Отказ Кастро от намерения направить брата в Москву, вероятно, был признаком того, что он еще не был твердо уверен в советской помощи. Означало ли это, что кубинцы готовы обратиться к Китаю? В распоряжении Кремля имелась информация, что даже просоветски настроенный Рауль Кастро склонялся к обращению к китайцам по поводу поставки оружия национально-освободительному движению. Фидель в отличие от Рауля был революционером, а не коммунистом, а значит, еще менее склонен руководствоваться указаниями Москвы.

Угроза вероятного идеологического вызова со стороны Китая омрачала отношения с Кубой и снова напомнила Хрущеву, что он остается один на один с своим главным противником — США 16 июня КГБ получил документ, направленный представителем ЦРУ в НАТО администрации США, а 29 июня Председатель КГБ представил советскому лидеру очень тревожный доклад, составленный на основе имеющейся информации.

«В Центральном разведывательном управлении известно, что руководящие круги Пентагона убеждены в необходимости развязывания войны против Советского Союза „в кратчайшие сроки“.

Согласно данным, которыми располагает Пентагон, СССР в настоящее время не имеет достаточного количества ракет для уничтожения стратегических баз НАТО. Однако через некоторое время Советский Союз будет располагать такими ракетами в достаточном количестве. Сейчас Соединенные Штаты имеют возможность эффективно использовать свою бомбардировочную авиацию для уничтожения советских ракетных баз и других военных объектов. Но через некоторое время оборонная мощь СССР еще более увеличится, и эта возможность исчезнет. Существующее в настоящее время соотношение сил между США и СССР в военной области позволяет Соединенным Штатам рассчитывать в случае войны на успех. Через некоторое время положение изменится в пользу Советского Союза.

Исходя именно из этих предпосылок, руководящие круги Пентагона хотели бы развязать превентивную войну против Советского Союза»{39} (На документе помета — «Доложено лично тов Хрущеву Н. С. 29 июня 1960 г А. Шелепин»)

Глава КГБ докладывал Хрущеву и ЦК КПСС, что «предпримет меры для проверки этой информации». Были сделаны лишь три копии документа — для Хрущева, Шелепина, третья копия была уничтожена{40}. Тот факт, что практически одновременно Хрущев получил три тревожных сообщения, побудил его принять чрезвычайное решение о поддержке Кубы. Он чувствовал важность широкого дружественного жеста в сторону Кубы, такого, который бы заставил американцев и китайцев отнестись к нему с уважением 9 июля, выступая перед группой советских преподавателей, Хрущев впервые не исключил возможности распространения ядерного «зонтика» на Западное полушарие

«Не следует забывать, что теперь Соединенные Штаты не находятся на таком недосягаемом расстоянии от Советского Союза, как прежде. Образно говоря, в случае необходимости советские артиллеристы могут поддерживать кубинский народ, если агрессивные силы в Пентагоне осмелятся начать интервенцию против Кубы. Пусть в Пентагоне не забывают, что, как показали последние испытания, у нас имеются ракеты, способные попадать точно в заданный квадрат на расстоянии 13 тысяч километров. Это, если хотите, является предупреждением тем, кто хотел бы решить международные вопросы силой, а не разумом»{41} (Речь Н. С. Хрущева на съезде учителей 9 июля 1960 г «Учительская газета», 10 июля 1960 г)

Этим Хрущев хотел показать кубинцам и китайцам, что Москва является лидером социалистического лагеря и готова сделать все возможное для его защиты. В то же время Кремль предостерегал американцев от переоценки своих стратегических преимуществ.

Советское заявление не произвело желаемого впечатления на США, которые пока и не планировали немедленного вторжения на Кубу. 7 июля на заседании СНБ был поднят вопрос о возможности интервенции. Лео А. Хо, руководитель Отдела гражданской и военной мобилизации, предложил «США должны выступить с заявлением, что нарушена доктрина Монро, следовательно, нам необходимо вмешаться и восстановить положение». Однако президент Эйзенхауэр не был готов к использованию военной силы против Кастро. Он хотел заручиться поддержкой американского общественного мнения. США должны были убедить свою страну и мир, что Советский Союз намерен превратить Кубу в военную базу. Главный советник по СССР Чарльз Болен заверял президента, что Советы не настолько «глупы», чтобы решиться на такой шаг. Эйзенхауэр считал, что американский народ быстро меняет свое мнение в отношении применения силы. Надо лишь избавить от чувства вины тех, кто выступает за решительные действия{42}.

