего раздражения толпа не испарится. Нужно просто переждать. Да, это будет дольше, чем мне хотелось бы, но ничего не поделаешь. В жизни есть вещи, с которыми мы должны просто смириться: смерть, налоги, очереди. — Он внезапно улыбнулся, хитро, как лис. — Посмотри на себя. Любой решит, что тебе есть что скрывать.

Гэр ответил словом, за которое получил бы розог от наставника.

Хохот Альдерана был густым, как портовое вино.

Стражи наконец пробрались мимо пивных бочек. Гэр тут же подался вперед и подобрал удила. Он не мог больше этого выносить. И не знал, что будет делать, если рыцари пришли за ним. В толпе некуда было двинуться и не было места, чтобы вытащить меч, не говоря уже о сопротивлении. Гэр жевал губу и пытался выжать из пересохшего рта хоть каплю слюны.

— Эй, мастер пивовар! — завопил стражник. — У тебя одна из бочек подтекает!

Милосердная Мать, спасибо!Ослабев от облегчения, Гэр обмяк в седле и судорожно выдохнул.

Альдеран снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была приятной.

Толпа перед ними пришла в движение. Давка уменьшилась, выпуская их наконец под вечернее солнце. Проехав последний ряд домов, лепившихся к городской стене, Альдеран направил коня на обочину дороги и остановился в тени рощи.

— Ну что, все не так уж плохо? — сказал он. — До заката ты в безопасности, и даже если они начнут искать беглеца, вряд ли заинтересуются надменным молодым вельможей, который выбрался на прогулку.

Гэр натянул повод, услышав описание.

— Уж прости мне эти слова, но именно так ты и выглядишь. Ты держишь себя так, словно имеешь полное право занимать то место, которое занимаешь. Не думаю, что кто-то сможет догадаться о том, что несколько часов назад тебя чуть не забили до смерти.

— Надменно? — повторил Гэр.

— Возможно, это семейная черта.

— У меня нет семьи. Меня нашли на паперти через несколько дней после рождения.

— Знаешь, в этом есть намек на сказку, — ответил Альдеран. — Осиротевший мальчик с родимым пятном в виде короны, которое выдает в нем потерянного наследника трона, и так далее.

Гэр покачал головой.

— Никаких корон. Никаких королевств. Обычный солдатский ублюдок, отданный на милость Церкви.

Он давно это выяснил. Его именины, по данному в Церкви имени, были сразу после Угасания, что при некотором подсчете означало: он был зачат ранней весной, примерно в то же самое время, когда новый рекрутский набор прокатился по дороге до Лейхэвена, чтобы сесть на корабль, идущий к Жиман-дару, где собиралась армия для решающего удара по Культу. И чтобы понять, что случилось, особого воображения не требовалось.

Возможно, его отец был храбрецом, одним из тысяч, которые затерялись в кровавых песках Самарака. Или же правда куда прозаичнее: деревенская девчонка заигралась с легионером, а потом, когда солдат ушел, подумала, что растить бастарда постыдно и слишком дорого.

Альдеран, сжав губы, понаблюдал за Гэром пару секунд, потом прищурился на пыльную дорогу, вившуюся по южному берегу Авена в сторону закатного солнца.

— Нужно продолжать путь. До заката еще добрых два часа. Как ты относишься к галопу?

Гэр поерзал в седле. Ушибленные мускулы, растревоженные скачкой, болели. Струпья на спине и ногах терлись об одежду и тоже досаждали. Но главным вопросом было — выдержит ли его живот.

— Могу попробовать.

— Тогда давай оставим за спиной пару миль.

Дорога следовала за руслом реки на запад и на юг, вдоль долины до вересковой пустоши, где раздваивалась. Гэр натянул поводья и обернулся, привстав в седле. Дремен казался мешаниной синих сланцевых крыш. Церковные шпили вздымались в вечернее небо. Город выглядел тем, чем и был, — провинциальной столицей, в которой обычные люди живут обычной жизнью. Истинный город внутри города начинался на небольшой возвышенности к северу от центра. Бледные стены обрамляли величественные своды и золоченые купола, солнечный свет отражался от стекол и витражных панно каждого грациозного шпиля. Самыми высокими были башни-близнецы Сакристии, они вздымались к небу, словно стремясь коснуться самой Богини.

А за цитаделью почти на ту же высоту вздымалась громада Дома Матери. Мрачная, угрюмая конструкция из серого дременского гранита занимала почти четыре квартала к северу и обнимала своими массивными стенами внутренний город, словно сжимая его латной перчаткой. Башни были простыми, правильной формы, вместо окон зияли узкие бойницы. Орден Сювейона охранял Церковь уже более двух тысяч лет, защищал ее от неверных орудием правосудия и щитом веры, окованным доброй сифрианской сталью. Бескомпромиссная громада, оседлавшая перешеек между рекой и городом, росла, готовясь пережить следующие две тысячи лет.