Полковник предостерегающе коснулся его руки.

Хорст круто обернулся. — Разве это неправда? Вы, американцы, наши единственные надежные союзники. С вашей помощью мы осуществим наш план.

Луэлла во всеоружии своих женских чар грациозной походкой подошла к нему.

— Если это не слишком секретно, могу я спросить, в чем состоит ваш план, поскольку он затрагивает мой план?

Явно не сознавая, насколько хмель ослабил в нем самоконтроль, Хорст наклонился, почти касаясь лицом ее лица.

— Это не секрет. Об этом заявляют наши представители. Об этом можно прочесть в газетах. Об этом говорит боннское радио.

— И вы мне об этом говорите! Приехав сюда в этот раз, наслушавшись вашего радио, начитавшись ваших газет, я задала себе вопрос: «Когда же начнется война?»

Теперь улыбалась одна Луэлла. Мать, отбросив все светские приличия, прислонилась к Стивену, на их лицах Джой прочла тревогу. Их страх — если то был страх — передался ей. Она обернулась к Гансу, но он избегал ее взгляда. Берта, склонившись к плечу отца, что-то шептала ему на ухо. И в их глазах появилась настороженность, как это бывает, когда предчувствуешь беду.

Безуспешно пытался полковник Кэри что-то сказать Хорсту. Хорст был уже в другом конце комнаты. Он стоял, широко расставив ноги и глядя в упор на Тео.

— Капитан расскажет вам, что он услышал в тот день, когда мы с ним впервые встретились.

Тео вяло взглянул на него.

— Я уже говорил ей.

— Но, возможно, вам, капитан, неизвестно, что то был один из счастливейших дней моей жизни.

— Вот как! — вежливо сказал Тео.

— Именно так! — И Хорст очутился посреди комнаты, подхваченный волной опьянения и красноречия. — Нет, подумайте только! В тот день две тысячи немцев, рассеянных по всем уголкам мира со времени отвратительного нюрнбергского судилища, снова были призваны в строй! — Покачиваясь, он переводил взгляд с одного на другого. — Подумайте только, что это значит! Две тысячи эсэсовцев вернулись в свои старые казармы и стали в строй, как и двадцать лет назад, когда мы маршем прошли по Австрии, Чехословакии, Польше, Голландии, Бельгии, Франции, Норвегии, России, и завтра тем же строем пройдем маршем по всему миру!

Вся напрягшись, Джой впилась в него взглядом, и каждое его слово звучало, как ключ к разгадке той головоломки, какой была для нее Германия.

— Мы символ возрождения Германии. Подумайте, что значил тот день для меня, меня, с которым вы обращались, как с преступником! Длявсех нас, для тех, кто со дня Нюрнбергского процесса, все эти тринадцать лет, должен был страдать не только от приговора неправедного суда, но и от нескончаемых поношений, не имея права поднять голос в защиту чести живых и мертвых героев! Но мы отомстим за них!

Он поднял бокал и, обращаясь к портрету Карла, щелкнул каблуками и выпил вино.

Мать поникла головой. И взгляды Джой и Стивена встретились.

Хорст повернулся к Луэлле, которая, ничуть не растроганная его излияниями, сидела на подлокотнике дивана, покачивая остроносой туфелькой.

— Вы что же, хотите, чтобы я оставил неотомщенным убийство брата под Сталинградом?

Она пожала плечами.

— Я бы хотела сначала узнать, а что он делал в чужой стране? — Она насмешливо посмотрела на Хорста. — Знаете ли, я бы на вашем месте еще и еще раз подумала. Взбучка, которую вы получили в этой небольшой потасовке, должна была вас кое-чему научить.

— Нас предали! — вставил Хорст, в глазах его сверкнула ненависть. Он перевел взгляд с Луэллы на полковника. — И вы и англичане поняли это слишком поздно. В следующий раз вы не ошибетесь, вы будете с нами.

— Разрешите сказать вам по секрету, — прошептала Луэлла, — мы готовимся предать вас.

— Тогда мы своими силами сотрем варваров с лица земли.

Взяв Хорста под руку, Луэлла подвела его к окну, которое выходило в сад, залитый лунным светом. Она указала на луну, запутавшуюся в ветвях липы. — Скажите это человеку на Луне, полковник! Вы видите? Он только что помахал нам оттуда серпом и молотом.

