В девять лет Дмитрий лишился отца. Жить семье стало совсем плохо. В Москве, на Сретенке, Пожарские имели свой дом. На лето выезжали в село Мугреево, что на Суздальщине. В семье Пожарских ценили образование, поэтому дети (Дарья, Дмитрий и Василий) рано научились писать и читать.

Семейные дела Пожарских несколько улучшились после того, как княжна Дарья (старшая дочь) вышла замуж за князя Никиту Хованского, влиятельного царедворца. Через Хованского и вся семья приблизилась к царскому двору. Как и поучала православная церковь, Мария Пожарская женила сына Дмитрия в пятнадцать лет на девице Прасковье Варфоломеевне.

В 1593 году Дмитрий Пожарский, за которым Поместный приказ после долгих хлопот матери закрепил часть отцовского имения, был вызван на дворянский смотр. Со временем молодой князь привлек внимание Бориса Годунова и по его приказу получил придворное звание стряпчего с платьем. Стряпчих при дворе было несколько сот человек, и в их обязанности входило помогать царю, когда тот одевался или раздевался. В ночное время стряпчие несли караул на постельном крыльце кремлевского дворца. Звание стряпчего и по своему придворному положению, и по жалованью было незначительным. В то время еще сильны были обычаи «местничества»: людей ценили не по уму и деловым, нравственным качествам, а по знатности рода. Такое отношение к себе прославленный воевода будет чувствовать до конца своей жизни.

Служба при царском дворе не пришлась по душе молодому Пожарскому, обладавшему крутым и прямым нравом. Возможно, его недовольство местничеством и послужило причиной опалы. В 1599 году, вскоре после воцарения Бориса Годунова, он был отстранен от двора и до 1604 года служил на южных окраинах государства.

Здесь, в степных просторах юга, Дмитрий Пожарский с отрядом стрельцов нес дозорную службу, отражая набеги разбойничьих шаек крымских татар. В жарких пограничных схватках закалялся характер будущего полководца, крепло его мужество, обреталось воинское искусство.

Ратные подвиги молодого Дмитрия Пожарского не остались незамеченными. В 1604 году царь жалует ему более высокое и почетное звание стольника.

Несмотря на вернувшееся царское расположение, князь Дмитрий охладел к Борису Годунову. Он ясно видел бедственное положение Русского государства и, как многие люди того времени, связывал это с правящей верхушкой. Тем не менее Пожарский был готов защищать власть царя Бориса, занявшего российский трон в силу земского избрания, считая его власть законной. Служение московскому «законному» царю было для Дмитрия Михайловича служением Российскому государству, русскому народу.

В то время когда Пожарский начинал свою ратную службу, Кузьма Минин был уже немолодым человеком, много старше князя Дмитрия. Полное его имя — Кузьма Минич (Минин сын) Захарьев-Сухорук. Дата рождения его неизвестна. Проживал Минин в нижнем торговом посаде Нижнего Новгорода и слыл небогатым человеком. Занимался мелкой торговлей — продавал мясо и рыбу. Как и его будущий боевой соратник, являлся убежденным патриотом, выразителем русского народного характера и беды Родины воспринимал всем сердцем, за что и уважали Кузьму нижегородцы, верили ему.

И Пожарский, и Минин вошли в историю Российского государства в Смутное время, когда появились первые самозванцы.

Думается, что самозванство как явление российской действительности выросло, во-первых, из потребностей народа в добром, справедливом царе, способном решить накопившиеся проблемы, во-вторых, из коварного стремления противников России использовать в борьбе против нее своих ставленников, надевших маску законной власти. Самозванцы, выдававшие себя за сыновей и внуков Ивана Грозного, обещавшие на словах удовлетворить чаяния народные, на деле выступали ловкими демагогами, защищавшими чуждые интересы. Остановимся подробнее на двух из них — Лжедмитрии I и Лжедмитрии II, ставших одиозными фигурами российской истории.

