Дейзи терпеливо сносила тряску, пока я мчалась по направлению к коттеджу, то и дело натыкаясь на кусты и проваливаясь в ямки на поле. Я надеялась, что Освальд или Уинни окажутся дома.

— Помогите! — закричала я, пытаясь открыть калитку. — Помогите!

Распахнув дверь, Освальд поспешил мне навстречу.

— Освальд, она ранена! Сделай что-нибудь, пожалуйста!

Я заплакала, только когда Освальд принял Дейзи из моих рук и понес в дом.

— Успокойся. Это просто порез: Я справлюсь с ним. — Отодвинув книги и газеты в угол длинного стола, Освальд положил на него собаку. Потом указал на свой «командный пост» и велел: — Принеси мою сумку.

Возле металлического письменного стола стоял черный кожаный портфель, на котором виднелось тиснение — инициалы «ОКГ». Я передала его Освальду.

Когда он принялся ощупывать рану, Дейзи тихо взвыла.

— Это плохо, — заметил Освальд взволнованно, — но не страшно.

— Что ты имеешь в виду?

— Это ровный порез. Колючая проволока или гвоздь сделали бы края раны рваными. Сейчас я промою ее и зашью. Здесь нам может угрожать только инфекция.

Он попросил меня принести ему из ванной бритву и полотенце. Схватив толстое белое полотенце, я подошла к шкафчику и, отодвинув в сторону бутылочки со швейцарской косметикой, обнаружила кружку, в которой стояли одноразовые бритвенные станки. Я помчалась назад к Освальду, который уже наполнил миску теплой мыльной водой.

— Мне нужно, чтобы ты крепко держала ее, — сказал он.

Смотреть, что он вытворяет с Дейзи, было невыносимо. Поэтому, удерживая собаку, я стала разглядывать комнату. Мебель уже переставили; помещение сияло чистотой, а на столике у стены красовались свежие цветы.

— Ты позволяешь ей вертеться, — сделал мне замечание Освальд.

Обхватив Дейзи покрепче, я уткнулась лицом в ее мохнатую спину.

— Откуда ты взял эту странную мебель? — спросила я, чтобы отвлечься.

— Купил на аукционе. Аукционист намекнул, что в этот лот входит интересная антикварная мебель из американской провинции. И вот что я получил.

— Ой. Она похожа на мою старую мебель.

— Я почти закончил, — сказал Освальд, а через несколько минут добавил: — Вот и все.

Я взглянула на Дейзи. Теперь на ее груди появился лысый участок, а рана была зашита маленькими черными стежками.

— Выглядит ужасно.

— Ужасно? Да это лучшая пластическая операция, которой когда-либо подвергалась собака! А еще я подтянул ей кожу вокруг глаз, и, когда опухоль спадет, она снова будет выглядеть как щенок.

Я облегченно рассмеялась.

— Почему ты занимаешься этим?

— Чем?

— Пластической хирургией.

Освальд пожал плечами.

— У меня неплохо получается. Я же говорил тебе, что у меня хорошо развиты двигательные реакции мелких мышц. Но кажется, я догадываюсь, ты считаешь эту профессию декадентской и претенциозной.

— Такого я не говорила.

— Да тебе и говорить не надо было, — добавил Освальд, натужно улыбнувшись.

— Моя мать Регина сделала кучу пластических операций. Ее лицо похоже на маску.

— Некоторые люди с большим удовольствием носят маску, чем показывают окружающим свое лицо, — заметил Освальд, направляясь в ванную, чтобы вымыть руки.

Услышав журчание воды, я посмотрела на себя. Моя блузка была испачкана ярко-красной кровью, но впервые с тех пор, как я заразилась, это зрелище не породило во мне никаких желаний. Подойдя к кухонной мойке, я губкой размазала мыло по ткани, чтобы пятно не застарело, а потом вымыла руки.

Освальд вернулся в комнату с влажным полотенцем и начал вытирать кровь и грязь с моего лица с той же щемящей нежностью, какую демонстрировал в моем горячечном сне. Что же со мной такое? Почему я не могу испытывать такие чувства к Иэну?

— Милагро, — снова заговорил он. — Легко презирать пластическую хирургию, когда ты красива от природы.

— Тут и речи нет о моральных оценках, — сказала я, с осторожностью отнесясь к его комплименту. Я знала, что его идеал — Уинни. — Мне необязательно защищаться перед тобой, доказывая свою правоту.

