- Я не говорил вам еще, что собираюсь включить две ваши модели в показ осенних мод? - спросил Бертье.
- Нет. - Волна бурной радости захлестнула ее. - А какие?
- Прежде всего, шелковый костюм для вечерних приемов с юбкой в стиле «саронг». Он будет хорошо смотреться в дымчато-сером варианте.
Ее рыжевато-каштановые брови сошлись к переносице.
- В сером?
- Фиолетовый не подходит.
В тот же миг вся ее радость улетучилась, она раздраженно закинула ногу на ногу, прошуршав черными оборками нижней юбки.
- Это не фиолетовый, а цвет аметиста, в точности повторяющий цвет драгоценного камня. - Она была полна решимости отстаивать свой вариант, так как собиралась предложить этот костюм выполнить еще в цветах рубина, изумруда и сапфира.
- Женщинам, как правило, больше идет серый, чем фиолетовый. Костюм будет показан в дымчато-сером варианте. И, конечно, в черном.
Разумеется, в черном, подумала Джоанна с тоской. Она знала, что все равно будет переживать. У нее было такое чувство, словно она отдает своего единственного ребенка цыганам.
- А еще какая модель вам понравилась?
Вообще- то для Джоанны придержать свой язык было равносильно тому, чтобы перестать дышать, но в тот момент ей хватило ума сообразить, что, ступив с Бертье в полемику по поводу выставочной коллекции, которая в конце концов будет носить его имя, она совершила бы роковую ошибку.
«Терпение», - повторяла она себе вот уже неизвестно в который раз за последние месяцы.
- Вечернее бархатное платье с отделкой золотым шнуром.
- О, одно из самых моих любимых!
После того как он столь жестко обошелся с ее костюмом для вечерних приемов, Джоанне едва верилось, что он мог выбрать из всего сделанного ею самую яркую и привлекательную модель.
- Удивительно, что оно вам понравилось, - призналась она.
- Из-за покроя, демонстрирующего, как на витрине, изгибы женского тела, - усмехнулся он.
- Ну да, именно поэтому. Хотя я знаю, что вы отдаете предпочтение моделям для худощавых женских фигур.
Отстраненным взглядом Бертье разглядывал плавные женские линии, подчеркнутые ее золотым платьем.
- Нисколько не отказываясь от своего утверждения, что мужья предпочитают видеть своих жен одетыми как леди, я могу допустить, что в одном вы абсолютно правы, дорогая.
Он заговорил тише, голосом низким и доверительным. Взглядом он ласкал ее грудь, соски которой набухли в маленьких чашечках платья и причиняли ей боль, упираясь в жесткую золотую парчу.
Джоанна сглотнула комок в горле.
- Что вы хотите сказать?
- Хочу сказать, что мужчине надоедают элегантные худощавые женщины. - В его немигающем взгляде горел откровенный огонь желания.
Любая женщина погибнет под таким взглядом, подумала Джоанна. А этот человек и пальцем не шевельнет, чтобы прийти на помощь. Но от этой мысли, которая должна была бы предостеречь ее, она почему-то еще больше захотела этого страстного и к тому же талантливого мужчину.
В разговоре все чаще возникали паузы. Они сидели так близко на красной банкетке, что их бедра соприкасались, а взгляды, которыми они обменивались, становились все более долгими, более жаркими.
И когда Джоанна предложила пойти к ней и выпить завершающий вечер бокал, она всего лишь следовала внутреннему велению сердца, стремившегося к естественному исходу.
Наша любовная близость, говорила она себе, когда они стояли бок о бок в медленно ползущем лифте, была предрешена заранее. При той целеустремленности, позволившей ей почти осуществить свою мечту к двадцати четырем годам - а это ведь не такой большой возраст, - могла ли она не верить, что сама судьба соединяет ее с Полем Бертье? Во всех смыслах.
Лифт наконец дополз до ее этажа. Богато украшенная латунью дверь открылась. Они вошли в холл. Раздувавшаяся на ходу юбка колыхалась вокруг ее ног.
Когда Джоанна попыталась открыть дверь своей квартиры, ключ упрямо застрял в замке. Она энергично покрутила его, но напрасно.
- Позволь мне.
Бертье забрал у нее ключ. Она с облегчением вздохнула.
Дверь распахнулась как по волшебству.