Хорст отпрянул от нее.

— Вы думаете, нам их не разбить?

— Если вы не могли разбить их в прошлую войну, располагая ресурсами всей Европы, как же вы можете это сделать в одиночку?

— Для нас нет ничего невозможного! Разве вы не слышали о германском «чуде»? Мы, немцы, без посторонней помощи, своим гением возродили нацию, чтобы вновь стать величайшей державой в Европе…

Подняв руку, Луэлла прервала его.

— Прошу вас без рекламы! Или я буду вынуждена рассказать, во что обходится, по подсчетам моего отца, американским налогоплательщикам это самое возрождение без посторонней помощи.

Берта коснулась руки Луэллы:

— Прошу вас, у моего отца повышенное давление.

Луэлла удивленно посмотрела на Берту, а затем перевела взгляд на ее отца.

— Да неужели? Тогда ему не следует глотать столько коньяку, а не то его скоро хватит удар. Вы бы сказали ему.

Разделавшись с Бертой, она снова повернулась к Хорсту и начала с того, на чем ее прервали.

— С вами, вояками, просто беда! Вы упиваетесь собственной пропагандой. У меня такое представление, будто вы и полковник Кэри всерьез думаете, что вы правите миром.

— Вместе мы будем править миром! — крикнул Хорст. — Вместе мы будем решать не только судьбы Европы, но и судьбы всего мира. Когда мы восстановим свою военную мощь, уж тогда-то мы поговорим на чистом немецком языке и с англичанами, которых мы уже потеснили как великую европейскую державу; поговорим и с разложившимися французиками, которые хотят изолировать нас от руководства НАТО со своим пресловутым директоратом трех держав.

Онемев от страха, Джой наблюдала за разыгравшейся перед ней сценой, и где-то в мозгу отстукивал метроном такт марширующих сапог.

Не обращая внимания на то, что полковник Кэри едва сдерживал свой гнев, Луэлла весело спросила:

— А какова ваша функция в этой затее?

— Если бы вы, миссис Дейборн, следили внимательнее за прессой, вам было бы известно, что полковник фон Мюллер лишь повторяет то, что в последние годы является политикой американского командования.

— То-то посмеялся бы мой отец! Он считает, что вся беда наших военных в том, что они вообще ничего не читают, кроме собственных рапортов. Он даже начинает сомневаться, умеют ли они вообще читать!

У полковника Кэри дрожала рука, когда он наливал двойную порцию виски.

— Боюсь, что вопрос о безопасности Европы вне вашей компетенции, миссис Дейборн. Вот уже десять лет я нахожусь здесь, и…

Луэлла не дождалась, когда он окончит предложение.

— Отец считает, что в этом-то вся и беда. Вы, друзья, слишком засиделись за границей. Вы потеряли связь с родиной. Вы не знаете, что думает народ.

— Не имеет значения, что думает народ. Равно как и политические деятели.

Луэлла весело рассмеялась.

— О, вам нужно обязательно познакомиться с моим родителем! Вы безупречный клинический экземпляр мании величия. А теперь скажите, кто отозвал генерала Макартура из Кореи?

— Генерал Эйзенхауэр, — отрезал он.

— О нет! Президент Эйзенхауэр. А кто пригласил мистера Хрущева в Соединенные Штаты?

— Мы считаем это предательством! — вставил Хорст, прежде чем полковник Кэри успел ответить.

— Вы так считаете? Возможно! Но американский народ думает иначе. Вся беда в том, что вы, друзья, завязли в эпохе, предшествующей Д. Л.

Берта, с возрастающей яростью следившая за дискуссией, суть которой она докладывала отцу, спросила:

— Что означает Д. Л.?

— До Лунника.

Хорст вышел из себя:

— И вы воображаете, мы позволим, чтобы подобная чепуха помешала возрождению Германии? Нас предали в сорок пятом, но сейчас мы опять на коне. Германия уже сильна. Через год мы будем еще сильнее. И тогда мы начнем с воссоединения Германии. Вернем советскую зону, затем Эльзас-Лотарингию, Швейцарию, Австрию, Венгрию, Чехословакию, Польшу — короче говоря, всю Восточную Европу вплоть до Урала и на западе до Ирландского моря.