Вошедший в историю под именем Лжедмитрия человек русского происхождения объявился впервые в Киево-Печерском монастыре в 1602 году. Там он открыл свое «царское имя» монахам. Те указали самозванцу на дверь. Так же поступил и хлебосольный православный князь Константин Острожский, воевода киевский, едва гость заикнулся о своем царском происхождении. Затем тот появился в Братчине — имении князя Адама Вишневецкого, одного из крупнейших польских землевладельцев. Здесь беглец из Московского государства объявил, что он чудом спасшийся младший сын Ивана Грозного — царевич Дмитрий.

Адам Вишневецкий доставил «царевича» к своему брату — кременецкому старосте князю Константину, крупнейшему магнату Польши. А тот — к своему тестю Юрию Мнишеку, сандомирскому воеводе. Хозяин Братчина отправил письмо королю Сигизмунду III, в котором убеждал, что все свидетельствует за то, что этот москвитянин — законный сын царя Ивана, а значит, полноправный наследник царского трона из династии Рюриковичей. Папский нунций в Кракове Рангони немедленно послал в Рим восторженную депешу. Весть о «царевиче» Дмитрии быстро распространилась и достигла русских пределов.

В ответ на это в Москве объявили, что под личиной самозваного царевича скрывается молодой галичский дворянин Юрий Богданович Отрепьев, принявший после пострижения в монастырь имя Григория. До побега за рубеж чернец Григорий жил в Чудове монастыре в Кремле.

И неизвестно, чем бы закончились притязания Отрепьева на царский престол, если бы магнаты Речи Посполитой не смекнули быстро, что с помощью самозванца можно подчинить себе богатые московские земли. Поэтому они не прислушались к заявлению гонцов русского царя, разоблачавшего Гришку Отрепьева.

В Польше Лжедмитрий оказался у всех на виду. Получив поддержку в стремлении отвоевать царский престол у Вишневецких и Юрия Мнишека, решивших в войне против Российского государства поправить свои денежные дела, самозванец 5 марта 1604 года был принят королем Сигизмундом III и римским послом. Вскоре Лжедмитрий по их настоянию перешел в католичество, совершив тайно от всех необходимые обряды. 24 апреля 1604 года, в пасхальную ночь, он пишет верноподданническое послание Клименту VIII, испрашивая помощь для борьбы за московский престол, раболепно заверяя папу в своей покорности, в полной готовности усердно служить богу и Риму.

Суд инквизиторов католической церкви, заседавший в Риме, одобрил послание Лжедмитрия и посоветовал папе благосклонно ответить ему. 22 мая 1604 года Климент VIII отправил свою грамоту «любезному сыну и благородному синьору». В ней папа благословлял самозванца на подвиги и желал ему полного успеха в делах. Так Гришка Отрепьев получил поддержку могущественной силы в Речи Посполитой — католической церкви.

Но самую горячую поддержку самозванцу оказал ясновельможный пан Юрий Мнишек, человек честолюбивый и корыстолюбивый. В доме магната Отрепьев увлекся дочерью сандомирского воеводы Мариной. На официальное предложение Лжедмитрия выйти за него замуж Марина и ее отец согласились лишь после того, как самозванец выдал семейству магната вексель, в котором обязывался по восшествии па московский престол выплатить будущему тестю огромную денежную сумму — сто тысяч злотых и оплатить все его долги. Кроме того, самозванец поклялся наделить Марину обширными земельными угодьями в Русском государстве. Вскоре он пообещал Юрию Мнишеку отдать «в вечные времена» земли Смоленского и Северского княжеств.

Лжедмитрий I выдал векселя также польскому королю и папе римскому. Лишь после этого Сигизмунд III разрешил шляхтичам вступать в отряды самозванца. Начала формироваться армия вторжения.

Отрепьев ясно понимал, что продолжительный голод и начавшиеся народные волнения будут способствовать свержению Бориса Годунова. И несмотря на это, попытка силой оружия завладеть московским троном и царской шапкой Мономаха явно попахивала заведомо обреченной на провал авантюрой: наемников было слишком мало. Поэтому самозванец обратился за помощью к запорожцам и донским казакам, недовольным политикой царя Бориса. Лжедмитрий не скупился на обещания.