- Что будешь пить? - Перенервничав, Джоанна внезапно почувствовала, что весь арсенал ее женской соблазнительности таинственным образом улетучился. - Вино? Коньяк? Кофе?
- Лучше коньяк.
- Сейчас. - Стоимость коньяка значительно превышала ее финансовые возможности, но в тот день она разорилась на бутылку дорогого «Реми Мартэн». И не зря.
Она разлила темный напиток в два пузатых бокала и протянула один Полю. Его пальцы, обвившие бокал, были длинными и красивой формы. Она представила, как эти пальцы ласкают ее тело, и острое желание пронзило ее.
Пока они пили, их окутало сгустившееся до физического ощущения молчание. Бертье первым нарушил его. Он поставил бокал на стол, взял из ее онемевших пальцев второй и поставил рядом со своим. Потом повернулся к ней.
- Ты очень красивая, Джоанна Лейк. - Он провел пальцами по ее шее. - И такая талантливая.
Как она надеялась, как жаждала услышать именно эти слова!
- Ты действительно так думаешь? - прошептала она.
- Разумеется.
От желания у нее путались мысли, а его голос еще больше возбуждал ее. Теплые, сильные, нежные ладони держали ее голову. Его улыбка согревала ей сердце. Казалось, его тепло через пальцы волнообразными приливами серебряного света проникает ей в кровь, заполняет все ее существо, устремляясь с током крови к ногам.
Губами он разомкнул ее губы в разрушительном долгом и глубоком поцелуе, от которого она опьянела. Все тело горело и лихорадило. Ей захотелось раствориться в нем, ощутить рядом со своим его обнаженное тело, погрузиться в запах его плоти. Никогда Джоанна не испытывала подобного. Она прижалась к нему и почувствовала упругую выпуклость. Ей захотелось впустить его глубоко в себя.
Он отстранил голову и смотрел на нее с непостижимым выражением так долго, что у нее замерло сердце. Когда он наконец протянул ей руку, она ухватилась за нее, позволив ему удержать себя на ногах.
Неторопливо он расстегнул молнию ее платья. Оно упало на пол к ее ногам черно-золотой грудой, и Джоанна переступила через него. На ней оставались отделанная кружевами золотистого атласа грация и длинные золотые чулки. Когда он повлек ее в спальню, она безвольно прильнула к нему, готовая идти с ним куда угодно.
Джоанна не заметила, каким образом с нее исчезло белье - его просто не стало, как по волшебству. Не заметила она также, каким таинственным образом исчезла одежда с Бертье. Он стоял рядом с постелью, откровенно возбужденный. Старинные пружины закряхтели, когда он лег рядом с ней.
- Какая ты чувственная, моя кокоточка. - Он обвел пальцами ее болезненно набухшие соски. - Какая страстная. - Языком он прикоснулся к ее горевшей плоти.
Он гладил, целовал ее всю с головы до пят - ее шею, грудь, живот, бедра, ложбинку внизу спины, даже пальцы ног.
Он открывал все ее потаенные женские местечки, постоянно шепча что-то ласково-зазывное по-французски, вызывая у нее чувственную дрожь.
Это было мучением, сладким мучением вперемежку с наслаждением. Захватывающие, лихорадочные, освобождающие ощущения все нарастали. Тело Джоанны словно полыхало розовым светом.
- Пожалуйста, - умоляла она, неистово вожделея его. - Невыносимо… хочу… - Она не могла больше ждать.
Но, сохраняя выдержку, он только посмеивался, лишая ее последних проявлений воли.
А потом он взял ее. Волна страсти, бешеная, словно предгрозовой ураган, обрушилась на нее. Джоанна прижалась к нему, полностью отдаваясь ритму движений.
Бертье выгнул спину в длительной завершающей фазе, каждой влажной мышцей отзываясь на пронзительное чувство облегчения. Тело Джоанны окатило изнутри жаркой волной, и эхом вторил ей первобытный крик Поля. Из пламени их страсти будто возникла шаровая молния, ослепившая их на время.
Навсегда, думала она, лежа в надежном кольце его сильных рук. Губы ее тронула таинственная женская улыбка. Вот и осуществилось счастливо последнее из тех желаний, что составляли ее жизненные планы. Исполнилось все, о чем она так долго мечтала. Отныне Бертье и она связаны неразрывно - творчеством, душами и телами. Навсегда.