В Гаване заявление Хрущева не осталось незамеченным. Оно обрадовало кубинское руководство. Некоторые историки, однако, считали, что кубинцы были немного обескуражены, поскольку одни опасались признать свою зависимость от Советского Союза, а другие боялись слишком тесных связей с Москвой.

Через несколько дней после выступления Хрущева Рауль Кастро, находившийся с визитом в Чехословакии, проинформировал специально отправленного для встречи с ним в Прагу Н.С Леонова, что по поручению кубинского руководства он направляется в Москву для выражения «признательности Никите С. Хрущеву от имени Фиделя Кастро за поддержку Кубы». Рауль просил о встрече с советским лидером. Он хотел, чтобы визит носил официальный характер. Он опасался, что недруги на Кубе обвинят его в тайном визите в Москву. Это подорвало бы доверие к нему и революционеров, и консерваторов в Движении 26 июля. Хотя влияние последних значительно снизилось, все же они могли доставить некоторые неприятности. С другой стороны, не все революционеры были настроены промосковски. В частности, сторонники Че Гевары считали Москву слишком робкой в вопросах поддержки мировой революции{43}.

На следующий день Рауль послал своего помощника Луиса Маса Мартина в советское посольство для подготовки визита. Мае Мартин заявил, что Рауль Кастро хотел бы обсудить с Кремлем возможные ответные меры СССР в случае вторжения на Кубу. Кроме того, Раулю было необходимо выяснить, на какую помощь, помимо покупки кубинского сахара, может рассчитывать Гавана в случае экономической блокады. Мае Мартин повторил слова Фиделя, сказанные Алексееву: «У Кубы нет сырьевых ресурсов, и блокада приведет к краху экономики»{44}.

Помощник Рауля поднял также вопрос о сотрудничестве разведок. Кубинские силы безопасности еще только становились на ноги. Младший Кастро высоко ценил эффективность работы КГБ и служб безопасности стран-членов социалистического блока и хотел, чтобы для подготовки руководящего состава кубинских спецслужб Москва направила в Гавану специалистов по разведке и контрразведке{45}. В Советский Союз Рауля Кастро сопровождал шеф службы безопасности Кубы Рамиро Вальдес.

Советское руководство быстро подготовило визит Рауля. 14 июля резидент КГБ в Праге в телеграмме в Москву просил о визите. На следующий день Борис Пономарев, руководитель Секретариата ЦК КПСС, представил на одобрение Хрущева дату визита 17 июля и его программу. Пономарев со своей стороны стремился придать визиту статус официального государственного приема. Обычно посещение Москвы членом зарубежной компартии оформлялось иным образом с точки зрения протокола, в частности, по приезде его встречали высшие партийные руководители. Как писал Пономарев в записке в Президиум ЦК 15 июля, «учитывая, что членство Рауля Кастро в НСП не афишируется и в делегации могут быть некоммунисты, не должно быть никаких официальных встреч с лидерами КПСС». В биографической справке на Рауля Кастро для узкого круга членов ЦК подчеркивалось, что «многие из его ближайшего окружения являются членами НСП», но о его партийной принадлежности не было сказано ни слова{46}.

Пономарев хотел в начале визита разъяснить Раулю и Кастро советскую позицию по отношению к Китаю. «Учитывая, что у Рауля Кастро сложилось неправильное мнение о КНР, рекомендуется до его встречи с Н.С.Хрущевым обсудить результаты Бухарестской встречи и ознакомить его с отчетом ЦК от 21 июля»{47}. В день приезда Рауля Кремль одобрил все рекомендации Пономарева Рауль первым из братьев Кастро встретился с Хрущевым.