Гортанный смех. И снова насильно поцелуй.

Но вдруг оторвался и грубо швырнул меня на кровать.

- Фу. Воняешь вся этим Эмилем. Помойся и выброси эту уродскую одежду.

Сам ты урод.

Жадно потирала свою шею.

Ужасно пекло горло от боли.

- Я пойду подкреплюсь и вернусь. Не делай глупости. Все равно найду тебя и тогда уже точно сделаю своей собачкой.

Вышел наружу.

Щелкнул замок.

Десятый этаж.

Отличный замок.

Я осматривалась по сторонам в поисках спасения, но лишь унылая эклектика красоты «старого» стиля печально улыбалась моему приговору.

НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!

Со всей дури пнула ногой стул.

Перевернула маленький столик.

НЕНАВИЖУ!

Сгребла со стены картины.

НЕНАВИЖУ!

Дикие рыдания вырвались наружу.

Я визжала от боли и отчаяния.

Эмиль. Эмиль. Эмиль.

Милый мой Эмиль.

Я смотрела на растрощенные вещи, на разбитое стекло…

Мне жадно улыбалась ото всюду смерть.

Это мое спасение.

Мое… и его.

Так будет меньше боли.

Я не хочу быть глупой куклой.

Я не хочу быть ничьей… кроме…

Кроме Эмиля. Я готова отдать ему свою жизнь.

Только ему.

Жадно подхватила с пола осколок.

Огромный осколок, способный погубить меня. Освободить.

Свобода…

Это мой путь из клетки на волю.

Мое окошко.

Замок щелкнул.

Вернулся.

ВЕРНУЛСЯ.

Нужно что-то делать. Решиться. Решиться раз и навсегда.

Аккуратно сжимая стекло в руках, я поспешила в ванную.

Замок на защелочку.

Сердцечко в кулачок.

Любовушку в небушку.

В белые облачка на голубом покрывальце… На свободу…

Я залезла в ванную и жадно зажалась в углу.

Сделать шаг, крошечный шаг - и освободиться.

- Что ты там причитаешь? – не выдержал Ромул и закричал мне через дверь.

Дернулась на месте.

Воду, нужно включить воду. Шум. Шум.

«Пенка. Уточки. Водичка. Пенка. Уточки. Водичка», - словно ополоумевшая, я стала повторять слова за словами, не желая впускать больше в свою голову этого ублюдка.

Только так я освобожусь.

Только так.

«Пенка. Уточка. Водичка…»

Вода, рыдая, вырывалась из крана наружу, текла мне на руки, футболку, джинсы. Текла, смывая всю боль. Унося меня с собой.

Рука дрожит и сердце млеет.

Душа болит. Свободой веет.

Жадно сжав… до боли, до крови, до крика стекло в руках я… сорвалась.

Бешенные, сумасшедшие надрывные движения.

Кончик стекла мастерски рисовал на мне красные линии.

Кровь вырывалась наружу, из меня… и тут же, едва достигала кончиков руки, неумолимо срывалась вниз и растворялась в бурлящей воде.

Неожиданно дикий крик раздался за дверью.

- СУКА! ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?

Убьешь игрушку… ранишь Хозяина. А есть шанс и УБИТЬ.

Убить.

Убить.

С каждым повтором в голове этого зловонного слова, я насыщалась сладостью боли. Его боли. Он кричал в комнате, а я еще сильнее и сильнее разрезала себе вены.

Тошнота. Голова кругом. Боль в груди. И ДИКАЯ ЭЙФОРИЯ.

Вдруг раздался голос Эмиля. Перезвон его колокольчиков.

Я лечу на небо? Небо? Ты берешь меня к себе и даришь его музыку? Даришь мне перезвон…

В голове все терялось и мутнело.

Мой Эмиль.

Go ahead and soon come back,

Be yourself and do not forget.

That when you hit this world,

You’ll have no place to be burn.

Again and again.

Again and again.

Again and again. [1]

***

Я не мог понять, что происходит. Он лежал на полу, едва шевелясь. Мой старый друг и нынешний враг.

Враг, в руках кого сейчас вся моя жизнь.

Вся она.

Лежал на полу, едва дыша.

- Где она? ГДЕ ОНА? ГДЕ? РОМУЛ! УМОЛЯЮ? ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ?

- В ванной, - едва слышно прошептал Ромул.

Я толкнул дверь…

… дверь…

Это был первый раз. Истинный раз, когда я понял, что мир проваливается.

Я умираю.

Я бросился к ней, но ее бледное лицо смотрело на меня обликом смерти.

Кровь. Ее было так много. Всюду. Всюду.

Я пытался закрыть ее раны своей рукой, но кровь уже и не пыталась особо вырываться наружу.

Устала. Устала… Слишком устала…

Она не пыталась бороться за жизнь.

Эпилог

Я толкнул дверь…

Это был первый раз. Истинный раз, когда я понял, что мир проваливается.

Я умираю.

Я бросился к ней, но ее бледное лицо смотрело на меня обликом смерти.

Кровь. Ее было так много. Всюду. Всюду.

Я пытался закрыть ее раны своей рукой, но кровь уже и не пыталась особо вырываться наружу.

Устала. Устала… Слишком устала…

Она не пыталась бороться за жизнь.

- Пей, Габи, Габи. Милая, всего лишь глоток. Милая, один… умоляю… Габи.

Но она не шевелилась.

Сердце устало доколачивало прощальный вальс.