— Нет, необязательно. А я не должен защищать перед тобой свою профессию, скажу только, что тщеславие тут ни при чем. Это возможность сделать так, чтобы люди не чувствовали себя изгоями и уродами. Чтобы они смогли вписаться в общество. Да, я делаю операции избалованным женщинам, у которых больше денег, чем здравого смысла, но эти доходы позволяют мне помогать людям, пострадавшим во время пожаров, несчастных случаев или войн; тем, у кого врожденные проблемы.

Я собиралась было высказаться по поводу деспотизма средств массовой информации, которые установили бессмысленный и нереальный стандарт красоты, но тут до нас донеслось отчетливое «кхе».

Стоя на пороге, на нас смотрела Уинни.

— Привет, Уинни, — выпалил Освальд. — С Дейзи случилась беда, и Милагро принесла ее сюда.

Собаки поблизости не было, и Уинни тяжело вздохнула. Она выглядела неважно, лицо ее приобрело желтоватый оттенок.

— Дейзи! — позвала я, и собака примчалась в дом, стуча грязными лапами.

При виде животного выражение лица Уинни изменилось.

— Бедняжка Дейзи! Что с тобой случилось?

— Не знаю. Это был ровный порез, так что она, видимо, напоролась на что-то очень острое, — объяснил Освальд. — Дейзи будет в полном порядке.

Он подошел к письменному столу и взял янтарно-желтый пузырек с каким-то лекарством. Отсчитав несколько таблеток, Освальд ссыпал их в маленький конвертик цвета манильской пеньки.

— Это антибиотики. Давай их ей два раза в день — утром и на ночь.

— Хорошо, — ответила я, взяв у Освальда конвертик. — Увидимся позже, Уин.

Когда я выходила из хижины, Дейзи уже носилась по огороду за какой-то птицей.

— Пока рана не заживет, на нее не должна попадать грязь.

— Спасибо, что помог собаке, — пробормотала я и повела Дейзи к дому.

Ополоснув ее лапы водой из шланга, я отвела собаку в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Дейзи как ни в чем не бывало развалилась на кровати.

Я приняла душ, надела симпатичные капри цвета морской волны и облегающий топ, наложила макияж и, накрасив ногти на ногах перламутровым розовым лаком, обулась в «леопардовые» шлепки. Потом разделила волосы на косой пробор и уложила их так, чтобы они были гладкими и прямыми. Взглянув в зеркало, я заметила, что мои грудь и бедра снова приобрели округлую форму и стали пышнее.

— С возвращением, девочки мои, — поприветствовала их я. — С вами веселее.

Глава двадцать седьмая

Не нужен нам берег турецкий

Иэн и Корнелия явились к коктейлям. Когда на землю спустились сумерки, а пустые бокалы наполнились напитками, все мы погрузились в espiritu de los сосteles, за исключением Уинни, которая едва пригубила свою порцию. В бледно-желтом облегающем платье из шелка-сырца она походила на анемичного ангела. На этом фоне мой наряд выглядел невероятно безвкусно.

Корнелия продолжала демонстрировать Сэму свои нежные чувства, а вот Иэн подсел не ко мне, а к Эдне.

Глядя на меня, он заявил госпоже Грант:

— Милагро напоминает мне вас.

Закатив свои великолепные глаза, Эдна уточнила:

— Вы хотите оскорбить меня или сделать комплимент ей?

Иэн рассмеялся.

— А может быть, он оскорбляет меня и делает комплимент вам, — предположила я.

— Ужасная девчонка, — с улыбкой сказала Эдна.

— Я тоже так думаю. Я хотел бы забрать ее с собой после ужина, если вы, конечно, не против.

— Я ведь не ее мать Регина, — ответила Эдна.

— Ну спасибо, я уже взрослая и могу сама принимать решения, — проговорила я.

— И очень часто эти решения бывают ужасными, — высказался Освальд. Взглянув на Иэна, он холодно улыбнулся.

Я сдержалась только ради Уинни.

Еще до нашего отъезда Эрни принес в дом бутылку бараньей крови. Я сидела в углу, а Уинни устроилась на подлокотнике моего кресла. Я глотнула напитка, замутненного бараньими соками. Глубокий и едкий вкус — ничего похожего на всю ту кровь, которую я пробовала раньше. Напиток вызвал у меня отвращение, и я отставила бокал.